Дахар опустился на колени и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась.

Они долго сидели, замерев. На этот раз пропасть разверзлась там, где они меньше всего ожидали.

Наконец Эйрис сдавленно произнесла:

— Кем бы ты ни был, я все равно хочу быть с тобой. Но на занятиях, когда ты смотрел на гедийское оборудование… Да разве так важно, почему я хочу тебя? Если легионер пользуется любой потаскухой…

— Прекрати, — холодно произнес он. — Все в прошлом.

Она не ответила.

— Утраты и ожесточение — будь они прокляты! Люди теряют что-то, пусть по чьей-то вине, а ожесточаются на весь белый свет. Особенно в Эр-Фроу.

Эр-Фроу дал нам знания, но не только. — Дахар неподвижно сидел рядом, и Эйрис не могла остановиться:

— Ты не хочешь об этом думать. Но что-то здесь… Когда я изгнанницей впервые вошла сюда, мне показалось, что я после долгого ненастья наконец-то вижу солнечный свет. У меня закружилась голова. Наука, еда и тепло, это живительное тепло! Я бы замерзла в вельде.

Одна, без Эмбри… нет, выслушай меня, Дахар. Потом я заметила, что чем дольше люди здесь живут, тем сильнее их жестокость. Ты ведь помнишь: когда Делизия и Джела заключали перемирие, убийства случались не так уж часто.

Делизийские торговцы и джелийские горожане обменивались товаром. Тей мне сказал, что однажды побывал в Джеле. В мастерской поговаривали, что джелийские и делизийские рудокопы работали в шахтах вместе даже во время войны. Когда один из городов нарушал перемирие и на границах шли бои, это все равно было непохоже на то, что происходит сейчас в Эр-Фроу. Здесь больше дикости, насилия — несмотря на то, что геды запретили насилие.

Насилие, жестокость распространяются, как эта чесотка, которой прежде не знали. И они продолжают расти.

— Эр-Фроу дал нам науку, которую мы сами не создали бы и за сотни лет, — сердито проворчал он.

— Я знаю. Знаю. Но насилие растет. Деревья и трава умирают, а насилие и жестокость растут.

Дахар лежал неподвижно. Он представил затуманенные гноем сосуды с бактериями, которые непрестанно размножались.

— Ты ошибаешься, Эйрис. Джела и Делизия всегда воевали. В Эр-Фроу гедам удалось организовать нечто прямо противоположное — сотрудничество Джелы и Делизии. Криджин, Лахаб и мы вместе работаем с Граксом. А «Кридоги»? — Он слегка запнулся на этом слове и холодно продолжил:

— Не важно по каким мотивам, но Белазир и Калид вступили в соглашение. Ты и я — мы тоже вместе…

Если последние слова ее и задели, она ничем этого не показала.

— Значит, сотрудничество и насилие растут вместе. За пределами этого странного города такого никогда не происходило… Не знаю, но мне кажется, что Эр-Фроу переродил людей.

Он понимал ход ее мыслей, они выстраивались в последовательность, но какой вывод? По-видимому, Эйрис не впервые задумалась об этом. Должно быть, она снова и снова идет по замкнутому кругу рассуждений, подобно тому, как сам он бродил вокруг проклятых бактерий. Дахара разобрала досада.

— Неужели Эр-Фроу не дал людям ничего хорошего?

— Не знаю.

— А я знаю. Геды дали нам науку, медицину, знания. Кое-что ты же первая и оценила.

— Да, — очень тихо отозвалась Эйрис.

— А теперь нападаешь на то, что любишь. Правильно говорят: «Делизия для предательства». Наверное, твоим согражданам не следовало тебя прогонять.

Ты такая же, как и они.

Эйрис не ответила, не отстранилась. Несмотря на пелену гнева, пелену одуряющей усталости и боли, которую они причиняли друг другу, — неужели с женщинами всегда так? — Дахар испытывал невольное восхищение Эйрис. Она откровенно высказывала все, что думала, а быстрые переходы от восхищения к раздражению и гневу, от желания к озлоблению ставили его в тупик. Нет, он решительно ее не понимал. И к тому же очень устал.

— Эйрис, — начал он ворчливо, но она перебила его.

— Эр-Фроу многое отнял у людей.

— Что?

— Не знаю. В Эр-Фроу вражда между Делизией и Джелой вспыхнула с новой силой. Этот город лишил людей чего-то. Здесь недостаточно места, чтобы солдаты и легионеры могли избегать друг друга. Нас постоянно сталкивают:

Джехан и меня, тебя и меня, Белазир и Калида. Эр-Фроу в чем-то обездолил людей и теперь гибнет сам. — Она успокоилась, гнев поутих, и она продолжала:

— Что-то утрачено, и насилие разрастается.

Дахар почувствовал слабое покалывание в затылке. Какая-то мысль формировалась у него в голове. Такое состояние он испытывал всякий раз, когда перед ним открывалось что-то новое в гедийской науке. Дахар и сам не понимал, с чем оно, это покалывание, связано.

— У нас что-то отняли, — твердила Эйрис, — не дали, а отняли.

Дахар сжал ее пальцы.

— Рост. Ты сказала, что насилие разрастается, Эйрис, — ты так сказала.

Что-то исчезло, и насилие приумножилось.

Они смотрели друг на друга. Она не сразу поняла, что он говорит о другом. Необычное волнение придавало его грубому, усталому лицу какое-то шальное выражение.

— Эйрис, что-то изменилось, и начался рост…

Теперь она поняла.

— Бактерии. Они начали расти.

— Да, бактерии, или как их там. Чесотка началась не оттого, что они появились, а оттого, что стали размножаться быстрее. Что-то изменилось.

— Но что?

— Не знаю. Навряд ли здесь лучше с питательными веществами. Кожа так и осталась кожей. Скорее самим людям чего-то не хватает. А раньше хватало.

Или вода другая. Раньше-то все мылись в реке. Может быть, здешняя вода чем-нибудь отличается от речной?

— Нет, я спрашивала Гракса. Вода из реки по трубам подается в Эр-Фроу, а из них — в бани и ручьи.

— Но сначала фильтруется. Бактерии не могут попасть сюда с водой.

Раньше в Эр-Фроу никто не болел… Пытаясь привести в порядок свои мысли, жрец отчаянно тряхнул головой. Красная пелена расплывалась у него перед глазами, от усталости и возбуждения по телу пробежала дрожь. Эйрис с любопытством наблюдала за муками рождения догадки.

— Нет, вода здесь ни при чем. А воздух? Воздух тут всегда влажный. Как подействует на язвы сухой воздух? В вельде во время Легкого сна воздух совершенно сухой от жары. А что, если высушить воздух печью для обжига?

— Воздух Легкого сна, — медленно повторила Эйрис.

Но Дахар не слушал ее. Мысли бывшего жреца неслись дальше. Печь высушит гной, и одновременно нагреет его. Как узнать, что вызвало гибель бактерий — температура или сухость, если, конечно, бактерии и впрямь погибнут.

Человеческая кожа не приспособлена к жару. Значит, он должен находиться достаточно близко от печи, чтобы воздух был сух и достаточно далеко, чтобы тело не подвергалось действию высокой температуры. А если дело не в воздухе, так есть уйма других факторов, действующих на кожу снаружи и не действующих изнутри. Не исключено, что кожа сама порождает эти бактерии, подобно тому, как гнилое мясо порождает червей. Чего-то тут явно не хватает. Цветочной пыльцы, каких-нибудь веществ, растворенных в капле дождя, сока растений, которых нет под куполом Эр-Фроу, может быть, кембури… тут ведь совсем нет кембури…

Дахар озабоченно поднялся с подушек, увидел неподвижно застывшую Эйрис и коснулся ее плеча. Она подняла глаза. В них застыло невыносимое напряжение. Делизийка перевела взгляд на закрытый оранжевый круг, снова на Дахара и снова на круг. У людей что-то отняли.

— Свет, — прошептала она.

Гракс в одиночестве прохаживался внутри периметра. Когда с ним связался Энциклопедист, гед прекратил ходьбу, бессильно уронил конечности и бессмысленно уставился в потолок третьим глазом.

Энциклопедист воспроизвел разговор двух людей — куски ткани, закрывающие сенсор, не совсем заглушали звуки. Эйрис говорила задумчиво, иногда оживляясь. Тональность женских голосов не нравилась Граксу. Голос Дахара больше походил на рокот гедов, хотя и звучал эмоциональнее. Ни звуковой гармонии, ни грамматической точности, ни заботы о правильном порядке слов. И все же… В споре этой пары проглядывал интеллект! Ни мужчина, ни женщина не сумели определить понятие «вирус», им не хватало для этого ни фактов, ни теории, ни приборов. И все же Эйрис и Дахар преодолели барьер собственного невежества — нарушив все законы логики, все причинно-следственные связи процесса познания — и обсуждали сущность вируса, еще не убедившись, что он существует. Изучать свойства того, чего еще нет, — как это можно? Гракс следил за их чудными диалогом, понимая, что ни один гед на такое не способен. Это все равно, что изобретать оружие против хищников неоткрытой планеты. Абсурд. Неэффективный, негармоничный, бессмысленный, отвратительный способ мышления. Такой мог привести только в пустоту.