— Не могу поверить, что вы все теперь здесь, — призналась Бей Лили и Лайаму.

— Не могу поверить, что вы так долго ждали! — воскликнула Тара.

— Очень рад познакомиться после того, как мне столько о тебе рассказывали! — сказал Данн.

— Лайам, это официально — теперь ты житель Хаббардз-Пойнт, — сообщила Тара.

— Большое спасибо за радушный прием, — поблагодарил Лайам и обратился к мужу Тары Джо, который, как сказала ему Лили, служил в ФБР: — Мы допустили ошибку, приехав сюда в открытую вместе с Роуз, не таясь от Эдварда?

— Сложный вопрос, — ответил Джо. — Как сказать…

— То есть? — спросила Лили.

— Вероятно, большей ошибкой будет предоставлять ему власть, которую он получал, заставляя тебя прятаться все это время. Из-за этого он чувствует себя сильным. Такие самовлюбленные люди, как Хантер, приходят в восторг от любой реакции, которой могут добиться от окружающих. Если он заставляет тебя терять голову, ему это нравится. Если он заставляет тебя плакать, ему это нравится еще больше.

— А Эдвард знал, что Лили жива? — спросил Лайам.

— Он знает, что он ее не убивал, — проговорил Джо. — Поэтому я подозреваю и даже уверен, что он знал — она жива.

— А он искал меня? Нас? — Лили бросила тревожный взгляд вниз на берег, где Роуз склонилась над лужицей, оставшейся после отлива.

— Может быть, — ответил Джо. — Думаю, что он старался особенно не высовываться. Он же находился под подозрением, и, несмотря на то что знал, что не убивал тебя, у него было что скрывать. Во время расследования убийства ему нужно было вести себя прилично. Есть такие эпизоды в его жизни, которые он хотел бы от нас скрыть.

— Например? — спросил Лайам

Джо пожал плечами:

— Он мошенник. Тот факт, что он совершает большую часть своих махинаций законно, — работая биржевым маклером или заключая браки, — не умаляет того факта, что он обманным путем заставляет людей отдавать ему свои деньги.

— И свои сердца, — добавила Лили.

Услышав эти ее слова, Лайам почувствовал себя так, будто кто-то ударил его кулаком в солнечное сплетение. Лили подарила этому человеку свою любовь, свое сердце. Он посмотрел на нее и увидел в ее глазах беспокойство и тоску. Ему хотелось изгнать всю боль из ее души.

Она рассказывала ему некоторые подробности своей жизни с Эдвардом. Он знал, что часть той жизни она похоронила так глубоко внутри себя, что надеялась больше никогда не вспоминать об этом. За девять лет, проведенные в Кейп-Хок, ее душевные раны стали затягиваться. А тот факт, что она была готова к противостоянию, многое говорил о силе ее характера и течении времени.

— Мы были на твоей свадьбе, — вспомнила Тара. — И видели, как ты все больше и больше отдаляешься от нас. Чем дольше ты оставалась с ним, тем больше пряталась от нас.

— Мы жили очень обособленно, — сказала Лили. — Он даже не хотел, чтобы я встречалась со своими подругами. — Она вздрогнула, обхватив плечи руками.

Лайам придвинулся к Лили, страстно желая ее согреть. Но он знал, что холод, который она чувствовала, не имеет отношения к вечерней прохладе или морскому бризу. Он шел глубоко изнутри, из воспоминаний о жизни с человеком, который разрушил ее мечты и заставил ее сбежать, бросив все, что она любила.

Демон вышел наружу. Именно Лили вывела его на всеобщее обозрение. Рассказывая о нем понемногу, она давала понять, каков он есть на самом деле. Лайам был потрясен силой эмоций, охвативших окружающих его сейчас людей, когда они разговаривали о прошлом и о жизни Лили с Эдвардом, о которых они могли только догадываться.

Лили резко встала, стараясь разглядеть Роуз, играющую на берегу. Летний вечер был теплым и мирным. Дети смеялись и болтали, плещась в мелких лужицах, оставшихся после отлива. И хотя солнце уже зашло, над проливом и над берегом разливался свет восходящей луны. Бей крикнула Энни, чтобы она привела Джо на веранду.

Лайам думал, что Лили позовет Роуз, но она не стала этого делать. Она облокотилась о перила веранды, наблюдая, как ее дочь играет у одной из лужиц. Темная поверхность воды блестела в свете луны. Роуз казалась загипнотизированной той жизнью, которую все еще можно было видеть в тусклом свете: темно-зелеными водорослями, серебристо-синими береговыми улитками, фиолетовыми мидиями и пятнистыми крабами. Лайам вспомнил, как он сам, будучи мальчишкой, восхищался морем, и шепнул на ухо Лили:

— У нас растет морской биолог.

— Угу, — тихонько ответила Лили, сияя глазами.

Лайам обнял ее, ему нравилось, что она так счастлива здесь. Она впитывала в себя все: дочь, луну, своих замечательных друзей, дом бабушки. Лили невозможно было долго подавлять — она от природы была очень жизнерадостной.

Вдруг Роуз вскочила на ноги. Она запрыгала по берегу, показывая в море.

— Нэнни! — крикнула она.

За свою жизнь Лайам повидал много китов. Он вырос на северо-западном побережье Новой Шотландии, где киты были частью жизни рыбаков. Но он не помнил, чтобы когда-либо испытывал подобное волнение и радость при виде кита, которые почувствовал в этот момент, видя точку «Морское млекопитающее 122», белуху из залива Святого Лаврентия, также известного как Нэнни, прямо здесь, в воде перед самым домом.

— Вы его видите? — крикнула им Роуз.

— Видим, — закричали все друзья Лили в ответ, пораженные и восторженные таким редким зрелищем.

Лайам взял Лили за руку. Они вместе сбежали по ступенькам, вниз по заросшему травой холму, к волнорезу, спрыгнули на берег и пробрались через валуны, чтобы быть рядом с Роуз. А совсем недалеко от берега плавал кит-белуха и внимательно смотрел на них своим темными глазами, самыми выразительными глазами, которые ученый когда-либо видел у китов. Лайам чувствовал себя так, будто его сердце было выставлено напоказ перед этим китом и всеми, кто хотел его рассмотреть.

— Это на самом деле она? — только и смогла выдохнуть Роуз.

— На самом деле! — подтвердила Лили.

— Теперь все будет в порядке, — произнесла Роуз.

— Мы вместе, — сказала Лили. — Это самое главное

Они услышали, как в доме зазвонил телефон, и Лили побежала, чтобы взять трубку. Потом Лайам различил ее громкий крик радости.

Он подпрыгнул, чтобы поймать ее, когда она, примчавшись назад, прыгнула с валуна прямо в его объятия.

— Бабушка! — закричала она. — Она проснулась!

Мэйв хотелось пить. У нее во рту все пересохло, будто она заблудилась в пустыне и вокруг не было ничего, кроме жара, поднимающегося из бесконечных желтых песков.

— Пожалуйста, дайте мне воды, — попросила она одного из врачей, суетящегося над ней и светящего ей в глаза маленьким фонариком. Она вдруг осознала, что эти слова были первыми, которые она произнесла за последнее время. Видение пустыни все еще не оставляло ее, и в голове, как мираж, мелькал образ Мары.

— Сейчас, сейчас, минутку. Вы можете сказать, как вас зовут?

— Мэйв Джеймсон.

— А сколько вам лет?

— Мне восемьдесят три года.

— Очень хорошо! — похвалил ее врач.

Он померил пульс, держа ее за руку, казалось, целую вечность. Разве он не знает, как чувствует себя человек, когда его мучит нестерпимая жажда? Кроме того, у Мэйв во рту был отвратительный химический привкус.

— Вы знаете, где находитесь?

Она недовольно поджала губы. Здесь он ее поймал. Последнее, что она помнит, — свой дом. Точнее сад, в котором она подрезала розы. С ней была Клара и кто-то еще. Но потом поднялся ветер и начался дождь — налетел один из тех противных северо-восточных штормов, когда ничего не оставалось делать, только сидеть дома, в тепле, слушая, как волны с грохотом бьются о берег. Она помнит, что накинула на плечи шаль, потому что озябла. Потом подошла к книжным полкам, чтобы выбрать хорошую книгу, которую приятно читать, сидя у камина. Там она заметила, что полки пыльные. Она стала их протирать…

Она оглянулась вокруг. Белые стены, флуоресцентные лампы, стерильная обстановка. Она решила рискнуть: