— Я тоже так думаю. Другие расы будут держаться в стороне от всей этой заварушки, как они делали подобное не раз. Если дворфов убедят остаться в стороне, то гномы и тролли поступят точно так же. Федерация получит то преимущество, к которому стремится.

Она отступила и внимательно посмотрела на дядю:

— Зачем ты все это мне рассказываешь? Какое отношение к этому имеет мой статус друида?

— А вот какое. Как внучка Короля, а также эльф и друид, ты занимаешь уникальное положение в эльфийский иерархии. Несмотря на то, что некоторым ты не нравишься, ты по–прежнему вызываешь уважение. Я хотел бы, чтобы ты подумала над тем, как этим воспользоваться. Возвращайся к нам и стань тем лидером, в котором мы нуждаемся.

— Мой дедушка — Король, а его сын Фэдон наследует ему. Поскольку у Фэдона нет детей, то ты будешь следующим в очереди на трон. А потом есть и другие, которые будут предпочтительнее меня.

Эллич покачал головой, выгнув брови дугой:

— Мой брат слаб. Мой племянник будет опасным и глупым выбором, а я буду еще хуже. У всех остальных нет твоих навыков и подготовки. Ты именно та, кто возглавит эльфов.

— Это опасные разговоры, Эллич. Вряд ли ты захочешь повторить свои слова кому–то еще.

— Я не утверждаю, что ты должна занять трон, Афен. Но как член семьи Элессдилов, ты можешь помочь, поделившись магией, которая по праву принадлежит нам.

Лишь на секунду ей показалось, что он раскрыл ее тайну и говорил о пропавших Эльфийских камнях. Она замешкалась, не зная, что сказать. Но потом она поняла, что он говорил в более общем смысле.

— Эльфийская магия потеряна, дядя. Именно то, что от нее осталось, берегут друиды. Эльфы ничего не делают, чтобы этому помочь. Они могли создавать магию во времена Волшебного мира, однако позволили ей ускользнуть. Они отбросили ее в сторону и забыли о ней.

Он медленно кивнул:

— Однако она принадлежит им по праву, Афен. Она не является собственностью только друидов.

— Нет. И они подобного не утверждают. Она принадлежит каждому. Друиды лишь стараются сделать так, чтобы она была доступна всем.

— Может и так, но подобная цель недостижима. Не каждый может пользоваться ею. В основном этой магией, как, например, синими Эльфийскими камнями, могут пользоваться только эльфы. Она создана для нас и нам принадлежит. Я не заявляю, что у друидов не должно быть права ею пользоваться. Однако, говоря практическим языком, друиды должны прийти к взаимопониманию с эльфами в том, как этой магией следует пользоваться. Именно ты можешь сделать такую договоренность возможной. Для этого тебе нужно всего лишь немного изменить свой образ мышления.

Теперь она поняла, о чем он просил:

— Ты хочешь, чтобы я стала посредником между друидами и эльфами в вопросах использования магии?

— Да. Я хочу, чтобы ты помнила, что ты стоишь ногами в обоих лагерях. Ты это знаешь. Не пытайся принимать чью–либо сторону. Не думай, что ты должна сделать выбор. Служи обоим сторонам. Это будет нелегко, но необходимо.

Она покачала головой:

— Не знаю. Я даже не могу придумать, как мне подойти к решению такой задачи.

Дядя взял ее руки и нежно их пожал:

— Начни с того, что пообещаешь мне это. Если ты в своих поисках обнаружишь магию, сейчас или позднее, ты сначала расскажешь об этом мне. Не иди к Королю или Высшему Совету. Приходи ко мне. Мы вместе сможем выработать стратегию, которая приведет к необходимости союза между друидами и эльфами. Мы сможем найти способ сформировать соглашение, которое объединит эти два лагеря, чтобы они могли противостоять Федерации.

Она подумала о пропавших Эльфийских камнях — единственной реальной зацепке, которую ей удалось обнаружить за год тяжелой работы. Была ли возможность поделиться их магией, если они будут возвращены? Она сознавала опасность, которая исходила от Федерации. Ее дядя не преувеличивал. Однако она не могла говорить за других друидов и знала, что ей было поручено собрать и взять под контроль всю магию в ее орден — и не позволить, чтобы кто–то еще вмешался в это дело. Сама Грайанна Омсфорд заявляла, что это единственный способ удержать равновесие сил среди народов.

Но она также понимала, что достижения в развитии новой науки угрожали этому равновесию. А друиды были недостаточно оснащены, чтобы как–то этому помешать.

— Я обязательно над этим подумаю, — сказала она ему, — но ничего больше обещать не могу. Я должна обдумать это. Я с уважением отношусь к тому, что ты говоришь, Эллич. Просто я не знаю, есть ли способ сделать так, чтобы задуманное тобой осуществилось.

Он улыбнулся:

— И я не знаю. Но если ты захочешь попытаться, если будешь достаточно доверять мне, чтобы поговорить со мной об этом, когда это станет необходимым, я думаю, мы сможем найти такую возможность. А теперь, пойдем. Хватит разговоров. Вернемся обратно и посмотрим, какие сладости приготовила Джера, чтобы завершить наш ужин.

Этим вечером они больше ни слова не сказали о своей дискуссии. Разговор постепенно вернулся в обычное русло, а когда Афенглу отправилась домой, то она вновь испытала чувство теплоты к дяде и тете. Она не думала о том, что ее попросили сделать и даже близко не подошла к принятию какого–либо решения, но она испытывала достаточно глубокое уважение к своему дяде, чтобы тщательно рассмотреть его предложение. У нее не было никаких сомнений в том, что она может довериться ему, но больше никому в Арборлоне.

Кроме, пожалуй, своей матери, однако, полагаться на мать было уже невозможно.

Эллич предложил проводить ее до дома, но она отказалась. Ведь она была друидом и умела обращаться с магией; ей не нужна посторонняя защита. Она шагала, закинув за спину рюкзак, и вдыхала прохладный ночной воздух, наслаждаясь звездным небом и думая об Афренджилл, желая, чтобы между ними все сложилось по–другому, и понимая, что такого никогда не будет. Как такое могло случиться? Ее мать больше с ней не разговаривала. Когда–то они были близки, но решение Афенглу стать друидом положило этому конец.

Ее отец погиб несколько лет назад в результате несчастного случая на охоте, когда Арлингфант была еще ребенком, поэтому Афен и мать стали фундаментом и сердцем их семьи. Когда она решила отправиться в Паранор, мать умоляла ее отказаться от своего намерения. Она настаивала на том, что не сможет справиться одна. К тому времени Арлингфант было десять лет и она уже вполне могла помогать по дому и хозяйству, но это не имело никакого значения для их матери. Афренджилл уже не мыслила разумно, даже не пыталась этого делать, и они расстались, накричав друг на друга, пока Арлингфант, рыдая, пряталась в спальне.

Во время своего первого визита обратно, Афенглу отправилась повидаться с матерью, намереваясь помириться с ней. Она подошла к двери и постучала, Афренджилл открыла дверь, молча уставилась на нее, пока дочь пыталась извиниться, а потом так же молча закрыла дверь. Арлингфант была вынуждена сбежать из дома, чтобы повидаться с ней, поскольку мать запретила ей общаться со своей сестрой.

При каждом своем возвращении Афенглу приходила к ее дому и стучала в дверь. Но теперь уже ее мать редко удосуживалась ответить. Арлингфант сказала, что даже не разрешает произносить имя Афенглу. Ее дочь для нее умерла, заявила она. Она умерла для всех.

Воспоминания об этом так сильно ранили ее, что она всхлипнула и остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее мать, которую она любила, не хотела больше иметь с ней ничего общего, и несмотря на то, что Арлингфант убеждала, что со временем это пройдет, Афенглу была уверена в обратном.

В свете этого, просьба ее дяди подумать над тем, чтобы покинуть орден и вернуться в Арборлон, заслуживала рассмотрения. Все, что было плохого в ее жизни, что делало ее несчастной, было результатом ее решения вступить в орден. Настало ли время ей оставить орден? Неужели она не все видела так четко, как думала? Она любила свою работу, своих коллег друидов и то, ради чего прилагала столько сил.