Хайбер расположила руки Афенглу ладонями вверх, а свои легонько поместила на них, ладонями вниз.

— Смотри на меня, Афенглу. Смотри в мои глаза и не отводи взгляда.

— Ненавижу это, — произнесла в ответ Афен.

— Продолжай на меня смотреть. Думая о видении. Любой части этого видения. Не думай ни о чем другом, кроме этого. Расслабь свой разум и скользи от одного изображения к другому. Продолжай вспоминать. Смотри на меня. Смотри на меня.

Афен повиновалась, чувствуя первые признаки ожидаемого вторжения, какое–то покалывание, которое началось в руках и медленно поднималось до плеч, потом по шее и, наконец, в голове. Она заставила себя не шевелиться, не реагировать, просто вытерпеть, чтобы произошла эта передача. Присутствие Ард Рис в ней угадывалось безошибочно, ощущение ее перемещения по ее разуму, касания то тут, то там. Афенглу хотелось закричать, выкинуть ее, прекратить происходящее и стереть память так же, как волны прилива стирают следы на песчаном пляже.

Но она не могла этого сделать. Она дала слово. Она должна держаться.

А затем, без предупреждения, все закончилось. Присутствие Ард Рис исчезло, вторжение прекратилось, и ее разум и тело снова стали ее. Она почувствовала, как руки Хайбер поднялись и обняли ее за плечи.

— Ты проявила храбрость, — прошептала Ард Рис и поцеловала ее в щеку.

Афенглу закрыла глаза и медленно покачала головой:

— Только никогда не просите меня сделать это снова.

Ответа не было. Когда она открыла глаза, Хайбер Элессдил уже ушла.

Повсюду тени. Темнота вокруг.

Драст Чажал осторожно пробирался по мраку коридора, направляясь к покоям Эдинжи Орл, уже сомневаясь в мудрости своего решения нанести ей визит подобным образом. Он хотел поговорить с ней наедине, чтобы никто не смог подслушать их разговор. Он знал, что нет никакой надежды убедить ее прийти к нему, поэтому решил набраться смелости и напроситься на визит к ней. К его удивлению, она без каких–либо колебаний согласилась.

Однако, она захотела, чтобы он пришел после наступления темноты, когда его не увидят, а она будет уверена в его намерениях.

Она никогда не сможет быть в этом уверена, подумал он, но восхищался тем, что Эдинжа в это верила. Однако он тоже рисковал, придя к ней один, когда оказывался наиболее уязвимым к тому, что она могла с ним сделать, если бы захотела навредить. Поэтому, когда он согласился на ее условия, он случайно упомянул, что скажет Стуну и другим своим слугам, чтобы они не сопровождали его — просто для того, чтобы дать ей понять, что кое–кто будет знать, куда он направляется, уменьшая ее шансы на то, чтобы попытаться сделать что–то нелицеприятное.

И он оказался полностью без защиты. Такого никогда не было.

Однако эта темнота раздражала его и затрудняла маневренность, и он удивлялся, как же она могла существовать в такой темноте. Он продвигался вдоль стены, вспоминая расстояние от входа до первой двери, вытянув одну руку перед собой, чтобы узнать, когда до нее доберется.

И тем не менее оказался не настолько готовым, как надеялся, ударившись рукой и оцарапав суставы пальцев о железные петли. Произнеся вполголоса проклятия, он нащупал ручку, схватился за нее и повернул против часовой стрелки, наполовину ожидая, что дверь будет заперта.

Однако замок щелкнул и дверь плавно открылась. За ней огромная прихожая освещалась единственным бездымным факелом, одним из тех, которыми так любили пользоваться обладатели магии. Талант Эдинжы был легендарным; она намного превосходила кого–либо еще в Аришейге. Из–за этого она могла оказаться изолированной на политической арене, учитывая весьма ограниченную терпимость в нынешней Федерации к любому применению магии; однако ее семья была древней, уважаемой, к которой относились с опаской. Никто в здравом уме — включая и его самого — не хотел рисковать оказаться врагом семьи Орл. Так что до сих пор он не обращал внимания на ее увлечение магией и был весьма осторожен, чтобы поддерживать с ней хорошие отношения.

Такое положение продолжалось до тех пор, пока он не занял должность Премьер—Министра. Теперь он совсем не был уверен в том, как она к этому отнесется и что намеревалась с ним сделать.

Он пересек прихожую до следующей двери, эта была поменьше и не такая неприступная. Возможно, так казалось из–за освещения. Он остановился и тихо постучал.

— Входи, — услышал он ее голос изнутри.

Драст Чажал открыл дверь и оказался в комнате, задрапированной шелками, застеленной коврами, с разбросанными подушками. Она выглядела скорее борделем, а не приемной, но он быстро отбросил эту мысль. Повсюду горели свечи, а воздух был наполнен ладаном. Он попытался не вдыхать его, но ничего не мог с этим поделать.

В дальней части комнаты на диване лежала Эдинжа. Она была одета в плащ с капюшоном, хотя даже при свечах были заметны ее прекрасные, нежные черты лица. На ногах у нее были шелковые тапочки, а в длинные серебристые волосы были вплетены ленты. Кольца, украшавшие ее пальцы, сверкали вспышками серебра и золота. Ее темная кожа тоже светилась, что предполагало наличие какого–то внутреннего света. Она была прекрасна, хотя он никогда не смотрел на нее под таким углом, только признавал то, что говорили и думали другие. Она жила одна, незамужняя и без партнера. Говорили, что время от времени она заводит любовников, однако никто, казалось, не знал, кто они такие и кем являлись. Но, по крайней мере, для него это не имело значения.

Единственный ее верный спутник растянулся в нескольких ярдах около задней стены. Чинла, гладкая и мускулистая, была болотной кошкой средних размеров, но поразительной внешности. Ее странная красновато–золотая раскраска была изысканной редкостью. Как и все болотные коты, она обладала способностью появляться и исчезать по своему желанию, иногда почти без какого–либо заметного движения. Время от времени она сопровождала свою хозяйку за пределами ее покоев, иногда даже оказываясь в палатах Коалиционного Совета, но в основном держалась подальше от чужих глаз. Сам Драст видел эту большую кошку только раз.

Ходили слухи об отношениях между Эдинжей и Чинлой, однако это были слухи, которые часто возникали, как злостные сплетни, и не имели под собой никакой почвы. И все–таки было что–то тревожащее в зеленых глазах болотной кошки, когда она изучала Драста. Он лишь на мгновение выдержал этот взгляд, а потом отвернулся.

— Добрый вечер, Премьер—Министр, — приветствовала Эдинжа, указывая на кресло рядом с тем местом, где она отдыхала.

— И вам добрый вечер, министр Орл, — ответил Драст. Он подошел к указанному креслу и сел в него. — Я ценю, что вы предоставили мне эту возможность поговорить с вами наедине.

— А я, что вы пожелали прийти ко мне в мои покои, чтобы эту встречу можно было провести незаметно.

Он улыбнулся:

— Я польщен тем, что мне позволили оказаться в таком приватном месте.

— Должно быть, трудно найти время для таких встреч в эти дни, — ответила она, легко отмахнувшись худенькой ручкой от его комплимента. — Учитывая загрузку вашей новой должности.

Он решил воспользоваться этим предлогом:

— Позвольте мне сказать кое–что прямо по этой теме. Я полностью сознаю, что вы хотели занять место Премьер—Министра и что вы не особенно счастливы, что его занял я. Я не стремился к этому и, наверное, должен был отказаться, когда мне его предложили. Это казалось невозможным, учитывая какие шансы были у вас и командующего Ародиана. Я принял это, как средство избежать дальнейших конфликтов, а не для того, чтобы потешить свое собственное самолюбие. Можете мне не верить, но это так. Я знаю, что вы более квалифицированы, чтобы быть Премьер—Министром, чем я. Как и Ародиан, раз уж на то пошло. Я сказал это во всеуслышание. И здесь я именно по этой самой причине. Я не могу выполнять обязанности на этом посту без вашей помощи.

— Разве? — Она произнесла это так, будто ей было трудно в это поверить. — Вы считаете себя неполноценным? Вы полагаете, что без моих скромных способностей не сможете ориентироваться в коварных водах?