Ричард посмотрел на камердинера.

— Непременно. Когда я решу ехать, ты первый узнаешь об этом.

Довольный Уорбис отвесил поклон и, прихватив вазу с увядшими цветами, направился к выходу.

Дождавшись, когда за ним закроется дверь, Ричард усмехнулся. Вернувшись к письму, он дочитал его до конца и отложил в сторону.

И почувствовал сквозняк. Оглянувшись, он увидел, что вделанная в панель дверь приоткрыта. Ричард поднялся и, обойдя вокруг стола, распахнул ее шире, обнаружив тускло освещенный коридор. Пожав плечами, он закрыл дверь. Она так незаметно вписывалась в панель, что, будь она открыта целую неделю, он бы не обратил внимания.

Вернувшись за стол, он вытащил карту окрестностей. Его интересовал Хексхэм, где жил некий Оуэн Скроггс, известный своими достижениями в разведении скота.

Он хотел иметь все козыри на руках. Вдруг жена доверится ему настолько, что попросит совета и поддержки?

Ричард не отличался особым терпением. С момента получения письма от Монтегю он искал повод обсудить его с женой, с беспокойством наблюдая за ее удрученным видом. Однако по прошествии четырех дней так и не выбрал подходящего момента.

Прислонившись к стене поблизости от ее кабинета, Ричард мрачно созерцал дубовую панель. Он вовсе не хотел вести деловые разговоры в постели. Там Катриона оставалась страстной и нежной возлюбленной, и Ричард подсознательно противился всему, что могло отразиться на их растущей близости.

Но днем Катриона была вечно занята. Надзирала за хозяйством, давала всевозможные советы, принимала посетителей. А если не занималась ни тем, ни другим, ни третьим, то находилась в обществе Макардла или миссис Брум или, того хуже, Алгарии. В те редкие минуты, когда Ричарду удавалось застать ее одну, она тут же срывалась с места по очередному делу.

Дошло до того, что он начал всерьез опасаться за ее здоровье. Катриона так и не сказала ему о своей беременности, но Ричард предполагал, что усталый вид и приступы нервозности связаны с ее состоянием, и ее непомерная нагрузка внушала ему опасения.

Из кабинета вышел Макардл.

Дождавшись, пока старик скроется за углом, Ричард подошел к двери. Поколебавшись секунду и напомнив себе, что не должен ничего требовать, он постучал и, не дожидаясь ответа, с небрежным видом переступил порог.

Сидевшая за столом Катриона подняла голову. Ричард обаятельно улыбнулся, стараясь не замечать сумрачного выражения зеленых глаз.

— Занята?

Катриона глубоко вздохнула, опустив взгляд на лежавшие перед ней бумаги.

— Вообще-то да. Хендерсон и Хиггинс…

— Я не задержу тебя, — беззаботно уронил он.

Остро ощущая его присутствие, Катриона заставила себя откинуться в кресле, Ричард же с ленивой грацией подошел к окну.

— Собственно, я хотел узнать, не нужна ли тебе помощь. Ты совсем забегалась в последнее время.

Глубоко вздохнув, Катриона бросила на него испытующий взгляд. Лицо Ричарда выражало вежливое безразличие — никакого намека на искреннее чувство. Из его поведения никак не следовало, что долина — и она сама — что-нибудь значит для него.

Он снова лучезарно улыбнулся, однако улыбка не коснулась его глаз.

— Надо же как-то убивать свободное время.

Катриона постаралась сохранить невозмутимый вид. Итак, он скучает и решил, как истинный джентльмен, предложить ей свою помощь. Она покачала головой:

— Нет необходимости. Я вполне справляюсь с делами, — произнесла она жестко, пытаясь одновременно убедить себя, что не нуждается в его джентльменском предложении.

Ричард помолчал, прежде чем ответить. В голосе его появились стальные нотки:

— Как пожелаешь. — И, учтиво поклонившись, вышел, оставив ее в гордом одиночестве.

Наступила оттепель.

Лежа в постели, Ричард прислушивался к монотонному перестуку капели. Катриона поднялась рано, шепнув что-то насчет беременной горничной и заверив его, что не собирается выходить наружу.

Уставившись в темно-красный полог кровати, Ричард старался не думать о свинцовой тяжести, поселившейся у него внутри после разговора с Катрионой.

Но безуспешно.

Поморщившись, он раздраженно напомнил себе, что неудачи совсем не в духе Кинстеров, тем более такого масштаба, как та, которую он потерпел.

А он потерпел поражение на всех фронтах.

Их совместная жизнь, с которой он связывал столько надежд, обернулась полным крахом. Никогда еще он не чувствовал себя настолько разочарованным, как сейчас. Его преследовали скука и ощущение неприкаянности, с которыми, как ему казалось, он навсегда распрощался в келтибурнской церквушке.

А еще сознание собственной ненужности — по крайней мере здесь, в долине.

Ричард не мог понять свою жену.

С вечера до рассвета они были близки, как только могут быть близки мужчина и женщина. Но с наступлением утра она превращалась в хозяйку долины, словно вместе с одеждой облачалась в невидимую мантию, выполняя свою миссию, долг и предназначение. И здесь Ричарду не было места.

Люди его общественного положения редко вникали в дела своих жен. В отличие от них Ричард стремился стать частью жизни Катрионы. Его привлекла возможность разделить с ней бремя ответственности и радость достижений, участвовать в ее ежедневных трудах и заботах. Женившись на ней, он надеялся обрести смысл жизни, сделать ее цели своими.

Однако все получилось иначе.

Все это время Ричард соблюдал осторожность, старался не навязываться и терпеливо ожидал, когда она сама обратится к нему за помощью или советом. Старался не оказывать на нее давления — ни словом, ни делом — и не добился ничего.

Вглядываясь в темно-красный полог, он размышлял над возможными вариантами перехода к активным действиям, к которым тяготела его душа. Он мог легко перехватить бразды правления и направить их отношения в нужное русло. Будучи энергичным по натуре, Ричард не терпел ситуаций, которые от него не зависели, и обычно изменял их, не считаясь ни с чем.

Однако в данном случае…

Тут он предвидел возникновение двух проблем. Во-первых, взяв власть в свои руки, он может разрушить все, чем дорожит в их браке. И вместо спутницы жизни получит партнера поневоле, вечно недовольного его диктатом.

Но эта ситуация, достаточно скверная сама по себе, не шла ни в какое сравнение с непреодолимым препятствием, которым являлись его обеты.

Ричард дважды поклялся Катрионе, что не будет посягать на ее независимость, никогда не покусится на ее авторитет и власть. И она поверила ему. Поверила, что он сдержит клятву, что бы ни случилось. Вырвать штурвал управления из ее рук значило бы предать это доверие самым коварным и непоправимым образом.

В их отношениях было немало сомнительных аспектов, но в одном Ричард был твердо уверен. Он не вынесет упрека в зеленых глазах, если предаст ее на этом фронте.

Из чего следовал единственный вывод.

Он может идти вперед или отступить. Словно находится на узкой тропе высоко в горах, с одной стороны от которой вздымается отвесная скала, а с другой зияет бездонная пропасть.

Испустив протяжный вздох, Ричард откинул одеяло и встал.

Кинстеры никогда не отступают.

Это чуждо их природе. Сама мысль о сдаче позиций задевала Ричарда до глубины души. Поэтому, затаившись неподалеку от кабинета Катрионы, он улучил момент, когда в ее плотном расписании выдалась пара свободных минут.

С праздным видом прошествовав внутрь и обменявшись замечаниями о погоде, Ричард посмотрел на жену сверху вниз и поинтересовался:

— Скажи, дорогая, я больше тебе здесь не нужен?

Он собирался говорить жестко, чтобы показать ей, как сильно она ранит его, не допуская в свою жизнь, отказывая в малейшем шансе проявить себя, но не смог. Не желая, чтобы Катриона догадалась о его позорной уязвимости, Ричард принял светский вид и задал вопрос легким, с прохладцей тоном. Словно его ничуть не заботит ее ответ.

Именно так Катриона его и поняла. Как прелюдию к сообщению, что он уезжает. Так палач похлопывает жертву по плечу, прежде чем занести топор.