— Детективы Кристин Данн и Ланс Шеридан, познакомьтесь с Лили Мэлоун.

— Нам сказали, что это Мара Джеймсон.

— Была ею, — ответил Патрик. Он взглянул на Лили: — Думаю, тебе эта путаница имен скоро совсем надоест, да?

— Точно, — сказала она.

— Что ж, позволю тебе объясняться самой, — произнес Патрик и с равнодушным видом отошел в сторону.

Он не упомянул Роуз. Только это и заботило сейчас Лили. Она бросила на него благодарный, но осторожный взгляд и повернулась лицом к двум детективам. Они смотрели с подозрением и в то же время с любопытством. Женщине было лет тридцать пять, у нее были короткие светлые волосы и большие зеленые глаза. Лили встала так, чтобы смотреть прямо на нее.

— Я сказала доктору, — начала Лили, — что, по-моему, кто-то пытался убить мою бабушку.

— Именно по этой причине мы здесь, — ответила детектив Данн.

— Это одна из причин, во всяком случае, — вставил Патрик. Затем, когда оба полицейских бросили на него удивленный взгляд, пожал плечами. — Давайте называть все своими именами. Вы пришли довести до конца дело, которым я занимался почти девять лет. И начиная с этой минуты оно официально закончено — вы нашли Мару Джеймсон. Поздравляю!

Детектив Ланс Шеридан улыбнулся и кивнул. Но Кристина Данн ни на минуту не сводила глаз с Лили, а Лили с нее, чувствуя, что ее изучают, читают, как книгу, что все ее ответы будут профильтрованы через ощущения, которые детектив Данн уже начала раскладывать по полочкам в своей голове.

— Где вы были все это время? — спросил детектив Шеридан.

Глава 4

Патрик Мерфи отошел к белой больничной стене и стал слушать, как детективы расспрашивают Лили. Она рассказала свою историю или одну из ее версий — ту, которую Патрик уже слышал.

Девять лет назад, беременная от Эдварда Хантера, она сбежала от него. В ее семье царило насилие — она не могла и думать рожать ребенка в такой обстановке. Нет, она не разыграла свое исчезновение — она просто исчезла. Ей кто-нибудь помогал? Нет. Куда она отправилась? Не готова отвечать на этот вопрос. Где ребенок? Он родился мертвым.

— Он? — не смог сдержаться Патрик.

— Да. — Лили держалась спокойно и серьезно.

Он внимательно посмотрел на нее, она ответила ему немигающим взглядом. Пульс, напряженно бьющийся у нее в горле, был единственным признаком, который мог выдать ее волнение. У нее была бледная кожа, резко контрастирующая с ее угольно-черными волосами, ровно обрезанными на уровне плеч. В синих васильковых глазах появились боль и ранимость, когда она излагала детективам свою теорию с угарным газом.

Патрик чуть не фыркнул от смеха. Лили Мэлоун была такой же ранимой, как ниндзя с мечом в руках. Эта женщина всегда казалась воплощением силы. Гордость Патрика до сих пор страдала из-за того, что на каждом этапе расследования ей удавалось на шаг опережать его. Надо отдать ей должное — она его перехитрила.

Пару раз Лили бросала на него быстрый взгляд. Он не сказал ни слова. Детективы опять стали расспрашивать ее о ребенке. Голос Лили задрожал, когда она сказала им, что ей слишком тяжело говорить об этом. Ее страдания были настоящими — Патрик знал, что она, наверное, думала сейчас о Роуз, вспоминая все ее операции или то, что она сейчас где-то прячется. Движения Лили были осторожными и выверенными. Он наблюдал за тем, как она держит руки, жестикулируя во время разговора.

Разыскивая ее уже в Канаде, он встретил Марису. Как иногда странно складывается жизнь!

— А теперь прошу меня извинить, — наконец сказала Лили. — Я бы хотела побыть наедине со своей бабушкой.

Офицеры Данн и Шеридан поблагодарили ее и сказали, что позднее приедут в дом Мэйв, чтобы его осмотреть. Они направились к двери. Патрик заколебался. Он подумал, что, может, Лили захочет поговорить с ним наедине. Но у нее был такой вид, будто он сам являлся членом этой непрошеной группы следователей: повернулась спиной ко всем троим, нагнувшись над бабушкой. Он залюбовался ее профилем, когда она, склонившись над Мэйв, осторожно убрала волосы с ее лба.

Патрик потихоньку вышел из палаты и лицом к лицу столкнулся с детективами. А дальше по коридору и вокруг поста дежурной сестры по-прежнему толпились люди. Слух о том, что в больнице появилась полиция, быстро разнесся по всем отделениям. А в данном случае, учитывая, что Мара Джеймсон только что вдруг воскресла из мертвых, слухи разносились с быстротой молнии.

— Что все это значит? — спросила Кристина Данн.

— О чем ты? — не понял Патрик.

— Между вами что-то есть — это же ясно.

— Между нами?

— Между тобой и Марой. То есть Лили. Как бы там она себя ни называла. Вы переглядывались, будто знаете друг друга целую вечность.

— Я на самом деле знаю ее давно, — подтвердил Патрик. — ° — Я знаю ее лучше, чем она сама себя знает. День ее рождения, группу крови, любимое лакомство — черничный пирог, если тебе интересно — любимые фильмы. Знаю, почему она так любит вышивать. Это важно, если хочешь разобраться, как работает ее мозг. Знаешь почему?

— Мерфи! — воскликнула Крис.

Я скажу тебе почему, — продолжил он, как будто не слыша ее слов. — Потому что ее мать занималась вышиванием, понимаешь? Ее мать была ирландкой. Мы обожаем рассказывать всякие истории, мы, ирландцы. И если мы не можем заставить вас слушать ушами, мы будем рассказывать ее истории любым другим доступным нам способом. В детстве Лили была просто вундеркиндом иглы и холста, и ее бабушка рассказывала мне, как она обычно изливала свое горе и печаль при помощи вышивания.

— Мэйв Джеймсон рассказывала тебе об этом?

— Ага. Во время одного из наших многочисленных разговоров.

— Ты веришь ее словам о мертвом мальчике-младенце?

Патрик подумал о Роуз — улыбающейся, обнимающей своими ручками шею Лили, с веснушками на щечках, каштановыми косичками, большими зелеными глазами.

— Гм, — пробормотал он. — А почему бы мне не верить?

— Да, сегодня газеты будут просто смаковать эту новость, — сказал Ланс. — Представляешь, что начнется, когда они разнюхают, что Мара Джеймсон вернулась домой из могилы? Единственное, что сможет сделать их еще счастливее, — это известие о том, что она привезла с собой сынишку. Ну и еще, конечно, миленькая судебная тяжба с ее мужем по поводу опеки над ребенком.

— С социопатом, также известным, как Эдвард Хантер, — вставила Кристина Данн.

Патрик бросил на нее взгляд, в котором, вероятно, было больше, чем просто удивление, потому что Крис чуть покраснела.

— Это же совершенно ясно. Этот парень, должно быть, тот еще тип — отправить Мару-Лили в подполье на все это время.

— Может быть, она лжет и все было не так, — сказал Ланс.

— Я ей верю, — ответила Крис.

Патрик позволил себе улыбнуться, но лишь чуть-чуть. Кристина Данн начинала ему нравиться.

Роуз Мэлоун сидела на камне и смотрела в воду — это всегда было ее любимым занятием. Замечательно сидеть рядом с соленой водой, когда водяная пыль мочит лицо, а толстая лента серебристой рыбины проплывает мимо настолько близко, что ее можно хорошенько рассмотреть. Вода в заливе Наррагансетт не была такой же холодной и чистой, как в Кейп-Хок — в небольшой бухте в заливе Святого Лаврентия. И все равно, если нагнуться пониже, можно рассмотреть самых разнообразных морских животных.

— Доктор Нил, идите посмотрите! — позвала она.

— Что там у тебя? — спросил он.

— Крабы, — ответила девочка, показывая на темно-зеленых крабов, суетящихся на дне. — И всякая мелкая рыбка. Почему их так много?

— Точно не знаю, — произнес он. — Может, они держатся поближе к берегу, чтобы не попасться крупным рыбам на обед.

В Кейп-Хок доктор Нил был широко известен как человек, знающий об акулах и китах больше любого океанографа Канады. А может, и всего мира. Роуз взглянула на его загоревшее лицо. Он внимательно смотрел на воду, слегка прищурив голубые глаза.