– Увы, это так. У меня есть солдаты, которые готовы выполнить любой мой приказ, но сначала им нужно заплатить. Согласитесь, мне нужны деньги. Но сокровища Клеопатры необходимы мне не только поэтому. Ведь это не только и не просто золото. Это, если хочешь, дар богов. Окажись они у меня в руках, я сам в глазах моих подданных стану величайшим из богов, избранником небес. И тогда они с радостной улыбкой на лице будут умирать в бою, выкрикивая перед смертью мое имя.
Диана слушала его с ужасом, чувствуя, как кровь стынет у нее в жилах. Только теперь она поняла по-настоящему, зачем Али Паше так необходимы сокровища Клеопатры, этот, как он говорит, дар богов. Нет, перед ней стоял не заурядный охотник за сокровищами, перед ней стоял маньяк – может быть, самый кровавый маньяк в истории.
– Мы не пойдем на это! – крикнула она.
Голос Дианы эхом прокатился под высоким потолком музея. Джек успокоил ее движением руки и спросил у Али:
– Предположим, вам удастся возродить свою империю, и что потом?
Али сделал странное движение руками, словно снимал с лица приросшую к нему маску. Все его фальшивое обаяние испарилось. Взгляд стал холодным и жестоким.
– Потом вся пустыня станет красной от крови.
– Это называется тиранией, – сказала Диана.
– Тирания? – усмехнулся Али уголками губ. – Разумеется. Каждый, кто посмеет усомниться в правоте и величии Стамбула, погибнет ужасной смертью. Неважно, будет ли он знатным шейхом или простым крестьянином. Мир на свой шкуре узнает, что такое сильная власть. Мы устроим резню, которой еще никогда не бывало в истории нашей планеты.
– Вы не в своем уме, – прошептала Диана. Али окинул ее презрительным взглядом:
– Посмотрите лучше на себя. Ханжи. Лжецы. Развратники. Да чем вы сами лучше меня? Британия! Разворовала полмира и жиреет на награбленном. А ваши собственные отцы? Разве они не грабили мертвецов в их могилах? Британский музей! Выставка ворованного, и больше ничего!
Диана с ужасом смотрела на Али. Да, перед ней стоял маньяк, но в его словах, как ни странно, была доля истины.
Джек сказал:
– Итак, все или ничего. Тогда пусть будет ничего, потому что в противном случае мир утонет в кровавой смуте.
Али, прищурившись, посмотрел на Джека:
– Может быть, вы измените свое решение, когда узнаете о находке, сделанной угольной компанией «Хедли».
– Что?!
– Как, разве я не говорил? Мои инженеры обнаружили в землях Беч Хэвена богатейшие залежи угля. Крупнейшие в Англии. Несколько месяцев тому назад я заключил с компанией «Хедли» контракт на их разработку. Сразу после Нового года имение Беч Хэвен будет снесено с лица земли.
Джек посмотрел на Диану. В глазах его было отчаяние. Она вспомнила слезы Джека в ту ночь, когда они тушили беседку. Беч Хэвен будет снесен с лица земли! Это был смертельный удар. Джек этого не перенесет.
Джек стоял с белым как снег лицом и не мог вымолвить ни слова. Точку в разговоре поставил Али Паша.
– Подумай обо всем хорошенько, Джек, – сказал он. – Твой крайний срок – тридцать первое декабря. Или ты отдаешь мне все, или на следующий день на месте Беч Хэвена начнут рыть угольную шахту.
18
Джек и Диана со всеми предосторожностями вернулись к себе в Сохо, не переставая думать о том, что же им делать дальше. Отдать сокровища в руки маньяка? Невозможно! Но тогда – гибель Беч Хэвена.
Прошло несколько дней. Джек часто и подолгу отлучался куда-то. Диана предполагала, что он пытается через своих многочисленных знакомых найти возможность выручить Беч Хэвен из рук Али Паши, но она ни о чем не спрашивала Джека. Самой же Диане положение казалось совершенно безнадежным.
Рождество они встретили незаметно, совершенно не ощутив прихода праздника. Правда, Диана постаралась сделать праздничный стол, но Джек едва притронулся к еде.
Чем меньше оставалось до рокового дня, назначенного Али Пашой, тем мрачнее становился Джек, тем чаще он замыкался в себе, не замечая вокруг себя ничего и никого. Джек стал пропадать из дома по ночам и возвращался под утро, и всякий раз от него сильно пахло бренди. Диана еще никогда не видела Джека таким подавленным и мрачным. Он почти не спал и если не уходил куда-нибудь, то молча мерил шагами маленькую гостиную в квартирке, которую они снимали, или часами стоял у окна, глядя пустыми глазами на праздничную толпу, бурлящую на улице.
Диана остро чувствовала его боль. Она находила утешение только в том, что ухаживала за Шейлой. Та постепенно поправлялась. Они все чаще говорили друг с другом, хотя пока их разговоры оставались бессвязными – словно беседа совершенно чужих людей, едва начинающих узнавать один другого. Шейла всячески уходила от разговоров о своем прошлом и об их жизни со Стаффордом. Диана чувствовала, что такие темы почему-то неприятны Шейле, но не могла понять почему. О чем они говорили часто и много, так это о Египте. Диана просто заново открывала для себя эту удивительную страну с ее двухтысячелетней историей, полной взлетов и таких же стремительных падений.
– Эти две тысячи лет, – говорила Диане Шейла, – научили наш народ верить в судьбу, сделали нас фаталистами. Мы были со щитом, но были мы и на щите. Когда-то Египет правил миром, был богатейшим государством на Земле. И что с нами стало теперь? Нас раздробили, нас рассеяли по миру. Нас разграбили. Наше прошлое, наше священное прошлое, стало экспонатом в музеях захватчиков. На нашу землю пришли алчные люди – такие, как Али Паша, – и пока Египет не избавится от них, он будет обречен на прозябание.
Шейла живо интересовалась прошлым Дианы, и та долгими часами рассказывала свой матери о себе: о своей близости с отцом, о детстве, о школе, о том, как непросто складывались ее отношения с Пруденс, которую она тогда считала своей матерью. Но Пруденс оказалась лишь мачехой – холодной и равнодушной. Диана рассказывала о себе, и душа ее при этом смягчалась и успокаивалась, словно все обиды, жившие в ней, уходили прочь.
Что-то менялось в душе Дианы. Она начинала многое видеть по-другому, меняла свои оценки людей и событий. Мир представал перед ней в новом свете. В этом ей помогали слова и мысли Шейлы – всегда мудрые и взвешенные. Сердце Дианы наполнялось чувствами, существование которых она прежде отвергала. Она очень привязалась к Шейле, полюбила ее всей душой, несмотря на то, что по-прежнему знала совсем немного о ее прошлой жизни. Ей доставляло огромное удовольствие говорить с матерью – казалось, Диана наверстывала все то, что было упущено ею в детстве и юности.
Шейла оказалась очень проницательной женщиной. Иногда, когда ей позволяли силы, она сидела в гостиной вместе с Дианой и Джеком, наблюдая за ними, а потом однажды вечером сказана Диане:
– Джек не находит себе места.
– Я знаю, – ответила Диана.
– Он очень любит тебя.
Диана посмотрела в темные проницательные глаза Шейлы, удивляясь тому, как быстро сумела та понять это, и тихо ответила:
– Я тоже это знаю.
Шейла накрыла рукой ладонь Дианы.
– Твой Джек умрет, если потеряет самое дорогое в жизни – свой родной дом, Беч Хэвен, – сказала она. – Умрет душой.
Эти слова потрясли Диану. Сердце ее сжалось от сознания безнадежности, от страха перед ближайшим будущим.
Теперь Диана стала внимательнее следить за Джеком. Она видела его подавленность, читала отчаяние в глубине его голубых глаз. Она знала, что гибель Беч Хэвена – дело решенное, но понимала и то, что в словах Шейлы заключена истина.
Смерть души – что может быть ужаснее для человека!
Диане казалось, что она сама готова умереть вместе с Джеком. Она исступленно искала выход из создавшегося положения. Да, Али Паша – сумасшедший. Сокровища необходимы ему для того, чтобы залить весь мир кровью. Отдать ему наследие Клеопатры? Те самые сокровища, ради которых отдал свою жизнь ее отец? Спасти Беч Хэвен и душу Джека такой ценой?