Но выглянуть в переулок все-таки хотелось, и я вернулся к открытой двери на лестницу. Там царила глубокая тишина, какая бывает, наверное, только в вакууме. Если кто-то и поджидал меня на верхнем этаже, так только мертвый или сама Смерть.

Ранее левую стену облицевали желтыми древесноволокнистыми плитами, а справа оставили кирпич. Теперь я видел, что обе они бетонные, и резину к ступенькам никто не удосужился приклеить. Когда я первый раз поднимался по лестнице, чтобы торопливо ретироваться, услышав голоса, она принадлежала моему миру. Теперь находилась в параллельной реальности.

Бывают дни, когда я задаюсь вопросом, а что у меня с психическим здоровьем. Хороший чизбургер обычно позволяет восстановить уверенность в себе. Если не срабатывает, я смотрю эпизод из телевизионного реалити-шоу, вроде «Настоящие домохозяйки Откуда-то»[15], и, сравнивая себя со звездами программы, чувствую, что психика у меня крепкая, как наковальня кузнеца.

Лестница выглядела неестественно чистой. В неподвижном воздухе и под холодным светом ни одна пылинка не плавала над ступенями, ни в одном углу не висела паутина, а на бетоне ступеней не валялись ни дохлые мухи, ни пушинки одуванчиков или тополя.

И на стенах я не видел трещин или следов от протечек. Переступив порог, уже на площадке перед лестницей, я почувствовал, что попал в безвременье, единственное живое существо в месте, куда не решались сунуться даже души мертвых, задержавшиеся в мире живых.

Настороженно, готовый к любым неожиданностям, я начал подниматься по лестнице.

На полпути к первой лестничной площадке, расположенной между этажами, меня вновь сокрушило ощущение, что эти бетонные стены на самом деле не бетон, а лишь идея бетона. Мысль эта уже приходила мне в голову в «Стар Траке», когда «Кабинка 5» реального мира внезапно превратилась в «Кабинку 5» Гдетоеще. Я не знал, что я тогда под этим подразумевал, но мои подозрения усиливала неизменность цвета и текстуры: одинаковая серость, без единого пятнышка или трещинки, без единой щепки от опалубки, в которую заливался бетон, никаких поверхностных раковин или выступов.

Когда я провел левой рукой по внутренней стене, поначалу поверхность напоминала бетон, потом отшлифованную древесноволокнистую плиту, хотя для моих лгущих глаз оставалась бетоном. Когда я положил правую руку на внешнюю стену, мои пальцы заскользили и по кирпичам, и по заполненным цементным раствором швам между ними, которых я не видел, хотя мгновением позже вернулась гладкая поверхность бетона.

Я не знал, как все это объяснить, только предполагал, что моя реальность и Гдетоеще одновременно занимали одно и то же пространство. В Гдетоеще мой мир плавал под поверхностью того, что я видел. В моем мире Гдетоеще уходил вглубь и ждал. Везде так было или только в отдельных местах, я точно не знал, но подозревал, что две реальности пересекались редко, скажем, в некоторых помещениях «Стар Трака» и в этом заброшенном промышленном здании.

Где бы ни находился Гдетоеще и каким бы он ни был, я не думал, что этот мир похож на наш и населен то ли людьми, то ли совершенно другими живыми разумными существами. Ковбой-дальнобойщик парковал здесь свой трейлер, оставляя ключи в замке зажигания, потому что точно знал: в Гдетоеще трейлер останется никем не найденным и в безопасности, а это означало, что Гдетоеще — мертвая зона, в которой не живет ни кто-то, ни что-то.

На лестничной площадке между этажами окна не предусмотрели. Я постоял, чтобы прислушаться, ничего не услышал, кроме урчания в собственном желудке, который по-прежнему не получил мясного рулета в сметанном соусе, картофеля-фри и капустного салата, хотя я практически поклялся все это съесть на стоянке для грузовиков. Я продолжил подъем и уже на площадке второго этажа увидел дверь по правую руку. При этом лестница уходила на третий этаж.

Мне не требовалась самая высокая обзорная точка. Любое окно второго этажа удовлетворило бы мое любопытство, позволило бы узнать, что за абсолютная темнота со всех сторон подступила к этим стенам.

В моем мире это здание простояло лет восемьдесят, грязное и обветшалое, пустующее, если не брошенное. И в последние лет десять здесь не проводилось никакого, даже косметического ремонта. Судя по дизайну и элементам конструкции, металлическая дверь между площадкой и вторым этажом возрастом не уступала самому зданию. Ей бы быть поцарапанной и погнутой, какой она, несомненно, и была в моей реальности, но сейчас выглядела новенькой, будто ее установили в этот самый день.

Такое идеальное состояние двери представлялось не просто невероятным, но невозможным. И когда я целиком и полностью сосредоточился на этом моменте, ощупывая гладкую поверхность в поисках какого-то свидетельства износа, я практически убедил себя, что это всего лишь нарисованный образ двери, вроде талантливой картины в стиле сверхнатурализма или задника сценической декорации, который может выглядеть очень убедительно, если художник мастерски использует перспективу и свет.

Тем не менее ручка ничем не отличалась от настоящей и легко повернулась при нажатии. Петли не заскрипели, дверь плавно открылась, наводя на мысли, что все это происходит со мной во сне, а не наяву.

За дверью лежал коридор, со стенами, полом и потолком такими же серыми, как в гараже и на лестнице. Над головой висели все те же лампы накаливания под колпаками. Когда я пристально всмотрелся в ближайшую, света от нее стало заметно меньше, и не потому, что лампа потускнела. Просто она, и колпак, и цепочка с проводом, на которых она висела, вдруг уменьшились в размерах, словно им не нравилось, что их так внимательно изучают. Возможно, если бы я не отвел взгляда, они бы исчезли совсем. Но я не стал доводить эксперимент до конца, чтобы не остаться хныкающим в кромешной тьме.

По обеим сторонам коридора я видел двери, не отличающиеся от той, что выводила на лестничную площадку. Главная американская школа знаний — кино — научила нас следующему: если мы попадаем в странное и на удивление тихое место со множеством дверей, за одной из них обязательно поджидает психопатический убийца или монстр со сверхъестественными способностями или внеземного происхождения. Разумеется, будь это комедия Адама Сэндлера, за дверью притаился бы придурковатый чувак, дожидающийся наиболее неподходящего момента, чтобы отмочить шутку по части говна, мочи или гениталий. Я знал, что в данный момент не участвую в такой комедии, и меня это вполне устраивало, потому что я предпочел бы иметь дело с психопатом или монстром.

Когда я открыл первую дверь по правую руку, голову мне никто не откусил. Единственная лампа висела над серединой совершенно пустой серой комнаты.

Я подошел к окнам и, к полному изумлению, увидел окраинные районы, полностью погруженные в темноту. Не светилось ни одного окна, не горел ни один уличный фонарь. Далеко за Голливудскими холмами, на юго-западе, над Лос-Анджелесом не светилось зарево, хотя в любую ночь этот оазис цивилизации окрашивал воздух и облака оттенками желтого и коричневого. Над черной землей нависало еще более черное небо, без луны и звезд.

На приличном расстоянии от гаража я увидел три достаточно далеко отстоящих друг от друга озера огня, низкие языки пламени поблескивали и переливались красно-оранжево-синими цветами, зловещие костры диких и воинственных поселений. Они горели, не освещая окрестностей, будто ночной воздух своей тяжестью не позволял свету распространяться вверх и в стороны.

И хотя неестественный мрак заливал землю до них, рядом и за этими озерами огня, мир по ту сторону окон не был чернильно-черным. Я разглядел, что улица перед гаражом исчезла, сменившись голой землей. И внезапно до меня дошло, что окраины и сам город не просто погрузились в темноту из-за какой-то аварии в системе энергоснабжения, а перестали существовать: от них не осталось даже руин. В моей реальности это здание находилось в промышленной зоне, а в Гдетоеще высилось среди черной пустоши.