— Странный вы человек Мэтт. Торгуете золотом, происхождение которого никому неизвестно. Дружите с неграми и индейцами, хотя при случае пристреливаете тех и других. Проворачиваете какие-то дела с одними бандитами и получаете награды за головы других. И при всём при этом исправно платите налоги и не нарушаете закон. Ну, а о вашей филантропии рассказывают легенды….Вот вы моего пасынка не тронули…У меня фулл-хаус…у вас флеш-рояль. Я ваш должник…и не только в покер. Что я могу для вас сделать?

— Господин губернатор, если меня когда-нибудь приговорят к повешенью, не откажите мне в помиловании….

— Оставайтесь ночевать, Мэтт. После такого ливня вы к себе только поутру доберётесь.

Стрелок уже начал подрёмывать. Где на закоулках сознания плавала мысль о незапертой двери, но вставать не хотелось, да и что могло грозить в доме друга.

Звёздное небо, синеватая луна в полнолуние. Призрачный свет освещал комнату. Тень от переплёта рамы растянулась на полу.

Звук каблучков. Рывком распахнулась дверь и глухо ударилась ручкой об стену.

Туфельки на высоких каблуках зацепились о бахрому по краям толстенного персидского ковра, и одна из них отлетела в сторону. Свеча, вывалилась из шандала, упала и замерцала тухнущим огоньком фитилька.

— Ты уже спишь, Дит?…Сколько же мы с девчонками выпили бутылок шампанского?…Жалко, что ты ушла так рано…Нет, ты подумай каков нахал, ко мне даже не подошёл, а не то чтобы пригласить на танец. Сел играть в карты с отцом, губернатором и мистером Алисдэйром. А мне рассказывали, что этот Мэтт отчаянный ганфайтер и что у него в каждом городе по женщине… А зачем ему тогда потребовалась подвязка?…. Ну и что, что он ниже меня ростом… — С треском расстегивала бесконечные крючки, шуршало стягиваемое платье.

— Неприлично ходить без корсета. Этих уродов самих заставить носить эту сбрую.

Мне и утягиваться не надо, как этим коровам, и грудь задирать до носа…

Отбросила его на стул. Тихо шелестели накрахмаленные юбки.

— Не терплю…В этих тряпках, чувствуешь себя луковицей. Пока одёжки снимешь — слезами обольёшься. — Стала стягивать тонкую батистовую сорочку. Длинными пальцами резкими движениями промассировала высокую грудь с торчащими вверх сосками…. Села на край кресла, подняв длинную ногу, стащила чулки и подвязки, полетели в сторону панталончики, пенясь кружевами… Вытащила шпильки, тяжёлый узел волос соскользнул и завис между лопатками. Тряхнула головой несколько раз, густая лавина покатилась вниз по ложбинке спины и остановилась за ямочками на ягодицах. Подошла к кровати. Мэтт успел закрыться с головой и отодвинуться от края.

— Чур я сплю у стенки. — Пахнула жасминовым запахом полувыветрившихся духов. Переползая через Мэтта, прижала его бедро коленкой, закинула другую ногу через него. Рука её соскользнула, и она упала на Стрелка. Засмеялась: «Прости, я такая неловкая». Скользнула под одеяло, покрутилась устраиваясь. Прижалась упругой прохладной попой, едва ворочая языком: «Какая ты тёплая. Но давай ещё посплетни…» и засопела, заснув.

Стрелок проснулся от настойчивого стука в дверь. Из глубины сознания, продираясь, всплыло «Кто я? Где я?». Отдельными кусками вспоминался вчерашний день. С трудом разлепляя веки, побрёл к двери. Тряпичными руками открыл дверь и тут его толкнул в спину заспанный голос «…ну кто там ещё?».

Негритянка, стоявшая на пороге с подносом, открыла рот так, что он стал похож на наполненную большую чайную чашку видом сверху, глаза округлились монетами по 20 долларов. Из рук выскользнул поднос, медленно перевалился за край пузатый серебряный кофейник, веером порскнули плюшки, посыпалась разнообразная посуда. Хлопнулась на пол и покатилась бутылка, оставляя липкий след вылившегося ликёра. Служанка взметнула пухлые руки, будто говоря в удивлении: «Да иди ты…». Развернулась, взметнув юбки, и уткнулась носом в грудь Джона Коуберна, стоявшего за ней. Здоровяк привёл в исходное положение отвисшую челюсть и пророкотал осипшим голосом: «Стоять, Беллинда.». Уставился взглядом в комнату, понимая, по раскинувшемуся на стуле платью, кто спрятался за пологом, прикрывшись одеялом. Отодвинул в сторону служанку, сгрёб в кучу Мэтта.

— Ты….?!Я не знаю какой ты стрелок, но вот так, не убалтывая, затащить девчонку в постель…Это не бычка трёхлетку заарканить… Ну ты хоть дитёнка заделал, а?

Стылый вагон подпрыгивал на стыках, мотался на стрелках, дребезжал плохо закреплёнными стёклами. Тусклый свет керосиновой лампой размазывался по скрючившимися фигурам пассажиров на жестких деревянных скамейках. Молодая женщина с дочкой, положившей ей голову на колени, толстяк в тёплом пальто, вытянувший ноги, парочка молодожёнов, прижавшихся друг к другу… прочая публика, не имеющая лишних долларов на спальный вагон. Все они собрались у жестяной печурки, скупо обогревавшей только сидящих рядом. У тех кто сидел подальше изо рта шёл парок.

Стрелок прижался в углу, подоткнув края обтрёпанного плаща, чтобы сохранить остатки тепла. Стволы обреза привычно давили на рёбра. Холодная ночь тянулась бесконечно. Входили и выходили пассажиры, хлопая дверьми, гоготали гуси в корзинах, верещал поросёнок в мешке, громко переговаривались фермеры и коммивояжеры, лениво перебранивался кондуктор со старухой, тащившей козу в вагон. Где уж тут заснуть, какое-то балансирование на грани реальности, сонный морок. И тянулись мысли тягучие как струйка мёда с ложки, вот только горчили они полынью… За окном сквозь низкие тучи у горизонта тускло светился сумеречный рассвет. Мелькнул белым призраком, весь облепленный мокрым снегом, семафор. Фургоны, стоящие в ожидании на переезде. С гулом пронёсся под колёсами мост над речушкой, покрытой набухшим ледком. Через три часа буду дома. Дом…Милый дом? Как говаривал почтенный Цзан-Ли-О «Если тебя не тянет домой — это не твой дом»… Дом без тепла. Недовольно поджатые губы жены, с которой так и не пришлось по-настоящему переспать… «Сорвать стыдливые покровы тайны…» Миленькая у него была брачная ночь… Язвительная улыбка Элен, стоящей перед входом в спальню. «Вы мне хотели сказать «Спокойной ночи» и закрыть у меня под носом дверь, миссис?»— Как…Как вы догадались…» — «Приятных снов, миледи. Не смею вас тревожить. Я переночую в кабинете» Подтолкнул её в дверь…Не насиловать же её…Скоропостижный брак…Он даже перед отъездом не стал к ней заходить…Его некому ждать кроме старой высохшей, как черносливина, домоправительницы Ауксилиадоры…

Пыхтел паровоз, выбрасывая из старомодной трубы-воронки клубы дыма, летели в топку длинные поленья, подкидываемые помощником машиниста. Сам машинист высунулся в дверной проём.

— Ничего не понимаю, Сид. Светофор был открыт, а там, на рельсах болтается какой-то клоун. Давай я приторможу, а ты узнай, что там за дела.

Выбрасывая тугие струи пара, локомотив стал сбрасывать скорость. Помощник, длинный угловатый парень, соскочил с подножки и побежал к смутно виднеющемуся в утреннем полумраке человеку, отчаянно размахивающим красным фонарём.

— Слышь, что случилось?

Стоящий повернулся лицом. Вот только лица не было. Маска, белый мешок с обведёнными чёрным по контуру дырами для глаз и рта. Вместо ответа взметнувшийся нож вонзился под нижнюю челюсть помощнику, пригвоздив язык к нёбу. Выдергивать лезвие человек в маске не стал, а устремился за уходящим поездом, догнал, и по лестнице заскочил в кабину машиниста.

— Не спеши, остановись на станции, — и подкрепил своё требование направленным револьвером.

Перед станцией у стрелки торчал ещё кто-то. Дождался, когда проедет последний вагон, перевёл стрелку и побежал вслед, схватился за поручень и запрыгнул на заднюю площадку.