– Обед подан, – тихо объявила непонятно откуда взявшаяся домработница.

Елена Игоревна молча кивнула в сторону гостиной и, гордо расправив спину, направилась туда; за ней последовал и Марлен Борисович.

– Что происходит? – шепотом спросила Яся. – Ты предупредил, что они меня не примут, но не сказал, что они сразу же меня возненавидят!

– Да брось ты, Ясечка, они тебя не ненавидят. – Полонский погладил ее по волосам, и она окончательно почувствовала себя угнетенной школьницей. – Ты пойми, у мамы моей сложный характер. Она бывшая балерина, и нервы у нее, если честно, ни к черту.

– А твой отец? Он тоже бывший балерун? – Она усмехнулась, представив себе тощего Марлена Борисовича в гриме и обтягивающем трико.

Полонскому ее искрометная шутка явно не понравилась.

– Нет, мой папа – писатель, – сказал он с такой гордостью, будто бы занудный Марлен Борисович носил фамилию как минимум «Достоевский», – он написал четыре детских книги и сборник рассказов. Ладно, пойдем в гостиную, мама сердится, если опаздывают к обеду.

Гостиная была столь же шикарной и предсказуемой, как и прочие помещения этого негостеприимного дома. Камин, шкура зебры на полу, стол на восемнадцать персон, огромные напольные часы, разноцветный витраж на потолке.

– Я нанимал самого дорогого в Москве дизайнера, десять тысяч долларов заплатил, чтобы он придумал вот этот интерьер, – похвастался Полонский, заметив, что она рассматривает шкуру зебры.

– Надо же, – Яся не удержалась от хохотка, – а у моей подружки дома точно такая же. Она ее в ИКЕА купила, за девятьсот девяносто девять рублей.

Марлен Борисович, который степенно подносил ко рту хрустальный бокал с темно-красным вином, поперхнулся, не успев ничего отхлебнуть. Яся понимала, конечно, что с таким поведением у нее нет ровно никаких шансов понравиться родителям будущего супруга. Однако сидеть, сложив на коленях руки и изображать из себя скромную провинциальную тетю Хасю, которая верхом изящества считает трехъярусную хрустальную люстру и теряется, услышав слова «дизайнер» и «интерьер», тоже не могла.

Может быть, то была своеобразная защитная реакция, а может быть, родители Полонского и впрямь были столь отвратительны. Но они казались Ясе просто карикатурными персонажами. Да хиппующие родители Максима Андрейчика – просто чудо по сравнению с этой парочкой!

У его матери были бриллиантовые серьги и расширенные поры на носу. Отец, сжевав предложенный в качестве холодной закуски сыр бри, довольно громко рыгнул, деликатно прикрыв рот ладошкой. Елена Игоревна как ни в чем не бывало ела фаршированные икрой яйца десертной вилочкой. Интересно, если она не знает элементарных правил этикета, то зачем же было выкладывать на стол полный столовый набор для дипломатических ужинов (включая щипцы для разделывания омаров)? Она просто хотела продемонстрировать застенчивой невесте содержимое своего серванта, что ли?!

Когда домработница притащила из кухни тарелку с дымящимися аппетитно-красными раками, лицо Марлена Борисовича перекосила неприятная усмешка. Наверное, он предвкушал нехилую борьбу неловкой Яси с раковыми панцирями, в которой с огромным перевесом победят последние.

– Итак, вы хотите выйти замуж за моего сына! – подытожила Полонская, насмешливо глядя, как Ярослава неловко пытается расправиться с раками.

Пострадавшая женская гордость заставила ее возмутиться:

– Вообще-то это желание обоюдно. Иначе я бы здесь не сидела.

Полонский наступил ей на ногу под столом, призывая держать себя в руках. Все бы хорошо, только вот он был в тяжелых ботинках, а она – в босоножках с открытыми пальцами. От неожиданности она отдернула ногу и выпустила вилку из рук. Испачканный в сливочном соусе столовый прибор шлепнулся на светлый паркет. Лицо Елены Игоревны вытянулось еще больше, а у подбежавшей домработницы был такой испуганный вид, словно она боялась получить затрещину. Она достала из кармана небольшой пузырек какого-то моющего средства и поролоновую губку и, боясь поднять глаза, принялась оттирать пятно. Резко пахнуло бытовой химией, и у Яси окончательно пропал аппетит.

Что за идиотская семья?!

Неужели вот эти люди скоро будут считаться ее родственниками? И она будет обязана общаться с ними хотя бы по выходным, а на Новый год из вежливости писать им теплые открытки? Неужели ее дети будут ласково называть бабушкой вот эту смахивающую на девственную кобылу женщину?

– Вы уже подали заявление? – кашлянув, спросил Марлен Борисович.

– Еще нет, пап, – весело ответил Полонский, – собираемся завтра с утра отправиться в загс.

– Может быть, не стоит так торопиться? – встряла Елена Игоревна. На ее физиономии было огромными светящимися буквами написано: «А может быть, все же передумаешь жениться на этой дуре, сынок?»

Ярослава разозлилась так, что еле удержалась от прямого хамства.

– Вообще-то это уже вопрос решенный, – с вызовом сказала она. А какой толк притворяться милой девочкой, если окружающие все равно продолжают относиться к тебе, как к хищной барракуде?

– Мамочка, я люблю Ясю, – теплая рука Михаила оказалась на ее плече.

– Любовь – странное чувство, – поджала губы мымра, – и непостоянное. Сегодня есть, завтра – пшик.

«Интересно, – подумала Ярослава, – а они спят в одной спальне? И бывает ли между ними близость, хотя бы изредка? А если бывает, то как в такие моменты ведет себя Елена Игоревна? Наверное, она, широко раскрыв глаза, изучает лепнину на потолке и время от времени посматривает на часы».

– Что ж, тогда в понедельник Мирослава может прибыть в офис нашего юриста, – вздохнул Марлен Борисович, – надеюсь, вы, милая девушка, не имеете ничего против подписания брачного контракта?

Мать Полонского одобрительно улыбнулась.

– Посмотрим, – неопределенно ответила Яся, – кстати, вы пьете коньяк из винных бокалов.

Подали горячее. На несколько минут Ярослава расслабилась, потому что политая грибным соусом вареная картошечка была куда интереснее бесперспективных словесных баталий. Она даже почти не обратила внимания на то, что за эти считаные минуты Елена Игоревна раз пять повторила, что только девушки легкого поведения носят босоножки с открытыми пальцами, а Марлен Борисович как ни в чем не бывало продолжал называть ее Мирославой.

– Миша, можно тебя на минуточку? – сказала Елена Игоревна, когда они уже ждали десерт. – Я хотела показать тебе мое лимонное дерево.

– Мама, но у тебя же аллергия на комнатные растения, – удивился Полонский.

– На все, кроме лимонных деревьев, – кисло улыбнулась она, увлекая его за собой.

Яся осталась наедине с бокалом вина и мерзким Марленом Борисовичем.

– А где вы познакомились? – кашлянув, спросил он.

Выражение лица у него было при этом вполне миролюбивое. Яся недоверчиво на него взглянула – он улыбался. Судя по всему, он нормальный мужик, просто Елена Игоревна его подавляет. И он решил дать ей понять, что не против наладить с ней контакт.

Но стоило ей улыбнуться в ответ и открыть рот, чтобы доброжелательно рассказать о том осеннем вечере, когда она сломала каблук и уныло голосовала под дождем в надежде поймать такси, а Михаил Марленович сжалился над одинокой замерзшей девушкой и притормозил перед нею на своем шикарном «лексусе»… как Марлен Борисович все с той же улыбочкой продолжил:

– В стрип-клубе, так?

– Почему это вы так решили? – насторожилась она.

– Да просто с Мишкой такой случай был уже, года четыре назад, – простодушно объяснил Полонский-старший, – пошел с друзьями стриптиз посмотреть и влюбился в танцовщицу. Она тоже была молоденькая, только покрасивее…

– Знаете, Марлен Борисович, я лучше схожу в туалет, – улыбнулась она, – а то раки, кажется, были несвежими, и у меня начинается расстройство желудка.

Оставив Полонского-старшего, она гордо продефилировала в коридор. Испуганная домработница после недолгого сопротивления все же прервалась на минутку от монотонного протирания пыли и показала ей, где находится туалет.