Инструмент, используемый Ллойдом [28], еще больше напоминает наш метод. Разбираемая монография — своего рода итог современных исследований античной философии и науки. Ллойд пытается отследить, в какой степени продвижение к теоретическому знанию зависело от развития техники доказательства. Эта техника, по мнению Ллойда, основана на ауторефлексивном анализе, то есть анализе процессов собственного мышления — выход в метапласт посредством вопросов: „Какое средство я использую?“, „Как я это делаю?“, — после которого то, что наработано в метапласте, снова используется для решения исходной проблемы. (Платон, возвращающийся в R-2, чтобы выстроить модель мира, Аристотель, применяющий созданную логику к различным наукам). Греки, пишет Ллойд, — не первые стали разрабатывать математический аппарат, но они опередили всех в формальном анализе этого аппарата и понимании строгого математического доказательства… в астрономии, математике и медицине греки опережают других в постановке и обсуждении мета-вопросов, которые касаются самого процесса исследования… только у греков исследования обретают соответствующую методологию [28, с. 232]. Анализируя возникновение философии и риторики, Ллойд пишет, что обе они возникли из одного интеллектуального движения, связанного с рефлексией второго порядка — с рефлексией метода оперирования словом 28, с.233]. Это уже совершенно согласуется с нашими представлениями, ибо философия (на уровне софистов и Сократа) и риторика возникали именно в точке R-3 (рефлексии второго порядка по отношению к предметной плоскости, в данном случае выступающей как лектон — словесная предметность). Выстраивание такой многоярусной рефлексии нельзя не признать эффективным и интересным инструментом. Однако, Ллойд и сам, видимо, чувствует, что выделенные им причины, пробуждающие интерес греков к мета-вопросам являются не более чем перечислением отдельных внешних фактов полисной жизни.

Мы находим причину этого в бешеной пассионарности, проявлявшейся в более древние времена в дионисийском безумии, в огромной энергетике, характеризующей греческую культуру, которая позволяла грекам осваивать все новые ментальные уровни. То, насколько велика была эта энергия, можно установить хотя бы по тому факту, что в расцвет классики почти все свободные освоили третий уровень. (В этом и заключается смысл демократии каждый, находящийся в D-2, может оказаться в D-3 в любой момент по своему желанию.) Это стало возможным только в силу необыкновенной энергийности эллинской социокультуры. Если римляне почти столь же грандиозную энергию растратили на завоевание пространства, греки завоевали ментальный мир. Пожалуй, кроме греков, ни один из древних народов не был наделен настолько буйной, переливающейся через край энергией бытийственной самореализации, направленной на ауторефлексию и действие в мета-уровне. Предлагаемый нами инструмент, вроде бы, позволяет найти в развитии полиса то, что способствовало развитию логоса и установить обратную связь.

Подобные ллойдовской рефлексивные структуры можно найти у Хэвлока[45, с. 300–301] и Эдкинса [14, с.92]. Таким образом, предлагаемый нами инструмент можно считать дополнением к уже существующему у европейских историков инструментарию.

Ментальный мир есть система мыслеформ, — сказали мы во введении. Это действительно так. Система с жесткой, неизменной структурой, при этом наполнение каждой структурной клетки постоянно изменяется. Мыслеформа не передается вербально, — это одно из ее свойств как целостности. Однако, композиторы, художники и поэты ухитряются передать ее. Поэзия — один из самых нелогичных продуктов ума — она в словах или в чем-то ином? Почему одни художники и композиторы гениальны, другие — посредственны? Мыслеформа — это загадка, вечная тайна, которую можно передать только какими-то особенными, вербально невыразимыми средствами. Ментальный мир — это мыслеформа для того, кто его воспринял в целом. Он (мир) имеет поэтому все качества мыслеформы. Но для нас было важно передать не нашу мыслеформу ментального мира классической греции, а инструмент изучения любого ментального мира вообще, на примере приложения этого инструмента к древнегреческой фактологии. Я предвижу две реакции читателей на это исследование.

1. Я все это знал, просто здесь это как-то систематизировано.

2. Неужели он (автор) и вправду думает, что открыл истину?!

На первую реакцию мне сказать нечего — попробуйте так же систематизировать что-нибудь сами. На второй вариант должен сказать, что я не провозглашал никаких истин. Если Вы, читатель, возьмете оптический микроскоп, а я электронный, то, рассматривая один и тот же препарат, мы увидим совершенно разные картины. Как к инструменту не могут быть применены понятия „истинный“ и „ложный“, так, очевидно, и к результатам, полученным с помощью этого инструмента. Облик реальности зависит от того, с помощью какого инструмента мы ее изучаем. Вам нравится мой инструмент? — берите и пользуйтесь! Нет? — оставайтесь при своем, но не абсолютизируйте его. Он всего лишь инструмент, а не Истина.

Шанцер А.С. Косоглазенко К.А. Техника построения имитационно-игровой модели в инновационном обеспечении управленческих систем.

Наше социоинженерное самоопределение (т. е. по способу деятельности — 3,4,5) опирается на оформившийся операциональный базис. Этот базис является основой для реализации подхода в целом и составляющих его этапов: исследовательско-диагностического, оргпроектного и собственно имитационно-игрового. Мы полагаем, что деятельностное самоопределение неизбежно окажется декларативным, если не будет подкреплено четко зафиксированными критериями различения и означения состояний и процессов в обслуживаемой системе (в ее имитационно-игровой модели), а также технологическими принципами построения игровой модели и управления процессами, переводящими систему в проектируемое состояние. Предъявлению операционального базиса концепции, на которую опирается имитационно-игровое моделирование, и посвящена настоящая статья.

Прежде, чем перейти к изложению соответствующего содержания, нам хотелось бы, чтобы читатель относился к предлагаемой ему конструкции не как к достигнутому истинному знанию о чем-либо, но как к инструментарию, обеспечивающему эффективность консультативной деятельности.

Нам представляется очевидным, что, в силу изложенного выше деятельностного самоопределения, методологической базой подхода должны быть принципиальные основы системной деятельности. Мы представим их следующим образом. Для осуществления системно организованного управляющего воздействия на объект управления, субъекту управления необходимо:

— знать актуальное (наличествующее здесь и сейчас) состояние объекта, как продукта предшествующей истории его функционирования и развития;

— иметь цель воздействия, т. е. представление о желаемом (для команды) и достижимом принципиально (средствами команды и ресурсами объекта) состоянии управляемого объекта;

— располагать способом и освоенными средствами, т. е. проектом действий, по практической реализации поставленной цели.

Мы утверждаем, что нормативная структура системодеятельности образуется лишь при условии именно такой последовательности состояний субъекта и соответствующей последовательности процессов перехода от состояния к состоянию. Сама же трехзвенная последовательность процессов-состояний открыта с обеих сторон.

Тем самым, фундаментальное звено системодеятельности должно выглядеть так:

…-осознание прошлой практики — целеполагание — проект действия+действие осознание адекватности осуществленного действия поставленным целям (т. е. осознание новой практики)…

Указанная последовательность процессов может быть начата с любого ее звена, существенно же — чтобы реальная деятельность включала в себя весь нормативный цикл. Очевидно также, что следующий цикл не есть повторение предыдущего, а представляет собою новый виток развития системы. Дело в том, что субъект, проживающий процессы нового цикла, a priori находится в метапозиции ко всей в целом реальности предыдущего.