Чародейка раскрыла свой разум, давая понять, что люди — существа, с которыми можно договориться. Серафим в ответ передала образ людей, стрелявших в её детей. Вопрос.

«Это договороспособность?»

Лана не стала скрывать свое возмущение. Мыслеречь — это не дипломатические переговоры, где нужно всегда поддерживать вежливую мину. Напротив, эмоции — это универсальный язык. Единственный язык, понятный любому существу во Вселенной. И сейчас эмоцией, которую испытывала девушка, было возмущение лицемерным обвинением.

«Вы напали первыми!»

Возражение. Ответную реакцию королевы ум чародейки визуализировал как склоненную набок в задумчивости голову, — хотя разумеется, в действительности та этого не делала.

Задумчивость. Сожаление. И согласие.

«Это была необходимость»

Сожаление королевы не относилось к тому, что она делала. Более того, Лана ощутила, что появись возможность переиграть произошедшее, серафимы напали бы снова.

Сожаление относилось лишь к сложившимся обстоятельствам.

«В чем именно заключалась необходимость?» — вопрос.

Земля жжется. Именно так королева визуализировала Порчу. Земля жжется. Сила, что породила саму ее расу, убивала ее детей. И вдруг — осознание. Ясность. Знание, что есть земля, что не жжется. Земля, где можно жить долго и счастливо.

Земля обетованная.

«Земля, занятая вами»

«Вы нападаете на нас лишь потому что мы живем на своей земле?» — спросила в ответ Лана.

Задумчивость. Сожаление.

И твердый ответ.

«Или мы, или вы»

Или мы, или вы. Святая истина, которой веками следуют люди. Умри или будь убитым. Поработи или будь порабощенным.

Истина, которую, несмотря ни на что, Лана не желала принимать.

«Так не должно быть!»

Ярая, отчаянная уверенность. Вера в справедливый мир, всегда отличавшая юную чародейку. Та вера, то не позволила ей сломаться, столкнувшись с войной, предательством и рабством. Та вера, что не позволяла ей сдаться, даже когда казалось, что все потеряно и надежды нет.

И снова ответ королевы визуализировался как склоненная набок голова. Вопрос.

«Что ты предлагаешь?»

О, Лане было что предложить. Пребывание в рабстве помогло ей кое-что узнать. Пусть недостаточно. Но все-таки, увиденное было символом надежды. Символом, что проблему можно решить.

Она передала образ того, что видела в записях Кили. Ильмадику интересовало лишь то, что можно использовать в войне, поэтому она приказала ему сосредоточиться на других проектах. Но глубоко в душе ученый тянулся к созиданию. Он желал не разрушать, он желал сделать мир лучше. Потому его научная мысль, бывшая лишь формой для его творческой силы, составлявшей основу любого волшебного дара, направлялась отнюдь не на поиск новых способов убивать своих врагов.

Поэтому одним из проектов было очищение земли от Порчи.

«Ты можешь это сделать?» — волнение. Королева мгновенно осознала перспективы, которые открывал этот проект.

Перспективы мира.

«Возможно все», — пылко, уверенно ответила девушка.

Абсолютно искренне. Но королеву этот ответ не удовлетворил.

«Но ТЫ можешь это сделать?»

Что тут можно было ответить? Лана видела записи Кили лишь один раз. После того, как она попыталась использовать его разработки, чтобы сбежать от него же, ученый больше не допускал девушку в свою лабораторию. Да и даже если бы она прихватила записи с собой, — как ни крути, но Килиан смотрел на магию с совершенно другой стороны. Его магия была наукой. Ее магия — искусством. Не факт, далеко не факт, что она смогла бы разобраться в том, что и как он делал. Даже то, на что были способны другие эжени, было ей доступно далеко не всегда.

И все-таки не могла она и ответить «нет». Не потому что хотела обмануть королеву: невозможно обманывать при эмпатической связи. Но совершенно искренне она считала, что надежда есть. Ведь любая магия — это в первую очередь Желание.

И видит Мир, она желала, чтобы их народы могли мирно сосуществовать.

«Я не знаю», — честно ответила чародейка.

Я не знаю. Почему люди так боятся сказать эти три слова? Если бы они чуть меньше этого боялись, насколько меньше было бы в мире лжи. Насколько меньше было бы ненависти. Я не знаю дороги через болота, поэтому я не заведу путников в топь. Я не знаю, чего хочет Бог, поэтому я не стану жечь на костре тех, кто считает, что Он хочет чего-то другого. Я не знаю, смогу ли тебе помочь, поэтому я не стану обещать тебе помощь.

Но что я обещаю — это что сделаю все от меня зависящее, чтобы тебе помочь.

«Ты говоришь правду»

Королева помедлила, прежде чем продолжить.

«Но велика ли ценность обещаний?»

Обещания… Одновременно величайшая сила во Вселенной и самый бесполезный на свете мусор. Обещания сплетают судьбы, меняют ход истории. Брачный обет меняет историю рода, а клятва верности правителя — истории целых народов. И в то же время — ничто не забывается так легко и так часто не бросается на ветер, как клятвы.

«Думаю, все зависит от человека», — ответила Лана.

Мысленный кивок.

«Я читаю в твоих мыслях. Ты веришь в то, что говоришь. Но достаточно ли этого, решать не мне»

Королева замолчала.

«Кому же тогда?» — спросила чародейка.

«Мудрейшему. Я читаю твои мысли. Он же заглянет в самую душу. Но ты должна будешь встретиться с ним лицом к лицу»

В то же самое мгновение сквозь сознание Ланы табуном диких мустангов пронеслись чужие знания. География земель к северу от границы. Путь в горы. Пустоши с высоты полета серафима.

«Ты хочешь сказать, что я должна отправиться в Земли Порчи?» — спросила чародейка.

«Должна. И если ты говоришь правду, если ты можешь спасти мой народ, значит, тебе достанет сил спасти и саму себя»

«Это не первый раз, когда я отправляюсь в Земли Порчи», — сообщила Лана, передав королеве образ путешествия в Гмундн… и его последствий, — «Но как же люди, которых я обязалась защищать?»

Заминка. Сомнение.

Но в итоге в голове Ланы промелькнуло понятие, взятое из ее же памяти. Договор.

«Нападения серафимов прекратятся. На время. Но торопись. Я не знаю, как долго другие королевы будут верить мне. Мудрейший может приказать им подчиняться. Я — нет»

Иоланта коротко поклонилась, передавая чувство благодарности.

«И еще одно», — добавила королева, — «Возьми с собой то, что забрала у Прислужника. Мудрейший поймет, что делать»

«Спасибо за совет», — ответила чародейка.

Она передала образ церемонного реверанса, — с пояснением, что он значит. То же сделала и королева.

А затем связь разорвалась.

— Не стрелять! — уже голосом приказала Лана.

Стрелки явно сомневались, следует ли им выполнять такой приказать. Но на самую капельку дисциплина перевесила инстинкт самосохранения.

Серафимы так и не выбросили зажигательную смесь. Заложив вираж над Елизаровым Валом, твари Порчи двинулись обратно на север.

— Передайте князю: на какое-то время нападения прекратятся. Но нам нужно готовить экспедицию в Земли Порчи.

Чародейка покачнулась, уцепившись за плечо ближайшего солдата. После общения с королевой серафимов у нее все плыло перед глазами и адски раскалывалась голова. Но несмотря на это, она была довольна.

Она чувствовала, что поступила правильно.

— Это безумие.

Реакция князя Альбанского была вполне предсказуемой. И в данный момент он расхаживал из стороны в стороны в стороны по своему кабинету, силясь унять волнение по поводу услышанного.

Это был невысокий, средних лет мужчина с короткими пепельного цвета волосами, среди которых уже начали появляться первые проплешины. Одет он был в военный мундир, и даже в мирное время всегда носил с собой оружие.

Потому что на границе Порчи мирного времени не бывало никогда.

— Милорд, — высказался Роган, — Безумные времена требуют безумных решений. Вам прекрасно известна репутация иллирийских эжени, и уверяю вас, она полностью заслужена. То, что говорят чародеи, может казаться странным, но в конечном счете они неизменно оказываются правы.