В этот момент из здания фермы начали выскакивать стрелки. Они радостно приветствовали испанцев, размахивая ружьями с примкнутыми штыками.

– На восток! – кричал Вивар, заглушая их приветствия. – На восток! – Он палашом показал направление отхода.

Стрелки побежали в сторону поросшего лесом оврага, где они могли укрыться от конницы. Драгуны, сообразив, что намного превосходят Вивара численностью, перестраивались для атаки. Затрубил французский горн.

Вивар дождался контратаки. Он отступал, довольный, что французам придется тратить время на захват пустой фермы, пока он будет отходить к оврагу. Его люди вели огонь из седел. Шомпола, которыми они забивали пули, пристегивались к стволам при помощи петельного шарнира, таким образом, потеряться они не могли.

Фермер, его жена и кучер бежали вместе с зелеными куртками.

Последние касадорцы проскакали вниз по склону холма. Стрелки Шарпа заняли оборону на опушке леса и встретили преследователей плотным огнем. Французы поняли, что погоня обречена. В заросшем колючим кустарником лесу кавалеристы вынуждены держаться троп и просек, становясь легкой мишенью для ружей.

Осознав опасность, д'Эклан отозвал драгун. Несколько ослепленных яростью всадников не послушались приказа и на полном ходу нарвались на залп стрелков. Атака захлебнулась.

– Прекратить огонь! – скомандовал Шарп.

– Следуйте за нами! – прокричал с дальнего конца оврага майор Вивар.

– Сэр! – предостерегающе крикнул Харпер, и Шарп мгновенно обернулся.

Через поляну бежала Луиза Паркер. Правой рукой она поддерживала высоко задранную юбку, а в левой сжимала шляпку. Со стороны фермы донесся протестующий рык – очевидно, опомнилась тетушка. Луиза перескочила через окровавленную лошадь. Один из драгун кинулся в погоню, но Хэгмэн уложил его с первого выстрела.

– Лейтенант! Лейтенант! – кричала Луиза.

– Боже милосердный! – рассмеялся Харпер, когда запыхавшаяся девушка влетела в лес и со всех ног кинулась к Шарпу, словно он один мог защитить ее от всех бед. Она прижалась к нему, смеясь и плача, потом сделала шаг назад. Стрелки Шарпа радостно приветствовали бунт Луизы.

– Лейтенант! – Вивар вернулся, чтобы поторопить стрелков. Увидев девушку, испанец опешил. – Лейтенант?

На объяснения времени не оставалось. Времени вообще не оставалось ни на что, кроме как на паническое бегство на восток, в противоположную от долгожданного моря сторону, назад, к тайнам, заключенным в сундуке Вивара.

Они шли всю ночь, забираясь все глубже в пасть рожденного на ледниках ветра. Далеко за полночь Шарп увидел отблеск западного моря. Значительно ближе, прямо под ним, цепочка огней выдавала чей-то бивуак.

– Французы, – негромко произнес Вивар.

– Которые поверили, что я сопровождаю вас на юг, – вызывающе сказал Шарп.

– Позже, позже, – ответил Вивар, как уже не раз отвечал на попытки Шарпа завести разговор о его странном поведении. Стрелки шли, сгибаясь под тяжестью ранцев. Касадорцы вели лошадей под уздцы, стараясь сберечь силы животных для предстоящего перехода. Верхом ехали только раненые. Даже Луизу Паркер попросили идти пешком.

Посмотрев на девушку, Вивар нахмурился.

– Стоит оставить вас на два дня, как вы находите молодую англичанку.

Почувствовав осуждение в тоне майора, Шарп постарался ответить помягче:

– Она убежала от своей тети и дядюшки.

Вивар сплюнул в сторону далеких огней.

– Паркеры? Я о них наслышан. Называют себя миссионерами, а сами лезут в чужие дела. Говорят, епископ намеревался изгнать их из Сантьяго-де-Компостела, но французы его опередили. Почему она от них сбежала?

– Думаю, ей нравятся приключения.

– Это мы ей предоставим, – мрачно сказал Вивар, – хотя я не считаю солдат подходящей компанией для девушки, пусть даже и протестантки.

– Хотите, чтобы я ее пристрелил? – едко поинтересовался Шарп.

Вивар отвернулся и посмотрел на тропу.

– Я ее сам пристрелю, если начнутся проблемы. У нас важная миссия, и мы не можем рисковать.

– Какая миссия?

– Позже!

Отряд поднимался выше и выше. Внизу остались спасительные деревья, теперь лишь ветер свистел среди камней на поросшем травой склоне. Ночь выдалась темная, но кавалеристы знали дорогу. Они пересекли высокогорную долину, переправились через бурный ручей и снова полезли вверх.

– Я хочу найти спокойное место, – сказал Вивар, – где нас не потревожат французы. – Несколько минут он шел молча. – Значит, вы видели Томаса?

Шарп почувствовал, что майору стоило большого труда произнести вопрос ровным тоном. Он постарался ответить так же беззаботно:

– Так зовут вашего брата?

– Если его можно считать братом. Он предатель.

Горечь и обида Вивара прорвались наружу. Он не хотел обсуждать графа де Моуроморто, но избежать разговора было нельзя. Очевидно, Вивар посчитал, что холод и кромешная тьма – самые подходящие условия для подобной беседы.

– Каким он вам показался?

– Сердитым, – неожиданно ответил Шарп.

– Сердитым? Ему следовало сгореть со стыда! Он убежден, что единственный выход для Испании заключается в союзе с Францией. – Офицеры шли по гребню горы, и Вивару приходилось кричать, перекрывая шум ветра. – Мы называем таких anfrancesados. Предатели уверовали во французские идеи. Томас всегда обожал все северное, но это еще никому не приносило счастья, лейтенант. Только разочарование. Он готов вырезать у Испании сердце и вложить вместо него французскую энциклопедию. Готов забыть Бога и поклоняться разуму, добродетели, равенству, свободе и прочей чепухе, из-за которой люди забыли, что хлеб подорожал в два раза, а слез и горя стало больше.

– Вы не верите в разум? – Шарп старался увести разговор от больной темы верности графа де Моуроморто.

– Разум – это математика мышления, не больше. Руководствуясь разумом, нельзя прожить жизнь. Математика, и тем более разум, не в состоянии объяснить Бога. А я верю в Бога! Вы – неверующий человек.

– Да, – скромно согласился Шарп.

– Но ваш атеизм лучше, чем гордыня Томаса.

Он посчитал себя выше Бога, но клянусь вам, лейтенант, прежде чем завершится этот год, я предам его Божьему суду.

– Возможно, французы думают иначе?

– Мне плевать на то, что они думают. Меня волнует только победа. Поэтому я и спас вас. Поэтому мы идем через эти горы. – Вивар замолчал, очевидно сберегая энергию для поднятия духа своих людей.

Луизу Паркер, истощенную сверх всяких сил, посадили на лошадь. Тропа уходила вверх. На рассвете, когда на безоблачном небе померкли ночные звезды, Шарп увидел, что они вышли к стоящей на вершине горы крепости.

Не к современному приземистому бастиону за покатыми земляными стенами, от которых ядра отскакивают высоко вверх и перелетают через рвы и расщелины. Перед ними возвышалась устрашающая старинная крепость. Строение было лишено всякого очарования. Оно ничем не походило на приют удалого феодала. Это была твердыня, способная удерживать врага до скончания века.

Крепостью не пользовались более ста лет. Сюда было сложно завозить припасы и продовольствие, да и нужды в обороне не возникало. Холодным утром Блас Вивар привел своих людей под старые, покрытые мхом арки, на поросший сорной травой булыжный двор. Несколько человек под командованием сержанта несли в отсутствие основных сил караульную службу. После ночного холода запах кухни был приятен и сладостен. Кроме него ничего не радовало: стены заросли сорняками, в главной башне поселились вороны и летучие мыши, погреба были затоплены, но восторгу майора не было предела.

– Первые Вивары построили эту крепость почти тысячу лет назад! Здесь был наш дом, лейтенант! Над этой башней развевался наш флаг, и мавры так и не смогли ее взять!

Он провел Шарпа на северный бастион, который, как гнездо гигантской хищной птицы, возвышался над долиной. Столетиями стражники в стальных шлемах следили, не блеснет ли вдали под лучом солнца языческий щит.