Он попытался удержать слезы, но они хлынули все равно. Потом он долго сидел, держал ее за руку и плакал. Как и всегда, когда речь шла о его чувствах к ней, он не в силах был произнести ни слова.

Наконец, осененный идеей, он смахнул слезы и подошел к маленькому письменному столу. Достал лист пергамента, сосуд с чернилами и перо из шкафчика. Своим легким, четким почерком он написал, “Ты пробудила все хорошее, что есть во мне”. Подумав еще мгновение, он добавил строку из одной из своих любимых эльфийских поэм. Эт армиэль телер маинин хир. Мое сердце отдано тебе навеки. Подписался, встал и остановился.

Зачем Тазиэнне знать о его чувствах, если он никогда не сможет вернуться? И не менее важно: что это будет значить в их отношениях, если он все же возвратится?

Не важно, решился Кейл. Она должна знать. Я не могу умереть, и не открыться ей.

Он повернулся, и шагнул к двери. Дойдя до нее, остановился снова.

После короткой внутренней борьбы, он вновь возвратился к кровати.

Хотя он знал, что она все еще не пришла в себя, его колени подкашивались. Дрожа от невообразимой смеси эмоций, он наклонился, и мягко прикоснулся губами к ее губам — их первый поцелуй. Скорее всего, и последний.

“Я люблю тебя”, прошептал он. “И всегда буду любить”.

Он так давно хотел сказать эти слова. И теперь жалел лишь, что не сделал этого раньше.

Повернувшись, он вышел из комнаты.

Когда он вновь оказался в коридоре и закрыл за собой дверь, Дарвен подмигнул ему. “Мы все знали, что вы больше чем просто дворецкий, мистер Кейл. Я имею в виду домашнюю стражу. Мы знали”.

Он кивнул. “С этого момента просто Кейл, Дарвен”.

Дарвен вопросительно вскинул голову. “Мистер Кейл?”

“Ладно, не важно. Удачи, Дарвен”.

Удаляясь по коридору от комнаты Тазиэнны с каждым шагом он ощущал себя все более собранным и разозленным. Любовь отошла на второй план, уступила место ненависти — ненависти к Праведнику. На ходу он неосознанно сжимал и разжимал кулаки. Праведник заплатит за все.

Корвикоум, ты, ублюдок с черным сердцем, подумал он, слово из философии дварфов. Ты решил причинить боль любимым мною. Последствием этого решения станет твоя смерть от моей руки.

Когда он спустился по лестнице, слуги и стражники, прервав свои занятия, замерли, изумленно уставясь на него. Он не стал вдаваться в объяснения касаемо своего облачения и оружия — для этого хватит времени, если он вернется, — и решительно пошел к выходу. В дверях библиотеки появился Тамалон, взгляд его усталых глаз был полон мрачного одобрения. Кейл поклонился своему господину и другу проходя мимо, и оставил Стормвезер, скорее всего навсегда.

Слабый, но все еще заметный аромат квартала Бычьей Крови заставил его поморщиться. Скотобойни уже несколько десятилетий как выведены за границы города, а строения теперь используются различными службами, связанными с торговыми караванами, но запах остался. Даже свежий бриз и довольно сильный снег не справлялись с ним.

* * * * *

Синий плащ трепетал на ветру; Кейл притаился на карнизе крыши Дома Эмеллии, борделя низкого пошиба, обслуживавшего в основном возчиков и караванных охранников. Наклонная крыша, скользкая от снега, заставляла его держаться для страховки за водосточную трубу, чей холод он ощущал сквозь перчатки; дыхание облачком сгустилось у лица. Сквозь захлопнутые ставни окон внизу, несмотря на ветер, можно было расслышать низкий шепот мужских голосов и женский смех. Бордели не закрываются никогда, даже в часы перед самой зарей — как и воровские гильдии.

В броске кинжала от него, через улицу Аринесс, смутно видимая сквозь снежные вихри в дрожащем свете задуваемых ветром уличных фонарей, располагалась штаб-квартира Ночных Ножей.

Замаскированная под торговый офис и склад Шести Монет, гильдия Ножей едва ли отличалась чем-то от прочих складов, выстроившихся вдоль улицы, и служивших процветающей караванной торговле Селгаунта. Кейла, само собой, внешний вид не обманывал. Настоящий картель Шесть Монет уже давно распался и исчез с лица Фаэруна.

Из-за его подвального этажа и легкого доступа к старой канализации Селгаунта, Праведник выкупил двухэтажный кирпичный дом у разорявшейся компании примерно десять лет назад. С тех пор мастер гильдии использовал гильдейские монеты для превращения здания в комбинацию тренировочного комплекса, убежища и укрепления.

Для поддержания иллюзии несколько офисных комнат Шести Монет и складов расположенных на первом этаже с видимой стороны здания были оставлены в целости, однако большинство давно переделали под нужды гильдии. Несколько членов Ночных Ножей, обученных (и получавших за это деньги) представлялись обычными торговцами, и вели дела, дополняя маскировку. Праведник даже использовал средства гильдии на поддержание небольшой и вполне легальной торговли, что позволяло не вызывать подозрения количеством повозок и погонщиков входивших и выходивших из здания.

Поскольку Кейл знал, на что смотрит, вся маскировка выглядела для его глаза удивительно прозрачной. Едва ли можно было назвать обыденным, для нормального торгового картеля, парадный вход — укрепленные, обитые железом дубовые двери, способные выдержать таран. Не менее привлекающими внимание представлялись железные решетки в палец толщиной на каждом окне второго этажа. Окна первого давным-давно заделали кирпичами. Кейл знал, что внимательный наблюдатель отметит необычно малое число работников, входящих внутрь каждое утро сквозь парадный вход, в то время как само здание было довольно большим. Этот наблюдатель также с легкостью заметил бы, как неловко сидят униформы караванной стражи на угрюмых бандитах, охранявших двери.

Не знаю уж, как мы умудрились сохранить тайну, подумал он. Для Кейла, теперь смотревшего снаружи, здание буквально кричало: воровская гильдия!

Но у дверей не было охранников. И на крышах пращников тоже. Ни в одной комнате на втором этаже не горел свет — странно, даже в этот поздний час.

Непонятно, — задумался он, — может дело в буране?

В качестве варианта он обдумал и простой вход сквозь главную дверь — наплести что-нибудь встреченным, добраться до Праведника и убить старого хрыча, — но такой подход диктовал ему гнев. Несдерживаемая агрессивность может стать опасной, сказал Тамалон. Улыбнувшись, он произнес мысленно: справедливо, Тамалон, более чем справедливо.

Еще несколько минут он продолжал наблюдение, чтобы увериться, что ничего не пропустил. Нет. Действительно, никаких стражников. Дело пахло засадой. Выдохнув очередное облачко пара, он потер, заросшую дневной щетиной, щеку.

Наконец, он принял решение: войти в канализацию с Извилистого Пути, и пробраться наверх через подвал гильдии. Этот вход, конечно, тоже защищен ловушками, но зато приведет его ближе к часовне, и значит к Праведнику. Выживание для него уже не было главным, Кейл попрощался со всем, ради чего мог жить. Теперь единственным, что имело значение, осталась смерть Праведника.

Я иду за тобой, старик.

Перегнувшись, он ловко спрыгнул на дорогу.

Падающий снег таял, касаясь булыжников мостовой, так что улицу заливала коричневая слякоть. Закутавшись потуже в плащ, худо-бедно защищавший от ветра, Кейл прошел по хлюпающей грязи до Извилистого Пути. Снегопад с трудом позволял видеть вокруг, и ему пришлось положиться на острый слух, как единственный способ обнаружить возможную засаду. Он не услышал ничего. Улица была пуста.

Добравшись до Пути, Кейл нырнул в аллею и огляделся, дабы увериться что за ним не следят. Все так же никого. Пробежался до сухого колодца, который гильдия вырыла “по ошибке”, и сквозь который теперь пролегал путь в канализацию.

Высокий рост пригодился и тут: он с легкостью взобрался на ограждавшую колодец стену, и опустился внутрь. Упершись ногами с одной стороны тоннеля, и прижав спину к другой он начал медленный спуск, при этом не забывая вслушиваться в происходящее внизу, примерно в сорока футах под ним. Снежинки падали в колодец, попадая на его лицо, согретое нелегким упражнением, и мгновенно таяли. Несмотря на холод, по лбу стекал пот, а тяжелое дыхание эхом отражалось от стен. Вонь отбросов и гнили поднималась по колодцу и забивала ноздри. Кейл старался вдыхать поглубже, чтобы приспособиться к запаху заранее.