* * *

По дороге к себе домой Надя хмуро молчала, Алла тоже сидела тихо, смотрела в окно, сжавшаяся, нахохленная и какая-то потухшая. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, у человека горе, вселенская скорбь. И ведь рука не повернется эту жертву наказывать!

Как бы не так.

Алкины манипуляторские штучки Надя давно изучила в совершенстве. Если не получалось добиться нормальным путем, в ход шли любые уловки. Вот как сейчас. Захотелось вдруг спросить по-бабьи, по простому:

— Какого лешего ты потащилась к нему? Объясни.

Молчание в ответ.

— Отвечай, когда я тебя спрашиваю.

— Хотела видеть, — буркнула Алка.

— Увидела?

— Да, — проговорила тихо.

— Довольна?

Та вдруг резко развернулась к ней лицом и крикнула, сжав кулачки:

— Нет!

— Не. Ори, — глаза Нади загорелись нехорошим огнем.

— Прости, — сникла та, залепетала. — Я… Я больше не буду… Я… Он не мог так со мной поступить! После того, что у нас было!

— Что у вас с ним было? Ответь. Не смей отворачиваться!

Снова молчание в ответ.

Надя отвернулась, поморщившись от досады. В очередной раз копаться во всем этом дерьме придется ей. Потому что больше некому. Сейчас она просто чувствовала усталость, не физическую, нервную.

— Еще хоть одна такая выходка, и я откажусь от тебя. И больше за тебя никто не возьмется, — негромко произнесла она.

— Прости. Больше не повторится.

Свежо предание. Умудренная опытом Надежда знала, что означает этот погруженный в себя взгляд.

— У него кто-то был. И я знаю, кто.

Надя закатила глаза:

— И слава Богу! Я очень рада, что у Глеба наконец кто-то появился.

Губы у Аллы затряслись, она скривилась как ребенок:

— Вам всем плевать на меня…

— Слушай, ты! — терпению Нади пришел конец.

Это уже ни в какие ворота не лезло! Они только и делали, что носились с ней, как с писаной торбой.

— Прости! — всхлипнула Алла и спрятала лицо в ладонях.

— Это был твой последний фортель, — повторила она больше для себя, понимая, что в который раз проявляет преступное мягкосердечие.

* * *

За своими вещами Даша хотела сходить сама. Вообще, идея переезда казалась ей поспешной и не совсем уместной. К чему так торопиться? Но Глеб молча давил авторитетом. Сказал один раз, а дальше просто хмуро поторапливал. И вроде надо бы воспротивиться, но ведь ничего плохого он от нее не требовал. Наоборот, заботу проявлял. Может, немного чрезмерную, это было как-то необычно, но вызывало улыбку.

После Глебовых хором собственная совковая дачка показалась Даше крохотной. Но это был ее дом, ее крепость. Здесь она чувствовала себя уверенно, а там… Там был он, такой непонятный, авторитарный и удивительный. Вспоминая его утреннюю нежность, Даше хотелось закрыть глаза и раствориться в ощущениях.

Но закрыть глаза не удавалось, Глеб стоял над душой и ждал, пока она соберется.

— Жуткий тип, — проворчала она про себя.

— Ты что-то сказала? — ровно, негромко, со смыслом.

— Тебе послышалось, — буркнула в ответ.

Тот прижал ее к себе, поцеловал в лоб и строго проговорил:

— Не слышу извинений.

Она покачала головой, потом уткнулась в его грудь и спросила:

— Как ты умудряешься слышать то, что я говорю про себя?

— Мне не надо слышать, я знаю. Ну? Где твои извинения?

— Извини, — Даша не могла скрыть улыбку.

— Так-то лучше, — все тот же ровный голос, только смех в глазах.

— Ты все-таки… — хотелось сказать «жуткий», но Даша, хитро прищурившись, проговорила, — прав.

Он ничего не ответил, только невесомо погладил ее по лицу кончиками пальцев. Прикрыв глаза, будто стремился запомнить на ощупь.

— Все-таки он странный, — мелькнула мысль у Даши, а после растворилась и исчезла, потому Глеб ее поцеловал.

* * *

С подготовкой к великому переселению народов, как она называла свой и Брута переезд в роскошный до по соседству, наконец было закончено. Даша даже удивилась, как быстро они управились. Впрочем, чему удивляться, этот жуткий тиран все время стоял рядом и руководил. И как-то умудрялся делать это молча.

— Представляю, каким он был командиром, — все это время думала она, искоса поглядывая в сторону невозмутимого Глеба. — Наверняка, его приказам подчинялись беспрекословно. Достаточно слово сказать — и все летали выше польских аэропланов. Хотя, нет! О чем я? Ему даже не нужно было ничего озвучивать, все и так по глазам понятно.

Еще в первый момент, как только увидела его лицо, Даша обратила на это внимание. Взгляд его властный, неумолимый, не терпящий неподчинения. Взгляд хищной птицы, следящий за добычей. Лицо, жесткое, носящее печать огромной силы и ума. Что и говорить, недоброе лицо. А в сочетании с его манерой говорить, ровным тоном лаконично цедить слова, подавляя при этом волю собеседника, складывался образ далеко не однозначный. Флер таинственности, закрытость. Странное и неожиданное увлечение скульптурой. Сразу приходили на память образы хмурых киношных суперзлодеев. Тех, что с невозмутимым видом потрошат жертвы на экране, идя к своей цели по их окровавленным трупам.

Очередной быстрый взгляд в его сторону. Глеб стоял спиной, глядя в окошко. Явно заждался. Интересно, почему ему так важно поскорее перетащить ее к себе?

— К себе в логово, — мрачно усмехнулась своим мыслям Даша. — Где он будет лепить из тебя идеальную бетонную болванку.

Ну, с болванкой это она погорячилась. Статуи, вернее, то, что она видела, было необычным, но не болванка. Точно не болванка. Было интересно посмотреть на конечный результат его работы. Тут же всплыли мысли, как он касался, фиксировал. И как осматривал котенка. Его руки. Его невероятная нежность.

Странно и неоднозначно. Потому что не вязалась эта нежность с тем общим впечатлением, что Глеб оставлял. Это все равно что лев, которому положено есть кровавое мясо, переключится вдруг на вареный шпинат. Ощущение какой-то неправильности.

— Глупости, — сказала она себе. — Что с того, что у него лицо как топор, это еще не означает, что он должен быть монстром. Да он и не монстр, он очень добрый и заботливый. Ну, может, немного перегибает палку со своим желанием все контролировать, но это терпимо. Во всяком случае, пока.

— Закончила? — услышала она негромкий ровный голос Глеба.

— Да, — ответила, выпрямляясь и убирая рукой волосы со лба.

— Долго. Тебе надо научиться собираться быстрее.

Брови Даши взлетели вверх. Она не считала его монстром? Это была ошибка! Монстр натуральный. И этот монстр еще поучал ее менторским тоном:

— Две маленькие сумки собирала почти час. Суетишься, много бесцельных лишних движений.

— Глеб… — так и хотелось сказать ей, что воспитывать он будет свою жену или собаку.

Но тут опять вспомнились его странная убежденность, что он несет за нее ответственность. Осталось только прокряхтеть что-то невнятное и последовать за ним, подавляя в себе желание высказаться нелицеприятно.

Мужчина уже пошел вперед, подхватив ее сумки, а Даше досталось со всеми почестями транспортировать кошачий туалет. У калитки Глеб оглянулся, пока она одной рукой запирала дверь, держа в другой Брутячий лоток. Даша могла поклясться, что в его издевательском взгляде проглядывал смех. Фыркнула и отвернулась.

— Не потеряй богатство по дороге, — проговорил он и двинулся с ее сумками вдоль забора к своим воротам.

Так и хотелось запустить лотком этому жуткому типу в спину, но Даша сопя пошла следом.

— Ты что-то сказала? — спросил он, не оборачиваясь.

— Нет! — буркнула она.

— И правильно, — невозмутимо ответил, отпирая ворота.

Захотелось подколоть, слишком уж уверенно и невозмутимо он себя чувствовал.

— А скажите-ка, Глеб Витальевич, зачем одному человеку такое хозяйство?

Он резко обернулся: