Он прослушал ее сердце. Его касание — одна рука на ее плече, другая — со стетоскопом, когда он двигал его по ее груди, было мягче, чем у ее мужа. Оно как бы говорило ей, что она заслуживает особого внимания, что она стоит того, чтобы о ней заботились, а ее сердце стоит того, чтобы его внимательно прослушали.

Дойдя до грудины, он мягко нажал на нее двумя пальцами. Лили чуть не завизжала от боли.

— Здесь? — спросил он. — Именно здесь болит?

— Да, — всхлипнула она в ответ.

И еще глубже, внутри, где он не смог бы достать своими изучающими пальцами. Она сидела на стуле, пока врач смотрел результаты ее ЭКГ, мерил ей давление, ждал, когда она перестанет плакать. Он спросил, не перенесла ли она какой-нибудь стресс. Дрожа всем телом, она ответила, что она действительно очень нервничала. «На работе?» — спросил он. «Дома», — ответила она чуть слышно, и ей показалось, что она в жизни не произносила слова тяжелее, чем это. Он кивнул.

— Я не нашел никаких симптомов сердечного заболевания, — сказал он, закончив все процедуры.

Она молчала, просто слушая его.

— Это не означает, что у вас не может быть какой-то проблемы. Но сейчас я не нашел никаких признаков сердечного приступа или чего-то подобного.

— Но у меня так болит сердце.

Он опять кивнул, относясь к ней и ее словам очень серьезно. Она вспомнила, как много тогда это для нее значило — то, как он на самом деле поверил ей, а не подумал, что она сошла с ума или чрезмерно реагирует на мелочи. Благодаря этому она смогла наконец сделать глубокий вдох.

— Я назначу вам ЭКГ с физической нагрузкой, — сказал врач. — И дам вам координаты кардиолога. Но я думаю, что у вас с сердцем все в порядке.

— Тогда что со мной? — спросила она.

Врач внимательно посмотрел ей в глаза. Он был молод, высок, с большими голубыми глазами и редеющими светлыми волосами. Когда он заговорил, то взял ее за руку, будто это было самым обычным делом.

— Думаю, у вас разбито сердце, — сказал он.

Эти слова вызвали новые слезы. Лили сидела и плакала, держа за руку врача, которого видела впервые в жизни. Глубоко в душе она понимала, что он прав, — просто она никогда не думала, что врач может такое сказать. Он дал ей координаты кардиолога, записав их на листке блокнота. Он также записал адрес и название еще одного учреждения, в которое, по его мнению, она должна обратиться. Оно называлось «Помощь пострадавшим от насилия в семье».

— Он не бьет меня, — прошептала она, шокированная его словами.

— Эмоциональное и словесное оскорбления могут причинить столько же вреда человеку.

— Но тогда это же не насилие в семье? Правда?

— Лучше спросите у своего сердца, — тихо ответил врач. Он мягко похлопал ее по плечу и вышел из комнаты.

Пока Лили одевалась, ее трясло. Крем, который использовал врач при снятии ЭКГ, остался на ее бюстгальтере и рубашке. Она подумала, будет ли Эдвард спать, когда она вернется домой. Может, он волнуется, потрясенный тем фактом, что она на самом деле уехала из дома?

А может, и нет. Мысли роились в ее голове, а сердце все еще болело. Она беспокоилась о том, что ее ждет дома, в каком настроении будет Эдвард. Насилие в семье? Она покачала головой. Врач был так мил, но все-таки он ничего не понял. Эдвард ни разу ее не ударил. Они ругались, у них были проблемы. Ужасное детство сделало его таким злым.

Лили как-то читала о цикличности насилия. Она знала, что мужчины, которых избивали в детстве, часто бьют своих жен и детей. Да, Эдвард ударил Джуди, но он сдерживался и ни разу не тронул Лили. Разве это не было признаком его желания стать другим, обращаться с ней хорошо?

Лили нужно было все это объяснить врачу. Она была слишком стеснительной, чтобы рассказать ему об их сексуальной жизни, о том, насколько она была болезненной для нее. Уходя из больницы, она оформила все необходимые бумаги. Тот врач осматривал другого больного, но все равно кивнул Лили, когда она проходила мимо. Она смогла выдавить из себя улыбку. «Посмотрите, — как бы говорила она, — теперь со мной все в порядке!»

Она выбросила блокнотный листок, который ей дал врач, в урну на автостоянке у больницы. Но сделала это только тогда, когда была уверена, что он ее не видит. А потом поехала домой. Тогда она еще не знала, что уже была беременной.

Теперь, много лет спустя, после стольких дорог и мытарств, она сидела за столом Мэйв и смотрела в окно на свою маленькую Роуз, игравшую в бабушкином саду.

— Нам нужно найти адвоката, — сказала она.

Августовский день был прохладным и туманным. Очертания деревьев и утесов расплылись, темные сосны и черные ущелья Кейп-Хок, казалось, были нарисованы погодой в мягких серых тонах. Только длинная красная крыша гостиницы оставалась яркой и притягивала всех любителей музыки на фестиваль, потому что ее было видно даже с моря.

Сегодня была очередь Марисы работать в магазинчике Лили, поэтому ей с Сэм пришлось репетировать прямо там, широко открыв двери, выходящие на окутанные туманом причал и утесы. Сестры уже давно не играли вместе — более двух лет. Мариса, темноволосая и высокая, сидела на одном стуле, а Сэм, рыжая и ростом еще выше ее, — на другом, играя на своих скрипках гамму за гаммой.

Они были так счастливы, потому что опять оказались вместе. И иногда им чудилось, что все было как прежде — этим утром Мариса принесла Сэм кофе в постель. Сэм расчесала и заплела волосы Джессики. Они все наслаждались идущим из самых глубин души чувством покоя и уюта, оттого что были семьей. Репетируя вместе с сестрой, Мариса все время думала, когда же они поговорят.

Она смотрела в открытую дверь магазинчика и видела, как Джессика повела Флору на прогулку через лужайку перед гостиницей. На улице было слишком сыро, и никто не сидел на одеялах под открытым небом, но даже плохая погода не могла удержать любителей музыки дома. Некоторые сидели на складных стульях, другие стояли небольшими группками — и все были одеты в плащи, куртки или просто укрывались от дождя под полиэтиленовой пленкой. Мариса знала, что Патрик разрешил Джесс гулять с Флорой в любое время. Она все искала его глазами, но его нигде не было видно.

— Хочешь отдохнуть? — спросила Сэм спустя несколько минут.

Мариса кивнула.

— Я как раз думала о том же.

Они прошли в служебную комнату и взяли по стакану чая со льдом из стоявшего там холодильника. Чокнувшись стаканами, сестры улыбнулись.

— Я так рада, что ты здесь, — произнесла Мариса. — Уже и не думала, что ты приедешь.

— Да я и не собиралась, — ответила Сэм.

— Когда Патрик сообщил мне, что ты вернулась в Балтимор, — сказала Мариса, — я была просто в шоке.

— Я не хотела тебя обижать, — призналась Сэм

Мариса чувствовала себя очень напряженно — они очень давно шли к этому разговору. У нее даже закололо в груди, когда она посмотрела в глаза своей младшей сестры. Ее переполняли эмоции, как в тот момент, когда Сэм только что сошла с парома.

— Мой ужасный брак… — начала Мариса. Сэм взяла ее за руки.

— Тед, — поправила она.

— Мне было так одиноко, — продолжила старшая сестра. — После того как умер Пол, а ты вернулась в Балтимор, он был рядом и, мне казалось, любил меня. И Джессику.

— Знаю, — сказала Сэм. — Сначала я была очень рада за тебя. Но потом стала замечать, что ты исчезаешь. Ты теряла себя, а я теряла тебя.

— Сэм, — проговорила Мариса. Она глубоко вздохнула, думая о том, как всегда хотела, чтобы ее младшая сестра училась у нее. Она хотела быть хорошим примером, показать Сэм нужную дорогу в жизни. — Я не знала, что делать. Это так тяжело объяснить…

— Тебе не нужно ничего объяснять, — сказала Сэм.

— Но…

— Ты руководила этими клиниками для бедных. Ты помогла стольким женщинам, настрадавшимся от своих мужей. Я думала, ты все поймешь… Мне и в голову не могло прийти, что подобное случится с тобой.

— Мне тоже. Я считала, что знаю все симптомы… Но он был таким милым сначала. Казалось, он так любит меня.