Лишь один человек знал Эми так же хорошо, как и я. Лишь один человек мог рассказать то, что меня интересует.

– Кэролайн Макадамс слушает, – прозвучал в трубке четкий профессиональный голос.

– Привет, Каро. Это я.

Ее тон тут же потеплел. Даже не видя Кэролайн, я поняла, что она улыбнулась.

– Привет, подруга. Как дела?

Хороший вопрос. Жаль, ответа я не знала.

– Все прекрасно, – откликнулась я, потому что именно это она и рассчитывала услышать. – Хотела спросить… может, выпьем по чашечке кофе?

Повисла пауза, и я представила, как Кэролайн сидит за столом возле окна, смотрит на часы и по своему обыкновению покусывает губы.

– Ладно, короткий перерыв не помешает.

Я добралась до кафе первой, нашла приличный столик и даже заказала два капучино. Сквозь стекло увидела Кэролайн и, широко улыбнувшись, помахала ей.

Она аккуратно, чтобы не задеть пенную шапочку, сняла с пластикового стакана крышку. Я позволила ей сделать пару глотков, прежде чем перейти к делу, заставившему меня в самый разгар рабочего дня сорвать с работы лучшего риелтора. Времени у нас было мало.

– Кэролайн, мне надо кое-что узнать.

Она подняла голову, изящно слизывая взбитое молоко с верхней губы.

– Звучит серьезно.

– Да… Знаю. Может быть.

Между бровями у нее пролегла тонкая складочка.

– Так в чем дело?

– Что ты помнишь о ночи, когда умерла Эми?

Кэролайн страдальчески поморщилась.

– Я так понимаю, ты не о девичнике?

Печально качнув головой, я тихо уточнила:

– Об аварии.

Каро пожала плечами и отвела взгляд, с нарочитым интересом любуясь видом за окном.

– Мало что. После вечеринки все будто в тумане. Помню, как тошнило Эми, помню оленя… а потом ничего, уже сижу в «Скорой».

Она, конечно, в ту ночь была не в себе, но я не думала, что все так плохо…

– Ты не помнишь, как нашла Эми на дороге?

Кэролайн удивленно на меня уставилась:

– Я нашла?! Мне казалось, это Джек…

Я вздрогнула. Наклонилась через стол и взяла Кэролайн за руку.

– Нет, милая, нашла ты.

– Разве? Ничего не помню. Совсем ничего…

Значит, следующий вопрос задавать бессмысленно, и все же я спросила:

– И ты не помнишь, о чем она говорила, пока мы ждали «Скорую»?

Кэролайн в ужасе открыла рот:

– Да что ты?! Разве она говорила? Она ведь была без сознания!

– Нет. Она очнулась… ненадолго. Боже, Кэролайн, это был настоящий кошмар – видеть ее такой и не знать, чем помочь… – Она едва сдерживала слезы. – Каро, я не просто так подняла эту тему… Я вспомнила, что Эми говорила что-то очень странное, и подумала… может, ты поняла, что она пыталась сказать?

Она все качала головой, пытаясь избавиться от жуткого видения: наша подруга, придя в сознание, корчится от боли.

– И о чем она говорила? – хрипло прошептала Кэролайн.

– Ну, тогда мне показалось, что она просто бредит… Сейчас я уже не так уверена. По-моему, она пыталась сказать что-то очень важное: будто извинялась и говорила, что я хорошая подруга.

Кэролайн подняла сверкающий от непролитых слез взгляд.

– Это правда – ты отличный друг, – подтвердила она.

– Нет, там было что-то еще. Она словно благодарила за… понимание. Как думаешь, о чем могла идти речь?

Кэролайн потянулась за своим кофе. Руки у нее тряслись так сильно, что пенная жидкость плескалась о стенки.

– Ни малейшего понятия не имею.

Она залпом допила содержимое стаканчика. Пыталась запить привкус вранья?

– Кэролайн, – с нажимом сказала я. – Ты уверена? Ты и правда не представляешь, что так сильно взволновало Эми?

Мои слова прозвучали, пожалуй, слишком резко.

Щеки Кэролайн подозрительно вспыхнули, но она не дрогнула.

– Конечно, нет! Странно даже… Может, тебе просто привиделось? Ты же, в конце концов, ударилась головой.

Ее слова вызвали у меня раздражение. Пришлось себя осадить – не стоит сейчас злиться на подругу.

– Нет, не привиделось. Джек тоже слышал.

Кэролайн замолчала и опустила взгляд, крутя в руках бумажный стаканчик.

– Я действительно не знаю, что она имела в виду.

Ее мокрые глаза слепо глядели в пустоту. Сейчас ей было не до дурацких вопросов, она думала о вещах куда более страшных.

– Поверить не могу, что все это время Эми была в сознании…

День не задался с самого утра. А теперь вдобавок ко всему я терзалась виной – потому что не только обидела Кэролайн, но и насильно воскресила в ее памяти страшную картину.

Я хотела спросить у Ричарда, что он думает о последних словах Эми. Однако в тот вечер мы обменялись буквально парой фраз – кто-то из школьников упал со склона и повредил лодыжку, так что Ричарду пришлось везти мальчишку в больницу. Впрочем, разговор мог подождать и до его возвращения.

В темноте, лежа в постели, я с улыбкой обхватила себя руками, представляя, что он меня обнимает. Оставалось всего два дня. Как ни странно, я соскучилась гораздо сильнее, чем думала. Мне здорово не хватало шутливых сообщений, которые Ричард обычно присылал на телефон – просто так, забавы ради. Или дурацких анимированных открыток, заваливавших мой почтовый ящик. Я тосковала по тому, как он массирует мои ступни или готовит – причем даже те блюда, которые сам терпеть не может, но которые люблю я. И по его объективности – он всегда искренне, не стесняясь, оценивал мою внешность, сколько бы времени я ни потратила на выбор наряда и макияж. Я скучала по тому, как Ричард произносит мое имя – словно перекатывает его на языке, – или как он смотрит иногда, будто не в силах наглядеться. Он идеально мне подходил – казалось, мы две ледяные скульптуры, смерзшиеся в монолит.

В кошмаре, который преследовал меня всю следующую ночь, виноват был, конечно, Джек. Перед сном я читала его детектив, поэтому неудивительно, что подсознание подсунуло сюжет, где я выступала в роли следователя, распутывавшего жуткое преступление. Я находилась в штабе расследования, и передо мной висела огромная доска, увешанная фотографиями, газетными вырезками и записками – я не раз видела такие в кино.

К счастью, в моем сне не было жутких кровавых снимков с места преступления. И все же многие «улики» вызывали чувство глухой тоски. В центре располагался огромный портрет Эми – тот самый, из церкви. Вокруг висели другие фотографии: школьные и домашние, которые мы с Кэролайн перебирали недавно в ее спальне; а еще снимки, сделанные уже без меня, в пабе и на вечеринке, где Ричард был с нелепыми светлыми прядками. Опустив взгляд, я увидела, что держу несколько предметов, которые собиралась прикрепить к доске. Шагнув вперед, я приколола картонный прямоугольник с серебряным тиснением – приглашение на нашу свадьбу. Потом квитанцию из химчистки. Билет Ричарда на горнолыжный курорт. И наконец, клочок бумаги с номером телефона из кармана Эми.

Сон оказался таким ярким, что я даже почувствовала химический запах маркера, когда сняла колпачок. Моя рука будто действовала сама по себе, стремительно очерчивая фото и соединяя их стрелками. Отступив на шаг, я окинула взглядом результат, сведший воедино все подсказки, которые бодрствующий мозг отказывался замечать и тем более связывать друг с другом.

Я проснулась в поту, задыхаясь от беззвучного крика. А когда бессильно упала на влажные подушки, ужасное видение по-прежнему не уходило.

Эта картинка не складывалась медленно, кусочек за кусочком; она пришла разом, во всей своей жуткой полноте. Вот я ничего не подозреваю, – а потом в один миг все части встают на места. Казалось, меня сейчас стошнит, причем в самом прямом смысле: к горлу подкатила кислая желчь. Я судорожно сглотнула – раз, второй, третий…

Наверняка я ошибаюсь. Есть и другое объяснение. Сейчас четыре утра, мне только что приснился кошмар, и я не способна мыслить здраво. Бред, я просто-напросто все придумала.

Однако иногда галлюцинации, какими бы они ни были неправдоподобными, становятся реальностью. Вопрос Джека сорвал предохранитель и зажег запал, который, медленно тлея, подобрался к большущей бочке динамита.