— Да ну, меня ноги не несут, — еще пыталась отнекиваться я, но избавиться от Иннаты — то же самое, что пытаться отодрать прилипшую к штанам смолу: особого толку все равно не будет, только еще больше перемажешься.

— Ничего, мы мою лошадку и твою валерисэн возьмем! Так оно еще лучше будет — верхом мы в два счета обернемся!

— Да подожди ты, дай хотя бы конспекты положить, — отбивалась я, уже подталкиваемая светлой девчонкой в сторону выхода. Тут уж Иннате пришлось согласиться, но на всякий случай она последовала за мной. Хотя, возможно, ей просто хотелось поваляться на кровати или посидеть с ногами в кресле в моей квартире. В Светлой Школе ученики были лишены такого необходимого порой уединения и жили в спальнях по пять-шесть человек, дабы, как выразился как-то местный Мастер, «воспитать в себе дух товарищества, сподвижничества и уважения друг к другу». Не знаю, по мне, так подобным варварским способом можно воспитать разве что злобу и ненависть ко всем окружающим.

Вторую часть своего первого рабочего дня я провела, шатаясь по магазинам с Иннатой, а вечер — в компании Айлайто. Эльф подарил мне роскошный букет роз и сводил в какой-то новомодный клуб «Острые уши».

Короче, в Школу я вернулась глубоко за полночь. К счастью, лабиринт коридоров, переходов и галерей перестал быть таким пугающим, я уже более-менее ориентировалась в нем и довольно уверенно продвигалась к своей квартире, даже несмотря на слабое освещение и незначительную степень опьянения. Розы дивейно, которыми я небрежно помахивала в такт шагам, источали тяжелый, пряный аромат, еще больше туманивший мою голову. Поэтому в том незначительном событии, которое произошло чуть позже, были виноваты исключительно коварные цветы… ну и, может быть, вино. Во всяком случае, ничем иным свое странное поведение я объяснить не могу. Ну, в самом деле, с чего бы мне, искуснице, преподавательнице, при виде вкрадчивого сияния какого-то магического светильника и звуке неторопливых шагов поспешно шарахаться за угол и влезать в очень кстати замеченную нишу, подбирать подол и вжиматься в стену, дабы Нничто не выдало моего присутствия?!

Наконец в поле моего зрения появился источник непонятного света и звука. Сначала я даже не поверила своим глазам: светлый Мастер, неспешно шествовал по коридору в сопровождении светильника из энергии Разрушения и чего-то странно звякающего в сумке, лежащей на неспешно семенящей за ним низенькой скамеечке для ног. Не желая напарываться на очередную лекцию о недопустимости нарушения внутреннего распорядка Школы и явления на место работы и проживания в состоянии легкого подпития, я затаила дыхание, чтобы ничем не выдать своего присутствия.

Дождавшись, пока Мастер пройдет и даже шорох его шагов затихнет вдали, я выпрыгнула из ниши и бегом бросилась к своей квартире, слегка пошатываясь и на всякий случай иногда хватаясь за стены. Впрочем, больше мне никто не встретился, даже неугомонные школяры, набегавшись за день, спокойно почивали; коридоры казались вымершими и могли до дрожи напугать своей тишиной и темнотой кого-нибудь не столь морально устойчивого, как темная искусница. Влетев в холл своей квартиры и зачаровав дверь, я прижалась к ней спиной и в очередной раз мысленно воззвала к Увилле, моля не оставлять ее неразумное чадо без опеки и поддержки и не позволить мне впутаться в какие-то сомнительные дела и происшествия.

А все-таки интересно, что светлый Мастер, этот поборник соблюдения режима дня и внутреннего распорядка, забыл в темных коридорах спящей Школы?

Преподавать оказалось еще хуже, чем учиться самой. Теперь я понимала, отчего искусники-педагоги в Темной Школе порой зверели и скрежетали зубами так жутко, что уж лучше бы ругались нехорошими словами — тогда окружающие хотя бы не опасались, что их сей секунд сожрут вместе с несданными вовремя работами, ненаписанными конспектами, неначерченными схемами и невыученными формулами. А еще мне постоянно приходилось сочинять и проверять контрольные, по десять раз терпеливо растолковывать совершеннейшую, на мой взгляд, ерунду, во время подготовки очередному практическому занятию перечитывать гору дополнительной литературы, вести кураторские часы, носиться с детьми из моей группы, изо всех сил пытаясь выявить у них способности к боевой трансформации, и вообще заниматься уймищей бестолковых дел, к которым обязывало звание искусницы-преподавательницы. А еще были общественные мероприятия, вроде смотра самодеятельности под названием «Школярская осень» (мои первокурсники с инсценировкой баллады о каком-то великом светлом герое и побежденном им зле заняли второе место; упоминать, кому пришлось скакать по сцене в состоянии боевого метаморфоза, изображая то самое зло, думаю, излишне), бесконечные педагогические советы, обязательное изучение всех приказов Светлого Императора, хоть каким-то боком касающихся искусничества, и прочее, прочее, прочее… Один вечер в неделю я ухитрялась посвящать шатанию по Сэлленэру, чаще всего в компании Айлайто, и впрямь ставшего мне другом но не оставлявшего надежды сменить этот статус, дабы приблизиться к моей душе и телу. На Ненависти я каталась через день, дабы зверушка не застаивалась и не страдала от гиподинамии. В Темной Школе выгулом ездовых животных занимались конюхи, но местные работники никак не могли привыкнуть к клыкастой рептилии и на всякий случай старались не приближаться к ее загону. Еще благодарение Увилле, что хоть кормили. А вот прогуливать ее мне приходилось самой.

А еще в Светлой Школе отправляли на картошку. Я, когда в первый раз об этом услышала, то подумала, что Мастер просто так недобро шутит. Но, как оказалось, новость была страшной правдой. Ради процветания сельского хозяйства Светлой Империи на полях пришлось трудиться всем, начиная с первокурсников и заканчивая самим Мастером магических искусств. Целых две недели школяры, вывезенные за несколько десятков верст от Сэлленэра, валяли дурака, швыряясь ботвой и подсовывая друг другу за шиворот жуков-картофелеедов, больше вытаптывая, чем выкапывая дары полей и нив. Преподаватели же ругали на чем свет стоит и неугомонных студиозусов, и крестьян, и непосредственное начальство, желающее выслужиться перед Светлым Императором и уже рапортующее в столицу о нашей сокрушительной победе в битве за урожай. И если искусникам было еще терпимо — ну, натянули вместо мантий рубашки, засунули штаны в сапоги и пошли с лопатами наперевес, то искусницам — хоть ты плачь! В длинном платье, на каблуках, с вуалью на накрашенном лице и браслетами на наманикюренных руках только картошку и копать. Естественно, прекрасная половина преподавательского состава лопатами не махала, а, рассредоточившись по полю, сквозь зубы зачитывала заклятия и отчаянно жестикулировала, направляя потоки энергий в нужное русло.

Пользы от искусниц было совсем немного, разве что вороны пугались и облетали нас за полверсты, даже не покушаясь на урожай, в битве за который уже появились первые жертвы: искусница Принна ухитрилась вывихнуть ногу. Пострадавшую мы подняли, вправили ей вывих и отослали отдыхать, а сами ожесточенно заспорили на предмет целесообразности уборочной кампании в исполнении высококвалифицированных искусников и студиозусов, которым вообще-то полагалось в это время учиться, а не носиться по полям. Мастер так объяснил необходимость нашего участия в уборке урожая: оно, дескать, способствует популяризации образа искусника в народе. А то нам этой известности и людского признания не хватало! А иначе чем можно объяснить тот бесспорный факт, что в Светлую Школу магических искусств всегда стремилось попасть больше учеников, чем во все столичные гильдии, вместе взятые?! Мне же во время полевых работ приходилось хуже всех: я честно старалась помогать коллегам и ученикам, но знала не так много необходимых заклинаний, а крестьяне и вовсе опасались, что жуткая темная сглазит всю картошку, чем обречет население Светлой Империи на голод и нужду. Поэтому я вполне разделяла ликование всех искусников, когда урожай был собран, и весь ученический и преподавательский сослав Светлой Школы вернулся в родные стены, чтобы продолжить то, для чего, собственно, здесь и собрался: постижением и изложением основ магических искусств.