Высокие шестиугольные башни врезались в темнеющее небо. На красных стенах вышагивали часовые, крепкие ворота давно были заперты. Волчий замок казался неприступным. Но только не для Кейна!

Король играючи взобрался на отвесную стену, бесшумно преодолел всех дозорных, сливаясь с вечерними сумерками. Когда он появился во внутреннем дворе, стража растеряно вытянулась по стойке смирно. Да, достанется им теперь от хозяина за невнимательность!

Кейн прошел мимо нерадивых воинов Советника, велел не докладывать. Он спросил первого попавшегося слугу, где его хозяин, на что последний дрожащим голосом ответил, что господин предпочитает проводить время на верхнем этаже восточного крыла. Несомненно, бедняга кинется с докладом. Но Кейн будет быстрее.

От князя давно не было вестей. Между тем, его лазутчики, как и сам Фауст, были единственной нитью, что связывала два мира. Лилит не оправдала ожиданий своего короля, ее магии требовалась передышка. Она лишь присылала отчет о своих экспериментах. Детская забава: цветочки и ягодки!

Между тем, в чужом и непонятном мире Лорин осталась группа его воинов, что стойко держала занятые рубежи. Верийцы возвращались совсем другими. Неуравновешенными, сентиментальными. Четкий и строгий порядок Вереса рушился в Лорин, обнажая слабые стороны бессмертных.

Можно было отправить за Советником гонца или послать летучую мышь с письмом. Трезвы и расчетливый ум Фауста был ему нужен как никогда: приходили новости о жрецах богини, что своей ревностной верой заслужили Дар. И Дар этот прекрасно справлялся с бессмертными.

Ничего подобного князь не докладывал. И теперь Кейн жаждал узнать правду, прижать своих подчиненных к стене.

Она что-то рисовала, сидя на краю смотровой площадки. Ее руки были перепачканы краской, на щеке художницы тоже остался отпечаток. Однако она была так увлечена работой, что не замечала этого. Выглядела Жанна гораздо лучше: милый овал лица, большие распахнутые глаза, пухлые губы, хрупкая фигурка тонула в мужской рубашке, с закатанными до локтя рукавами.

Несмотря на холод, девушка продолжала водить кистью по холсту, явно намереваясь закончить работу вопреки всему.

— Что вы рисуете, госпожа? — На балкон вышла служанка. В ее руках была меховая накидка, которую она пыталась надеть на художницу.

— Художники пишут, Рейна, а не рисуют. — Не отрываясь, ответила Жанна. — Не мешай, пожалуйста.

На ней был белый фартук, весь перемазанный красками разных цветов, жемчужные волосы разметались по плечам.

— Вот и все. — Улыбнулась Жанна. — Смотри? Похож?

— Горы! — Восхищенно воскликнула Рейна.

— Да ты присмотрись. — Улыбнулась девушка.

— Великая ночь! Что вы наделали! — В ужасе воскликнула служанка. — Вы нарисовали Короля! Никто не смеет!..

Служанка сделала робкую попытку закрыть холст полотенцем, что сжимала в руке, но Жанна решительно отстранила ее.

— Здесь кроме нас никого нет, чего ты боишься, глупышка? Вашему надутому Королю нет дела до нас и наших жизней. — Она капризно показала язык.

— Ах, господин Фауст рассердится, если узнает! — Сделала еще одну попытку служанка.

— Он не умеет сердиться на меня, ты же знаешь. — Беспечно бросила Жанна. — По крайней мере, ему от этого всегда хуже, чем мне. — С лукавым удовольствием добавила лоринка.

Она сняла фартук, вытерла об него руки.

— Принеси лучше воды. — Велела она служанке. — Ты же видишь: я вся в краске.

— Ой, госпожа! Бегу! Замерзли совсем. Как же так можно. — Девушка скрылась за дверью, что вела на террасу.

Рейна принесла большой кувшин воды и чашу. Жанна умылась, закуталась в накидку.

— Я-то думала, вы сад нарисуете. То есть, это, напишите. Зачем же было морозиться. Только оправились от болезни.

— Здесь легче дышать, — Жанна усердно оттирала руки. — Надоели эти стены. И нечего надо мной кудахтать, я не дитя!

После Фьёль девушка надолго слегла: переохлаждение, усталость и нервное напряжение сказались на здоровье. Но она этого не помнила. Как не помнила ничего из своего прошлого.

В последнее время Жанну как подменили: она стала спокойнее и беспечнее. Для нее существовало здесь и сейчас, Верес уже не казался чужим. Смутная тревога иногда одолевала девушку: она должна что-то сделать, что-то вспомнить важное, от чего зависит чья-то жизнь. И девушка становилась капризной. Она надувала губки, покрикивала на слуг, цеплялась к мелочам, будь то уборка или приготовленное блюдо.

Ей по-прежнему было неуютно в пустых и торжественных комнатах замка. Но куда и зачем идти? Жанна чувствовала себя увереннее от близости князя, но он сам уклонялся от какого-либо общения. Не робкий, он терялся в ее обществе, безмолвно стояло в золотых глазах ожидание, но чего?

Оставшись наедине с собой, Жанна окуналась в пустоту и бессмысленность прожитого времени: день за днем шли размеренно и монотонно. Надоели пыльные книги, наскучили наряды, однообразная болтовня слуг, простота и ограниченность Волчьего замка.

— Ой, ну что же вы, госпожа. Так хорошо, что вы появились здесь. — Болтала Рейна. — Без вас дом был мрачным, князь всегда пропадал в Маледиктусе, возвращался в плохом настроении. Редко случались гости у нас, а когда случались, — нет-нет да убьют кого ненароком.

— Какая дикость. — Скривила Жанна хорошенькое личико. — Да, я все хотела спросить: ты помнишь, как я появилась здесь? В последнее время я какая-то рассеянная, все забываю. — Вздохнув, добавила она.

— Разве вам плохо у нас? — Удивилась Рейна. — Вы приехали с князем из Маледиктуса, госпожа. А как он вас нашел — того не ведаю. Князь так заботится о вас: дает вам все, о чем вы просите и не просите. У вас столько красивых платьев, драгоценностей, а вы ходите в рубашках и штанах. Вы же девушка, благородная дама. Попросите милорда, — он закажет вам по размеру, у лучших белошвеек.

— Я знаю каждый сантиметр этого парка и этих стен. Жизнь размерена, но скучна. — Девушка, будто в подтверждение своих слов, сделала два шага в одну и в другую сторону. — Зачем мне все эти наряды и драгоценности — их вижу только я. Смешно! И эта его отвратительная привычка — заглядывать в мои мысли. Я чувствую себя абсолютно голой!

— Попросите господина изменить вас! — Воскликнула Рейна, и тут же, испугавшись своей дерзости, закрыла рот руками.

— Для чего? — рассмеялась Жанна. — Чтобы бесконечно долго проживать один и тот же день? — Она с досадой поджала губы. — Я существую, но не живу.

— Поверьте, госпожа, князь с удовольствием показал бы вам все Сумеречное Королевство. Но вы — смертная. Вы же знаете, что за пределами этих стен выживают не многие. А те, что выживают, действительно больше похожи на диких зверей. Да разве в этом дело! — Всплеснула руками служанка. — Почему вы не попросите его? Думаю, он ждет от вас именно этого. И хочет, чтобы вы насовсем остались с нами.

— Что ты болтаешь? — Жанна залилась краской.

Это было так прекрасно! Кровь подступила к ее белым щекам. Они стали пунцовыми как маки. Кейн невольно сглотнул слюну. Как же ему захотелось разрушить эту красоту, наслаждаясь ее угасанием. Словно ребенку, отрывающему лепестки цветка, развеять магию этих чар.

Он появился незаметно и невольно прислушался к болтовне девушек, не выдавая своего присутствия.

— С чего ты взяла, что я — не просто игрушка? Не прихоть заскучавшего… мертвеца? Я чувствую себя не лучше тех картин, что он хранит в галерее: тобой любуется один зритель и уйти никуда нельзя. «Редкая» — так он меня назвал. Как вещь. Его душа кажется мне истертой и жестокой, а сердце, если оно у него есть, — давно перестало что-либо чувствовать.

— Что вы говорите, госпожа! — Охнула от такой дерзости девушка.

— Я называю все своими именами.

— А мне кажется, он в вас влюблен. — Хитро усмехнулась Рейна.

— Что? — Вспыхнула Жанна. Она еще больше смутилась, пряча лицо за холстом. — Какие глупости ты говоришь!

Лоринка медленно отвернулась, задумчиво прикусив губу, затеребила пальцами края накидки. Она была взволнована, и сама не могла понять, почему вдруг для нее стало так важно услышать то, о чем болтала Рейна.