— Благодарю.

— Да, благодарю, Лебо, — сказала Марта де Прэль, улыбаясь.

Она лукаво погрозила ему пальцем и, заливаясь серебристым смехом, убежала, оставив своего нерешительного поклонника в полном недоумении.

Армия отдыхала недолго в Вильям Генри; около полудня, разделившись на два отряда, солдаты выступили обратно, спеша вернуться в Карильон.

Сурикэ, освобожденный приехавшим графом Меренвилем от неприятной обязанности командующего войсками, поспешил к маркизу Монкальму, от которого не отходил ни на шаг до самой крепости.

Оставим маркиза Монкальма с его друзьями продолжать их путешествие в Карильон и перенесемся в Квебек к Жаку Дусе, исполняющему зараз роль шпиона у Биго, интенданта Канады, и роль модного ювелира.

Был ненастный дождливый вечер, недавно пробило восемь часов; порывистый сильный ветер жалобно завывал в длинных коридорах дома; дождь безостановочно хлестал по окнам; ярко-багровые молнии поминутно сверкали, освещая тяжелые тучи, нависшие над самой землей; гром, затихая на несколько минут, разражался с такой потрясающей силой, что все здания дрожали; воздух был пропитан едким запахом серы.

Вечер был ужасный.

Жак Дусе сидел у ярко разведенного камина, машинально следя глазами за фантастическими формами пылавшего огня.

Ювелир мечтал, но мечты его, как видно, были невеселыми.

Подобно всем одиноко живущим людям, Жак Дусе имел привычку разговаривать сам с собой, произнося очень длинные монологи.

Но в этот вечер, вследствие бури, раздражавшей его нервы, он был скучнее, задумчивее и недовольнее обыкновенного.

— Когда только кончится эта несносная жизнь здесь, — говорил он не громко и не тихо. — Неужели я не увижу больше моей дорогой Бретани? Неужели мне суждено умереть в этой проклятой стране, где каждому ежеминут но грозит смерть? Встретив графа Вилена, я думал, что я спасусь от этого ада, что он поможет мне выбраться. Но где он теперь? Что он теперь делает, что с ним? Я положительно ничего не знаю; в письмах он ни слова о себе не говорит, только наводит справки, разузнает через меня о том, что его интересует, и тем ограничивается. Он враг графа Витре. Но за что эта ненависть, вражда, зачем она? Я опять ничего не знаю; он мне не говорит, ничего мне не доверяет.

Жак на минуту остановился, мешая уголья в камине, и затем продолжал совсем уже в ином духе:

— Вместо того чтобы стихать, буря все усиливается, вероятно, до рассвета не перестанет, а может быть, и еще дольше; закат солнца был красный, а это верный признак ненастья, по улицам уже текут настоящие реки от противного дождя; ни пройти, ни проехать немыслимо; обещавшие быть у меня, конечно, не придут, если не пришли раньше, когда еще было возможно; теперь и ждать нельзя.

Он опять ненадолго смолк.

— По-видимому, они хотят поговорить о чем-то важном, о пустяках они могли бы и в своих чертогах говорить, но, убедившись, что стены дворца имеют глаза и уши, мешающие им откровенно болтать, они предпочитают мой скромный уголок для своих политических собраний; здесь они смело могут говорить; разве я не раб их? Да, я раб, но я мог бы все слышать и видеть, несмотря на запрещение их, — зло засмеялся ювелир, — как знать, может быть, я и узнал бы много полезного для моего хозяина?

Часы, стоявшие на камине, пробили девять.

— Уже девять! Поздно… не придут!

В эту минуту раздался тихий, чуть слышный звонок.

— Вот они; ясно, не будь очень важного дела, они не пошли бы в такую грозу.

Он встал, зажег свечу, потому что раньше сидел без огня, открыл дверь и стал спускаться по лестнице.

Отворив наружные двери, он увидел перед собой фигуру, завернутую в плащ, с которого ручьем текла вода, точно он сейчас только вышел из реки.

Войдя в комнату, гость поспешил сбросить промокшее платье.

— Граф Витре? — спросил ювелир.

— Я, господин Жак Дусе.

— В такую отвратительную погоду, граф?

— Да, погода плоха, меня чуть два раза не унесло течением потоков, бегущих с гор; хорошо еще, что я надел высокие сапоги, без них не дошел бы; мне все время приходилось идти по колено в воде. А Биго не пришел? — спросил он, осматриваясь кругом. — Я думал, что он давно уже здесь, ему ведь всего несколько шагов пройти; уж не буря ли его испугала?

— Эта адская гроза хоть кого запугает.

— Да, буря ужасная; придет ли он, как вы думаете?

— Я уверен, что придет; сегодня получил записку от интенданта, где он пишет, что, окончив дела, придет, несмотря ни на какую погоду.

— В таком случае он только опоздал. Я знаю, он держит слово.

Болтая с гостем, ювелир подложил дров в камин, стряхнув плащ и выжав шляпу, повесил сушить; затем зажег несколько свечей.

Граф подошел и сел у самого огня, чтобы высушить, если только это было возможно, промокшие насквозь сапоги.

— Инструкции мои исполнены, Жак Дусе?

— Пунктуально, граф; в столовой, смежной с этой комнатой, холодный ужин давно уже ждет вас.

— Отлично, а вина не забыли?

— Вино и ликер — будете довольны.

— Вот за издержки, — и граф протянул кошелек, набитый золотом, который, едва коснувшись необыкновенно ловких рук шпиона, моментально исчез.

— Наш разговор будет продолжителен, мы останемся здесь далеко за полночь, а может быть, и до зари, если буря не стихнет.

— Вы здесь дома, граф!

— Да, но кстати, я имел к вам просьбу, и очень серьезную, предупреждаю вас.

— Для вас я сделаю все, — говорил хозяин заискивающим тоном и низко кланяясь.

— Когда придет Биго и мы перейдем в другую комнату, вы должны уйти совсем.

— Слушаю, граф.

— Не забывайте, что я ненавижу, когда подсматривают или подслушивают.

— Понимаю, граф.

— Если мы останемся целую ночь в вашей норе, то это потому, что нам нужно говорить об очень важных делах.

— Понимаю, граф, вы боитесь нескромности с моей стороны, но здесь вы в полнейшей безопасности.

— Я хотел бы этого, поэтому предупреждаю; если только увижу длинные уши там, где их не должно быть, я обрублю их совсем.

Угроза эта была произнесена таким тоном, что шпион невольно вздрогнул.

— Вы мной всегда будете довольны, граф.

— Я говорю для вашей же пользы, потому что, если вы вздумаете шпионить, я рассчитаюсь по-своему.

— Ничего не боюсь, граф, вы должны меня знать, моя репутация известна, я никогда не интересуюсь чужими делами.

— И отлично делаете, это единственное средство избежать неприятностей.

Раздался второй, такой же тихий, замирающий звонок.

— Вот и интендант, — сказал шпион, — он один только может прийти через эту дверь.

Жак взял свечу и пошел навстречу.

Почти в ту же минуту Биго появился на пороге той комнаты, где сидел Витре.

Союзники крепко пожали друг другу руки.

Интендант Канады был в таком же виде, как Витре в первую минуту появления в доме ювелира; он быстро снял плащ и шляпу, которые шпион подхватил, проделывая с ними то же, что и с первой парой.

Биго, по-видимому, был сильно рассержен.

— Что за проклятая погода! — вскричал он. — Нужно быть совсем дураком, чтобы выходить на улицу в такую грозу, ни одной собаки туда не выгонишь.

Граф засмеялся.

— Держу пари, что вы играли и проиграли.

— Черт возьми! Вот уже месяц, как я проигрываю; сегодня меньше чем за час я спустил 200 000 франков из-за этого дурака Мосэ.

— 200 000 — куш большой! — еще громче засмеялся граф.

— Это не считая того, что я проиграл за весь месяц.

— Гм! — не переставал смеяться граф. — Вы знаете пословицу, мой дорогой Биго?

— Какую пословицу? Признаюсь, я плохо знаю пословицы; про которую вы говорите?

— Несчастлив в игре, счастлив в любви.

— О, черт возьми! — вскричал насмешливо Биго. — Как раз кстати эта дурацкая поговорка! Я никогда еще не был так несчастлив у женщин, как последние три недели.

— В таком случае нужно покориться своей участи, это, несомненно, дьявольское наваждение.