Правда, пределы моих способностей простираются в другие стороны, предпочитая качество количеству. Могу шутя управиться либо с тремя телохранителями, либо с одним безумцем. Не без уловок, конечно: в случае с троицей мне помогают «змейки», а в случае с дуркой — его собственная кровь, несущая в себе частицы «лунного серебра». Эта же нарушительница спокойствия хоть и не могла жулить схожим образом, едва не вывела телохранителей из-под моего контроля, воспользовавшись... А чем она, кстати, воспользовалась?

Переменностью чувств. Когда человек упёрт в одну и ту же идею или ощущение, трудно вклиниться в его сознание, не говоря уже о том, чтобы как-то изменить направленность мыслей. Что же касается Кириан, то в её голове мысли не просто менялись местами, а качались, словно на морских волнах, только помогая убийце: внедрение в мелодию чувств и размышлений — первый шаг к обретению власти. Так меня учили. Так я и действую, когда «заговариваю» дурок: прислушиваюсь к песням, звучащим в гулких стенах их черепов, а потом подбираю свой собственный напев, поначалу донельзя похожий, но постепенно уводящий с тропы безумия...

Итак, Кири попалась на удочку потому, что металась между любовью и долгом. Подозреваю, что Баллиг споткнулся о тот же самый камушек, но привязанность ко мне (которую он, впрочем, никогда не показывал явно, но которую я всегда ощущал лучше, чем сам того хотел) перевесила, и телохранитель всё же выполнил свою задачу. Правда, после жёсткого окрика, тоже сыгравшего свою роль, но «панцирь» оказался на месте быстрее «клешней», а значит, раньше освободился от чужого влияния. Покопаться в голове Хонка? Не-а, не сегодня. Наверняка и там найду что-то до боли похожее на путаницу, затащившую Кириан в лабиринт сомнений. Но что-то я упустил...

А, вспомнил! Неясности со знаком. Я ведь, и в самом деле, показывал «Раскрытую клешню», что означает: занять позицию рядом с охраняемым и быть готовым к немедленной атаке или обороне. Кири же видела всего лишь «Внимание» — ладонь с сомкнутыми пальцами. Могла ли она ошибиться? Нет, у смуглянки отличное зрение, к тому же, в то время оно было усилено стараниями «змейки». Баллиг же колебался, выбирая между ожиданием и действием. Почему? Убийца наводила иллюзию? Или же... Кажется, понял: скорее всего, её вмешательство, вступившее в противоречие с моими нитями управления, произвело эффект, схожий с «полным освобождением». Опасная штука, кстати, поскольку нарушает устоявшиеся цепочки причин и следствий... Так вот, Кириан, оказавшаяся в прямом смысле слова между двух огней, просто не могла сделать выбор. Не могла понять, что именно видит, потому что контроль ослабел до предела, в том числе и её собственный. Но так как смуглянке меньше всего в этот вечер хотелось подставлять свою шкуру под чьи-то клинки, она попросту приняла желаемое за действительное. «Увидела» другой знак. Внушила себе спокойствие.

Да, похоже, всё происходило именно так. Мерзкая картинка вырисовывается, однако. Положим, я могу попытаться схлестнуть своё «управление» с чужим, но при этом рискую превратить невольную жертву в существо, неспособное принимать решения в соответствии с окружением, а действующее исключительно повинуясь собственным фантазиям. Мрак.

— Ты, правда, её отпустил?

Меня когда-нибудь оставят в покое? Только не до тех пор, пока жив рыжий кошмар, которого то криком кричи — не дозовёшься, то норовит разделить со мной каждую минуту существования. Но заводить спор сил уже не было, поэтому я просто спустил с плеча рукав, открывая изумлённому карему взгляду новоявленное «украшение».

Олден вытаращил глаза. Нахмурился. Снова округлил гляделки.

— Ты понимаешь, что делаешь?

— Представь себе.

— Нет, ты не понимаешь! Тебе нельзя таскать весь зверинец разом: надорвёшься!

— Меня трогает твоя нежная забота, но давай оставим каждому своё, а? Проследи, чтобы с Кириан справедливо рассчитались, а тот шарлатан, который её пользовал, вернул всё, как было. Ох, если бы я знал, чьи грязные руки не побрезговали вмешаться в нерождённую жизнь, я бы...

Маг слегка побледнел, но всё же решился спросить:

— Ты бы — «что»?

— Я бы этого умельца... Часом не знаешь, кто бы это мог быть?

Рыжик начал пятиться к порогу, который минуту назад неосмотрительно переступил, бормоча:

— Да я... как-то не интересовался... да и ни к чему мне это...

— Олли.

— М-м-м-м?

— Подойди ко мне.

— Зачем?

— Хочу получше рассмотреть твою гнусную рожу! Это ты наводил «сон», признавайся!

Вы видели, как человека передёргивает? А всем телом, от кончиков пальцев до кончиков волос? Забавное зрелище. Очень улучшает настроение: если до этого момента мне хотелось повеситься самому, то теперь склонность к убиению была пересмотрена в пользу рыжика.

Отдёргавшись, Олден подпрыгнул на месте, развернулся и дал дёру. Надеюсь, он бежал достаточно быстро, чтобы не услышать мой гогот. А если и услышал, у меня всегда оставался шанс, что в подвальных коридорах искреннее веселье могло звучать как стоны призраков.

Выплюнув последний смешок, я потушил светильники, захватив с собой только один (чтобы не плутать в потёмках) и отправился в обитаемую часть дома, а именно: к лаборатории Олли.

Дверь, как я и подозревал, оказалась закрытой. Разумеется, изнутри, потому что старый приятель имел не просто отвлечённое представление о силе моего гнева, а в бесшабашной юности сам испытал, каково это, злить наследника рода Ра-Гро. Положим, мне тогда тоже не поздоровилось — влетело по первое число от наставника, но магу повезло меньше, и сломанные кости ему вправляли и сращивали все знакомые подмастерья, обучавшиеся лекарскому делу. Из-за чего я тогда взъелся? Уже и не помню. Как странно. А ведь по первому впечатлению обида казалась вечной и незамаливаемой. Коварное время отнимает у нас слишком многое: и дурное, и хорошее, но почему-то жаль терять память даже о самом неприятном мгновении в жизни...

— Олли! Ты дома?

Из-за двери прозвучало упрямое:

— Не открою.

— Да что ты говоришь! Не забывай, какими отношениями мы связаны: мне достаточно приказать, и тебе придётся подчиниться.

— Всё равно, не открою.

Массивный деревянный щит, прикрывающий собой вход в обитель Олдена, мешал разобрать оттенки всех чувств в голосе рыжика, но, пожалуй, сегодня маг был настроен решительно, как никогда.

— Чего-то испугался?

— И вовсе не испугался!

— А убежал и заперся по какой причине?

Молчание.

— Бегство от поединка — признание вины, Олли. Помнишь об этом?

Не отвечает, зараза. Только усугубляет своё положение, но упрямится. А кто-то ещё считает упрямцем меня! Посмотрели бы на олуха, который отсиживается в четырёх стенах, беспочвенно полагая, что избежит наказания за свои злодеяния...

— Ты не должен был потакать её слабости. Да, она совершила ошибку, но можно было сразу всё исправить, а не громоздить новые, куда более опасные. Нужно было просто прийти ко мне и всё честно рассказать.

У мага вновь прорезался голос, правда, пока довольно робкий:

— И... как бы ты поступил?

Я потянулся, разминая плечи и спину, потом подумал и сел на пол, прислонившись к стене рядом с дверью и вытянув ноги.

— Не знаю.

— Вот видишь!

О, звучит как обвинение.

— Правда, не знаю. Но причинять вред я бы не стал. В любом случае. Может, согласился бы на тот же «сон», а может, сразу отпустил бы восвояси. Сейчас, когда задумываюсь, понимаю: своевременное предупреждение избавило бы меня от потерь. Но сделанного не воротишь, верно?

Ключ повернулся в замке. Дверь приоткрылась, и над моей головой раздалось тихое:

— Сердишься?

— На тебя? Сержусь. И на себя — тоже. Возможно, я только что породил на свет очередную глупость, вот только не жалею об этом. Странно, да?

Олден вздохнул и пристроился на полу рядом со мной.

— Ты мог бы меня прибить.

— Потерять трёх человек за одни сутки? Трёх близких человек? Я, конечно, дурак, но не настолько же!