Поначалу единственной серьезной проблемой был вопрос, где достать столько хорошеньких женщин, но вскоре Квантрил решил, что похищение можно использовать столь же широко, как и шантаж.

Вот тут надо было действовать с умом. Конечно, куда это годится, если вдруг появляется вопящая толпа похищенных сразу из одного места дам. Подобны вещи обычно сразу бросаются в глаза.

И Квантрил решил доверить все похищения одному человеку, причем он должен был похищать не больше двух-трех женщин за раз. Чтобы не ошибиться в выборе, Квантрил снова прибегнул к своему компьютерному досье. В Уолли Доннере он угадал настоящего хищника, движимого жадностью неудачника с обаятельными манерами. Но абсолютно идеальным его делала патологическая ненависть к мексиканцам. Квантрилу оставалось только направить мысли Доннера в нужное русло: своих мозгов у парня было не больше, чем в раскрашенной заводной игрушке, но стоило Квантрилу его завести, как Доннер наладил непрерывные поставки темноглазых красоток с той стороны границы.

Следуя инструкциям, Доннер доставлял свой груз на уединенный аэродром к югу от Санта-Фе. Там женщин грузили на вертолет и везли в заброшенный монастырь в горах Сангре-де-Кристо. Там уже находилось больше ста восьмидесяти женщин, и не было ни малейших опасений, что кто-либо из них убежит. За этим следил закаленный в боях ветеран по имени Дик Бауэр.

Впервые Бауэр попал в поле зрения Квантрила в самом конце вьетнамской войны, когда Бауэр, тогда майор вооруженных сил, предстал перед судом и получил срок за зверства над мирным населением. Из газетных публикаций, освещавших процесс, стало известно, что во время одиночных рейдов по джунглям Бауэр развлекался тем, что отлавливал детей и отрезал им головы. Еще он калечил старух, проводил массовые казни целых деревень, и ходили слухи, будто он лично отрубил пальцы рядовому, когда тот не сумел в точности исполнить его приказ. К несчастью, никого из его жертв не осталось в живых, чтобы дать показания против него.

Бауэр идеально подходил Квантрилу. Использовав необъятные возможности фирмы «Свидание с мечтой» и добившись пересмотра дела, закончившегося полным оправданием, Квантрил лично встретился с Бауэром после освобождения последнего из тюрьмы.

— Что вам известно о тюрьмах? — спросил он.

— Строгости в них мало, — ответил бывалый вояка.

— В моей тюрьме должно быть все строго. Организуете такую для меня. Чтобы нельзя было захватить. Никогда. — И Квантрил отвез Бауэра в горный монастырь.

Бауэр сдержал слово. Всего за месяц он превратил старые развалины в неприступную крепость.

Майлс Квантрил откинулся в кресле. Сегодня первая из девиц будет доставлена первому из ничего не подозревающих клиентов Квантрила. Он улыбнулся возникшей в воображении картине. Интересно, что станет делать этот несчастный ублюдок, обнаружив лежащий у него в постели бесценный дар?

На столе тихо зазвонил телефон, Квантрил медленно пересек комнату и снял трубку. Он даже не потрудился произнести слова приветствия. Такие понятия, как «добрый день», «спасибо», «до свидания» не входили в его словарь. Как, впрочем, и Дика Бауэра.

— Подарок достиг адресата, — произнес Бауэр.

Квантрил аккуратно положил трубку обратно на рычаг. Ощущая восторг победы, он сел, положив ногу на ногу, стараясь не помять острую, как бритва, стрелку на брюках. Наконец-то началась большая игра, и теперь только дело времени, чтобы он достиг заветной цели.

Никто не знает, откуда взялись индейцы племени кантон. Просто однажды они вышли из клубящегося тумана, окутавшего остроконечные вершины гор. И первым же делом их вождь одолжил одеяло у испуганного пастушка-хопи, ставшего свидетелем их появления. Вождь объяснил, что не ожидал таких холодов в горах и что с первыми же лучами солнца одеяло отдаст.

Вождю так и не случилось вернуть одеяло, и оно стало первым предметом в длинном списке накопившихся за несколько веков вещей, которые индейцы кантон позаимствовали без отдачи, но с обещанием вернуть на следующий же день.

В ту первую ночь индейцы кантон расположились на территории разбитого кем-то лагеря и приготовили свою первую еду в посуде, подаренной добродушными навахо, из продуктов, полученных из того же источника. В последующие дни всем соседним племенам стало ясно, что индейцы кантон явились налегке — у них не было даже культуры или наследия, которое они могли бы назвать своим. Их вождь бормотал что-то нечленораздельное о «потерянном багаже» и большом количестве товаров, драгоценных металлов и камней, которые должны вот-вот прибыть, чуть ли не завтра, но они так никогда и не материализовались.

А индейцы племени кантон так и продолжали брать в займы, главным образом потому, что остальные племена не могли отказать. Индейцы кантон были такими обаятельными, улыбчивыми, всегда были готовы радостно засмеяться, прочитать стишок или спеть недавно позаимствованную у кого-то песенку. Недели складывались в годы, а индейцы кантон продолжали заимствовать материальную и духовную культуру соседей. Корзины они взяли у чако, плетение и гончарные изделия — у навахо, а великие анасази подарили им весь свой пантеон. Сами индейцы племени кантон только и делали, что грелись на солнышке. Похоже, простая жизнь шла им на пользу, и по прошествии нескольких веков племя продолжало расти и процветать.

Но однажды утром индейцы кантон исчезли так же таинственно, как и пришли. Только что были тут — и вдруг исчезли, растворившись в клубящемся горном тумане. Впрочем, несколько человек все же осталось. Их было не более полудюжины, оставшихся хранить великие традиции племени кантон. И среди этих шестерых находилась женщина, которой суждено было стать пра-пра-прабабкой Сэма Уолфши.

Сэм сидел на бордюрном камне у въезда на принадлежащую Гарри автозаправку и кидал камешки на потрескавшийся от зноя газон, время от времени поглядывая через плечо на лишенный сидений остов своего джипа.

Это был симпатичный парень лет двадцати пяти — двадцати восьми с продолговатым лицом. Кожа цвета меди плотно обтягивала острые скулы и выступающий подбородок. В добрых черных глазах играл озорной огонек. На плечи ниспадали несколько черных прядей, выбившихся из-под соломенной шляпы с растрепанными полями. На заправке не будет клиентов еще по меньшей мере недели три, и Сэм откровенно скучал. В его жилах так и бурлила кровь индейских предков, но он не мог следовать своим инстинктам.

Где они, былые времена, размышлял Сэм. Где горные пони и праздничные костры, потрескивавшие от дувшего из пустыни ветерка? Сэм вошел в здание конторы, намереваясь немедленно взять расчет и отправиться исследовать неведомую и дикую природу. За прилавком сидел дядя Гарри и читал газету.

— Ну, что ты задумал на этот раз, олух царя небесного? — ласково поинтересовался дядя.

— Понижешь, дядя Гарри...

— Может, хочешь уйти? Так вот твое жалованье. — Старик порылся в кассе, извлек оттуда несколько банкнот и помахал ими перед носом у племянника. — В мире есть прекрасные места. Молодой человек мог бы легко найти там работу, если бы захотел.

Сэм сглотнул.

— Вообще-то я хотел узнать, нельзя ли мне взять взаймы баночку «кока-колы».

Улыбка надежды на лице дяди увяла, и он убрал банкноты обратно в ящик.

— Никчемный ты человек, — пробормотал он. — Самый дрянной индеец из всех, кого я знал: соображаешь туго, к тому же трус до мозга костей. Можешь заблудиться в трех соснах. Господи, да от слепого и то было бы больше проку, чем от тебя!

— Дядя, а как насчет «кока-колы»"?..

Гарри швырнул племяннику теплую банку.

— Убирайся отсюда, — прорычал он.

Сэм Уолфши отправился обратно к своему бордюрному камню и уселся там. Еще одна попытка обрести свободу не удалась. Ладно, решил он, человек должен быть верен своей семье. Особенно если семья поддерживает его материально. Он сделал большой глоток теплой газировки и закрыл глаза. Все не так плохо, подумал он. Неплохой денек для работы над загаром.