— Значит, сейчас на тебе...

— Висят две «змейки».

— Сколько ты сможешь их удерживать?

— Неделю, не больше. Потом они впадут в спячку, и очнутся не раньше, чем в следующее полнолуние.

— Замечательно, — подвёл итог Вигер, и тон его голоса в отличие от смысла сказанного был погребальным. А уж кого назначать на роль покойника, сомнений не вызывало.

Я основательно приложился к бокалу, благо два лишних едока высасывали из моей крови все свежепоступившие вкусности, и захмелеть мне не грозило. Собственно, сейчас горячительные напитки служили утолением аппетита прожорливых «змеек» и единственным способом удержания их от впадения в сонное состояние.

Ра-Кен никогда не знакомился со всеми подробностями моей службы (поскольку придерживался общепринятого мнения о существующей связи обильных знаний и крепости сна), но серьёзность такого события, как резкое сокращение численности телохранителей, не требовала объяснений. Даже при условии, что моей жизни редко когда угрожает настоящая опасность (честно говоря, до недавних пор не угрожала вовсе), ослабление охраны не могло не вызвать тревогу, особенно у человека, прекрасно представляющего себе всю глубину возможного развития событий.

Пока ре-амитер судорожно пытался придумать пути выхода из возникшего лабиринта, я, на сей раз уже самостоятельно, а не пользуясь помощью друга, подозвал слугу и вытребовал в своё единовластное пользование целую бутыль, которая и обосновалась у ножки кресла сразу после того, как поделилась содержимым с бокалом. И поскольку лекари всегда советуют сочетать лечение тела с лечением духа посредством услаждения взора и слуха приятными вещами, моё внимание вновь обратилось к супруге и обхаживающему её кавалеру.

Или у меня в глазах слегка помутилось, или Наис уже не столь неприступна... Кажется, её голова чуть наклонена в сторону красавчика. Точно, наклонена. И судя по немного расслабившимся чертам лица, моя жёнушка внимает словам ухажёра с интересом. Ну надо же! Что такого он может ей рассказать, чего не могу я? Надо бы вмешаться в сию идиллию. Вот прямо сейчас возьму и...

— Её Величество просит извинить: неотложные государственные дела вынуждают задержать начало Малого приёма, — сурово, словно виноваты в этом были присутствующие, известила воздвигшаяся в центре зала мышино-серой статуей Управительница королевских приёмов, старушенция, чей возраст не поддавался определению, но бодрость вызывала зависть у всех без исключения. — Но дабы не причинять приглашённым неудобства, Её Величество предлагает скрасить ожидание музицированием. Если dan Миллит не откажется принять на себя труды по извлечению звуков из подобающего случаю инструмента.

— О, разумеется, — придворный музыкант поспешил встать и поклониться. — Почту за честь!

Управительница смерила его оценивающим взглядом, будто видела впервые в жизни, поджала нижнюю губу и величественно уплыла из залы. Как только шлейф платья скрылся за порогом, все daneke, которым выпало счастье быть приглашёнными на приём, защебетали:

— Просим! Просим!

Dan Миллит, чуть порозовевший от неожиданного удовольствия оказаться украшением вечера (по крайней мере, до явления королевы), подхватил лютню и переместился ближе к западной части зала, дабы звучанию музыки и голоса ничто не мешало.

Любимчик дам, снискавший сдержанное уважение их мужей, придворный музыкант тщательно и успешно удерживался на грани между безобидным обожанием и страстью, способной принести неприятности, и до сих пор оставался одиноким. Я не искал близкого знакомства с Миллитом, но слышал, что его затворничество — следствие разочарования в любви, случившегося с ним в ранней юности и вызвавшего пробуждение дремавшего до той поры дара сочинять стихи и перекладывать их на трогающие душу мелодии. Может, в этой истории больше выдумок, чем в древних легендах, спорить не стану. Всё бывает в этом мире. Даже то, чего быть не может.

Длинные пальцы опустились на чутко замершие струны, и под своды Кораллового зала взлетела невесомая, простенькая, но тем и притягательная музыка. Когда же Миллит вплёл в переливы лютни своё пение, женщины затаили дыхание, а мужчины с некоторым неудовольствием (в большей степени показным, нежели искренним), последовали их примеру.

Хороший выбор, ничего не скажешь. Я повернулся было к Вигеру, но суровую отповедь пришлось отложить, потому что ре-амитер был по-прежнему углублён в раздумья. Ладно, потом получишь всё, что заслужил! Если тебе позволили ознакомиться с сокровенными мыслями, это не повод подсовывать текст придворному музыканту. Но Миллит тоже хорош! На кой ххаг он вдруг взялся исполнять чужое творение? Да ещё такое корявое...

Но я слукавил. Для пущей красивости. Не забыл и никогда не забуду. Поздняя весна, расцветающие кусты альмерии, радуга, пойманная водяной пылью, поднятой струями фонтана, и беззащитная мечта в голубом небе глаз...

А вот здесь уже не вру, хотя и говорю только за себя самого. Я никогда не держался за свою свободу, потому что у меня её никогда и не было: с самого рождения и задолго до него моя судьба была предопределена. Да, в чём-то жизненный путь не совпадёт с видениями вечно пьяных божков, царапающих пером в Книге Сущего, но мелочи — это мелочи, и рано или поздно они сложатся в знакомую скучную мозаику. Наверное, осознав, с кем придётся делить одни и те же года пребывания на свете, я был по-настоящему счастлив. Но счастье не захотело длиться вечно...

Мне и в самом деле не нужно бескрайнее небо, Нэй. Зачем, если я буду летать в нём один? Как ты не понимаешь...

Отвернулись. Уже. Как раз в тот миг, когда мы соединили пальцы. Ты не захотела посмотреть мне в глаза. Испугалась? Побрезговала? Я не вправе обвинять. Но мне до слёз жаль, что наши взгляды тогда не встретились. Ты молчала всё время свадебного обряда. Помню, я пытался шутить, чтобы скрасить неловкость обручения двух ещё совсем незнакомых друг другу людей. Напрасно. Ты так и не улыбнулась. Ни разочка. Наверное, думала: что этот деревенский увалень может сказать умного? Да и я, в конце концов, умолк. Так мы и стали супругами — в похоронном молчании, что, по мнению умудрённых летами старцев суть знак дурной и к долгому и счастливому браку не располагающий. А когда тебя начали знакомить со всеми тонкостями нового положения, ты испугалась ещё больше. Того, что я смогу узнать изнанку мыслей и чувств одним вдохом? Наверное. И ты не смогла бы поверить никаким клятвенным заверениям, а уж тому, что для меня не существует ничего дурного, если речь идёт о тебе... Не поверила бы. Но чем-чем, а терпением я наделён. И дождусь. Хотя прекрасно знаю, что одни принимают свою судьбу сразу и всем сердцем, а другие — никогда...