Жанна. А почему ты это ему спускаешь?

Карл (капризно, отходя от нее поближе к трону, чтобы не поддаваться обаянию ее сильной личности). Как я могу ему помешать? Он меня совсем запугал. Все они меня травят.

Жанна. Небось боишься?

Карл. Да, боюсь. И нечего меня этим корить. Легко этим дылдам в доспехах, которые слишком тяжелы для меня; с мечом в руках, которого мне не поднять; сильным, громогласным, сварливым… Они любят драться – большинство из них просто дуреет, когда им не с кем подраться. А я – тихий, спокойный, я никого не хочу убивать, лишь бы меня не трогали и дали бы жить в свое удовольствие. Я ведь не просил, чтобы меня делали королем. И если ты попробуешь мне сказать: «Сын святого Людовика, опояшь себя мечом твоих предков – веди нас к победе!», – лучше побереги язык, чтобы пробовать им кашу. Я все равно на это не способен. От рождения. И бери меня таким, какой я есть.

Жанна (резко, властно). Не хнычь! Все мы такие от рождения. Но я вселю в тебя отвагу.

Карл. Не желаю я, чтобы меня вселяли отвагу. Я хочу спать в своей постели, не дрожа от страха, что меня убьют или ранят. Вселяй отвагу в других, пусть они воюют, сколько их душе угодно, а меня оставь в покое.

Жанна. Зря ты все это говоришь, Карлуша. Не сумеешь стать королем, будешь нищим, – на что ты еще способен? Давай-ка лучше посиди на троне. Я давно мечтала на это поглядеть.

Карл. Какой толк сидеть на троне, когда распоряжаешься не ты, а другие? Но если хочешь… (усаживается на трон – очень жалостная фигура)…вот тебе и король! Полюбуйся всласть на беднягу.

Жанна. Да ведь ты еще и не король, парень. Всего-навсего дофин. А ты этим здешним не поддавайся. Напялят на себя шелка да бархаты, а голова все равно как пустой горшок. Я знаю народ – настоящий народ, который дает тебе хлеб твой насущный. И уж ты мне поверь: народ никого не признает королем Франции, покуда голову этого короля не смажут священным маслом, а его самого не коронуют в Реймском соборе. И не мешало бы тебе принарядиться, Карлуша. Неужто королеве недосуг за тобой присмотреть?

Карл. Мы так бедны. Каждый лишний грош она предпочитает тратить на себя. Да и какая разница, что я ношу? Все равно урод.

Жанна. У тебя в голове кое-что есть, Карлуша. Но нет у тебя королевского духа.

Карл. Ну, знаешь!.. Я совсем не так глуп, как выгляжу. Имей в виду: выгодный договор стоит десятка выигранных сражений. Эти драчуны теряют на договорах все, что они выигрывают в битвах. Если бы мы могли заключить договор, англичане здорово бы на этом проиграли, ведь они куда хуже соображают, чем дерутся.

Жанна. Если англичане победят, они тебе навяжут договор по своему вкусу, и тогда пиши пропало, наша бедная Франция. Хочешь – не хочешь, а тебе придется воевать, Карлуша. А чтобы тебе не было страшно, я пойду впереди. Только не трусь. Да и помолиться надо как следует.

Карл (слезая с трона и снова отходя в дальний угол зала, чтобы не поддаваться ее упорству и воле). Брось ты эти разговоры насчет божественного. Терпеть не могу святош. Мало тебе молитв в положенное время?

Жанна (исполнена к нему искренней жалости). Ах ты, бедняжечка, видно, ты никогда не молился как следует. Придется учить тебя с самых азов.

Карл. Я не мальчик. Я взрослый мужчина, у меня ребенок. Я не хочу больше учиться.

Жанна. Знаю, когда ты помрешь, твой сынишка будет королем Людовиком Одиннадцатым. Ты не хочешь повоевать хотя бы за него?

Карл. Гадкий мальчишка! Он меня терпеть не может. Злюка, эгоист, настоящий звереныш. На что мне сдались эти дети? Не желаю я быть хорошим отцом и еще меньше хочу быть хорошим сыном. Особенно сыном Людовика Святого. Хочу быть самим собой. Занимайся своим делом и дай мне жить, как мне хочется.

Жанна (снова с презрением). Заниматься своим делом, это все равно что заботиться о своем здоровье – лучший способ заболеть. А какое такое у меня дело? Помогать матери по хозяйству? А у тебя? Чесать болонок и сосать сласти? Чушь все это. Говорю тебе: нам поручено не наше с тобой, а божеское дело. У меня к тебе поручение от самого Господа Бога, и ты его должен слушаться.

Карл. Не желаю я выполнять Его поручений. А ты можешь открыть мне какую-нибудь тайну? Излечивать болезни? Превращать свинец в золото?

Жанна. Я могу превратить тебя в короля, в Реймском соборе, а это, видно, не такое уж простое чудо.

Карл. Если мы поедем в Реймс и затем устроим эту коронацию, жене понадобятся новые платья. Нам это не по карману. Мне хорошо и без этого.

Жанна. Тебе и так хорошо? А как это – так? Хуже, чем последнему пастуху у нас на ферме. Ты не будешь законным владельцем твоей страны, покуда тебя не помажут на царство.

Карл. Да я все равно не буду владеть моей страной. Разве помазанием заплатишь по закладным? Ведь я заложил все, до последнего акра, архиепископу и этому жирному хаму. Я должен деньги всем, даже Синей Бороде.

Жанна (серьезно). Карлуша, я ведь от земли. И сила моя оттого, что работала я на земле. Говорю тебе: земля дана королям, чтобы справедливо ею править и хранить на ней мир, а не таскать ее в заклад к ростовщикам, словно пьяная баба – одежду своих детишек. Господь велит тебе вручить царство твое в руки Его. И тогда земля французская станет святой землей. Воинство ее будет воинством небесным; мятежные бароны – отступниками божьими; англичане падут ниц и будут молить тебя отпустить их с миром восвояси. Неужто ты станешь жалким Иудой, предашь меня и Того, кто меня к тебе послал?

Карл (наконец-то соблазнившись). Эх, если бы я только посмел!

Жанна. А я посмею, посмею, и снова посмею, именем Божьим. Со мной ты или против меня?

Карл (в волнении). Рискнем. Предупреждаю: не надейся, что я доведу дело до конца, но рискнем. (Бежит к главному входу и кричит.) Эй вы! Идите сюда! (Бежит к арке напротив, Жанне.) А ты поддержи меня, не давай им мной помыкать! (Кричит в дверь.) Ступайте ко мне, слышите! Все, весь двор. (Садится на тронное кресло. Придворные, толпясь, входят в зал, переговариваясь и недоумевая.) Ну, теперь я пропал, но делать нечего! (Пажу.) Пусть замолчат.

Паж (снова выхватывая алебарду у стражника и несколько раз ударяя ею об пол). Замолчите! Слушайте его величество короля. Король будет говорить! (Наступает тишина.)

Карл (поднимаясь). Я передал командование войсками Деве. Пусть делает с ними, что хочет. (Сходит с возвышения.)

Все изумлены. Ла Гир в восторге ударяет железной рукавицей по закованному в латы бедру.

Ла Тремуйль (оборачивается к Карлу с угрозой). Это еще что такое? Войсками командую я.

Жанна поспешно кладет руку на плечо Карлу, который инстинктивно отшатнулся от страха. Карл, в трагикомическом усилии настоять на своем, неожиданно щелкает пальцами прямо в лицо канцлеру.

Жанна. Вот тебе, старый воркотун! (Вдруг выхватывает из ножен меч, почувствовав, что час ее настал.) Кто за Бога и Деву? Кто за мной? На Орлеан!

Ла Гир (захваченный ее порывом, тоже выхватывает меч.) За Бога и Деву! На Орлеан!

Все рыцари (с жаром следуя его примеру). На Орлеан!

Сияющая Жанна падает на колени в благодарственной молитве. Все опускаются на колени, кроме Архиепископа, который осеняет их крестом, и Ла Тремуйля, который разражается проклятиями.

29 мая 1429 года. Орлеан. Дюнуа – рыцарь 25 лет – шагает по южному берегу серебристой Луары. И в ту, и в другую сторону далеко видно, как плавно она течет. Копье Дюнуа воткнуто в землю; на верхушке его на сильном восточном ветру развевается флажок. На земле под ним лежит щит с гербом. Герб с косой полосой незаконнорожденного: слева вверх-направо. В руках у Дюнуа жезл полководца. Рыцарь хорошо сложен и легко носит свои доспехи. Просторный лоб и суженный книзу подбородок придают его лицу треугольную форму. По нему видно, что он немало повоевал, частенько решал людские судьбы, сохраняя при этом добрый нрав, трезвый рассудок, ничего из себя не корча и простившись с ребяческими мечтами. Паж его сидит на земле, подперев кулаками щеки, и бесцельно глядит на воду.