Гном выронил перо и с непередаваемым выражением лица посмотрел на меня — смесь непонятного восхищения, уважения и страха блуждали по его морщинам.

— А платежеспособность Вашей студентки подтверждена? Кто выступает поручителем?

— Я. - просто ответил ректор, и гном перевел такой же взгляд на него. — Тут особый случай. — пояснил ректор. — Это — Полина. — он многозначительно и тихо проговорил мое имя.

— Да Вы что! — гном теперь с благоговением взирал на меня. Цепкий взгляд внимательно прошелся по мне, от макушек до пят. Особенно он задержал свой взгляд почему-то на моих украшениях. Я снова растянула губы в улыбке.

— Тогда все понятно. — кивнул гном. — Я польщен, что Вы открыли счет в нашем банке.

Я кивнула.

— Цель перевода и кредита? — по-деловому спросил Ромис.

— Покупка особняка Лазова.

Гном второй раз выронил перо и уставился на меня. Я тихо бесилась — да что же это такое? Скоро буду деньги брать за погляд. Моя улыбка превратилась в оскал, и гном засуетился.

— Да-да, хорошо, все будет оформлено немедленно. — засуетился он и закопался в своих бумажках, быстро что-то черкая пером. — Вот, держите, — подал гном ректору бумаги, — отдадите внизу, правила Вы знаете. Продавец может в любое время прийти оформлять сделку.

— Обязательно! — поблагодарил ректор, и мы покинули гнома.

Ректор, и я вслед за ним, прошел куда-то мимо служащих и спустился вниз по лестнице. Каменная и длинная, она привела в зал, где тоже сидели гномы и ставили штампы на бумаги, внимательно изучив содержание оной. Ректор подошел к ближайшему и протянул ему листы. Я стояла рядом и молча взирала на действо. Гном отложил свою работу, внимательно посмотрел на нас, потом прочитал бумагу и поставил оттиск герба банка — перекрещенные топоры. Такой же стоял и на бумагах, которые мне ректор вручил некоторое время назад, когда открывал счет на мое имя. Теперь я поняла, почему такой барельеф был на здании — товарный знак.

Гном оставил одну копию себе, две оставшиеся отдал нам. Мы поднялись обратно, один лист отдали гному, что нас обслуживал, и вышли на улицу. Убрав свой экземпляр в карман, ректор повернул направо и пошел по дороге. Я следовала рядом.

— Куда мы идем? — поинтересовалась я.

— К барону Лазову. — отозвался ректор. — Мы покажем эту бумагу, где написано, что у тебя есть необходимая сумма для покупки особняка, затем мы подпишем документ о покупке дома. Один экземпляр останется у тебя, как владелицы, один у него, как бывшего хозяина, и один в банке, как у гаранта сделки.

— А он не пойдет на попятный? — задумалась я.

— Куда? — не понял ректор.

— Ну, не передумает? Или вдруг решит, что его обманули, и захочет и деньги, и особняк.

— Нет. — покачал ректор головой. — Деньги ему очень нужны — он проигрался крупно. А даже если потом и передумает, то вернуть все обратно не сможет — магические сделки нерасторжимы.

— Вы имеете права проводить такие сделки? — изумилась я.

— Конечно. Но только для своих студентов.

Так, за неспешным разговором мы подошли к небольшому двухэтажному дому. Ректор позвонил в колокольчик, и через минуту нам открыли дверь. Немолодой мужчина — явно дворецкий — слегка поклонился.

— Мы к господину барону. — произнес Валисандр, и слуга посторонился.

Войдя, я начала оглядываться. Каменные стены были кое-где занавешены гобеленами, где-то картинами славных предков — это было видно по лицам и одежде. Длинная, не дающая возможности маневров. Впрочем, это наверняка были парадные одежды. Дворецкий предложил нам расположиться на несколько потертых стульях, а сам удалился. Хозяин появился достаточно скоро.

— Добрый день. — приятный голос раздался где-то позади.

Я обернулась. Передо мной возник мужчина средних лет со следами разгульной жизни — вялая и дряблая кожа, масляные водянистые глаза, живот, нависающий над бриджами. Одет барон был в яркие цвета и тем самым напоминал мне волнистого попугайчика. Он протянул мне свою руку для приветствия. Я вложила свою ладонь в его и поморщилась — влажные ладони накрыли мою руку, отчего у меня было ощущение, что я взяла в руки жабу — редкостная мерзость. Был у меня в детстве такой опыт — я в каком-то лагере умоляла папу поймать мне жабу и дать подержать, потому что я не могла сама поймать — маленькая была и не поспевала за ее прыжками. Папа помучился, но поймал. Я с вожделением протянула руки, а потом с визгом тут же отбросила эту дрянь — до того противно было. Полдня еще пыталась отмыть липкое ощущение с рук. Мама всю жизнь потом мне напоминала этот момент. Так вот у барона были такие же руки. Где мое антибактериальное мыло!? Хозяин прошелся похотливым взглядом по мне, отчего мне захотелось его ударить промеж ног, но я лишь холодно улыбнулась и вынула свою руку. Встряхнув, я прошептала очищающее заклинание и скрестила руки на груди. Барон удивился, но промолчал, переведя свой взгляд на ректора.

— Ректор Валисандр! — воскликнул он. — Для меня большая честь принимать у себя дома Вас и Вашу очаровательную спутницу.

— Благодарю. — сухо кивнул он. — Мы к Вам по делу.

— Слушаю. — барон тяжело опустился в кресло напротив меня и развалился, широко раскинув ноги, предоставляя мне возможность, очевидно, оценить размеры его достоинства. Я лишь выгнула бровь и отвернулась.

— Я к Вам пришел по поводу продажи Вашего особняка.

— О! — алчно произнес барон. — Не ожидал от Вас. Не думал, что Академия нуждается в такой большой дополнительной территории.

— Это не для нужд Академии. — покачал профессор головой. — Особняк покупает моя студентка.

Барон по-новому взглянул на меня, пожирая глазами. Я спокойно встретила его взгляд и равнодушно разглядывала каждую черточку его лица, стараясь не зацикливаться на морщинах и общем неблагообразии.

— Ваша студентка столь состоятельна? — спросил он.

— Считать чужие деньги — моветон. — холодно отозвалась я. — Я же не рассказываю Вам о реальной стоимости Вашего владения. — со слов ректора я знала, что если бы не общее состояние домов и территории, то стоимость была бы намного выше. Изначально барон продавал особняк за триста тысяч. Но с тех пор прошло несколько лет. Никому это было неинтересно, поскольку в бойких местах мало кто хотел жить.

— Что? — задохнулся барон. — Да как ты смеешь мне дерзить! — брызгал он слюной. — Да ты знаешь, кто я такой?

— Знаю. — кивнула я головой, быстренько пройдясь взглядом по его ауре. Барон слегка дернулся. Черт, надо научиться делать это незаметно. Законом не запрещено просматривать ауру, но человеку это неприятно. — Ты — опустившийся и пропивший все свои деньги человек, который тяжело болен. Алкоголь, неразборчивые связи оставили неизгладимый след на твоем здоровье. Сердце работает с перебоями, печень загибается, в желудке язва, кишечник неправильно работает. О поджелудочной и общем состоянии крови я и вовсе помолчу. — я внимательно еще раз просмотрела ауру. — А в почках камни. — Да, не зря я прочитала ту энциклопедию по анатомическим особенностям, отражающихся на ауре человека, и сопоставила с известными мне рентгеновскими снимками. Барон только хлопал глазами. А я встала со стула — пора было заканчивать этот дешевый фарс. — Пойдемте, ректор, Вы мне обещали и другие особняки показать. Этот господин может и дальше пыжиться, но только уже без нас.

Я блефовала. Конечно, мне нужен был этот особняк. Но ректор, очевидно, был со мной согласен, поэтому встал.

— Что ж, господин барон, — развел он руками, — я действительно полагал, что мы с Вами договоримся, но требования покупателя — дело святое. — И он постучал себя по карману, где была бумага из банка. Барон сразу сник.

— Стойте. — хмуро сказал он. — Вы действительно готовы купить этот дом?

— И с прилегающей к нему территорией. — кивнула я. — Мы только что из банка. И я готова Вам предложить за него пятьдесят тысяч. — обнаглела я. Барон поперхнулся. — За разницу я готова избавить Вас от Ваших проблем со здоровьем. — Отчего-то мне казалось, что стоит попробовать. В конце концов, хуже я вряд ли сделаю. Я видела состояние его организма и знаю, как должны выглядеть здоровые органы. Можно попробовать. Работать с живой материей, конечно, намного сложнее, чем с неживой, но интереснее. А барона не жалко. Скорее, жалко его жену. Я твердо смотрела на барона и параллельно внимательно разглядывала его ауру, отмечая те точки, что показывали его нездоровье.