«8 февраля: Сегодня в 10 часов приходила госпожа Соловьева, в 10 часов 10 минут — Мария Головина, в 11 часов 50 минут — Татьяна Шаховская и ушла через 50 минут. Ровно в 12 часов Распутин принимал своего личного секретаря Симановича, в 12 часов 10 минут пришла жена штабс-капитана Зандетского, которая покинула его кабинет через 10 минут, в 12 часов приходил также певец Деревенский, в 12 часов 20 минут ушла Лопатинская, и в 12 часов 40 минут за Распутиным приехал неизвестный в военной форме.
В 1 час 35 минут появился тайный советник и сенатор Мамонтов, в 1 час 40 минут приходила госпожа Василевская в сопровождении госпожи Гар, обе дамы находились у Распутина в течение полутора часов. В 2 часа у Распутина появился Симанович с каким-то военным, но через двадцать минут они ушли. Затем приходила какая-то офицерская жена, пробывшая у Распутина двадцать пять минут, в 3 часа 30 минут к Распутину в третий раз пришел Симанович и оставался у него в течение получаса; в 4 часа 10 минут приходил Книрше и принес несколько бутылок вина, в 5 часов — госпожа Турович и госпожа Червинская, в 5 часов 10 минут — госпожа Соловьева и в 6 часов 20 минут, в четвертый раз — секретарь Симанович. В 6 часов 45 минут приходил Решетников, в 7 часов 20 минут — какая-то неизвестная дама, в 9 часов 30 минут — госпожа Добровольская, в 10 часов — Катарина Берманн, в 10 часов 10 минут — Книрше. В 11 часов 15 минут пришли еще пять человек, так что в общей сложности у Распутина собралось двадцать пять персон».
«9 февраля: гости разошлись в 3 часа утра. В 9 часов 45 минут пришла Анна Вырубова, в 10 часов 25 минут — госпожа Добровольская, в 10 часов 50 минут — дамы Головины и в 11 часов Мария Гар. Добровольская оставалась у Распутина в течение трех часов десяти минут, Гар — только два часа. В 11 часов 40 минут в военной машине № 5064 приехали Мануйлов, Осипенко и какой-то незнакомый чиновник и оставались у Распутина три часа. В 12 часов пришел Добровольский, пробывший час сорок пять минут; в 12 часов 30 минут в машине № 127 приехали епископ Варнава и епископ Августи; оба были у Распутина 40 минут».
«10 февраля: вчера около полуночи у Распутина появился какой-то мужчина, скорее всего Мануйлов, ушедший спустя некоторое время. В 11 часов утра пришла госпожа Вишнякова с какой-то незнакомой дамой, но Распутин не принял их. В 11 часов 40 минут пришла Мария Головина, в 11 часов 45 минут — фрейлина Лидия Никитина. В 12 часов 40 минут пришли госпожа Гар и какая-то дама, в час 20 минут госпожа Соловьева, также с какой-то дамой. В 2 часа Распутин вызвал машину № 224 и в 2 часа 10 минут уехал в ней вместе с Марией Головиной».
Но с особым вниманием и точностью агенты отмечали передвижение самого чудотворца, его внешний вид, настроение и каждое слово. Довольно часто Распутин появлялся на лестнице в неряшливом домашнем халате и отправлялся к привратнице или портнихе Кате; в такие моменты в его исполненной чувственности огромной фигуре было что-то звериное. И агенты ограничивались сухими замечаниями подобного рода:
«9 мая: Распутин посылал привратницу к массажистке, но та не пришла. После чего Распутин пошел к живущей в этом же доме портнихе Кате и потребовал, чтобы та „составила ему компанию“. Портниха возразила, что у нее нет костюма, но тем не менее Распутин заявил: „Приходи ко мне на следующей неделе, и я подарю тебе пятьдесят рублей!“»
«2 июля: Распутин посылал привратницу за массажисткой, но той не было дома. Тогда он лично отправился в квартиру № 31 к портнихе Кате. По всей видимости, его туда не пустили, потому что он снова спустился по лестнице и потребовал от привратницы, чтобы та его поцеловала. Но та высвободилась из его объятий и позвонила в его квартиру, после чего появилась служанка и увела Распутина».
Когда бы Григорий Ефимович ни выходил из своей квартиры, собираясь пойти в церковь или в баню, или если у ворот его ждал автомобиль, чтобы отвезти его на «Виллу Роде» или в Царское Село, он всегда был одет строго и торжественно, на нем был черный кафтан, дорогая шуба, зимние сапоги и бобровая шапка. В такие моменты он превращался в глазах шпиков в почтенного «барина», и они испытывали бы к нему почти искреннее благоговение, если бы не его морщинистое, обветренное лицо, выдававшее в нем крестьянина.
Как только открывалась дверь, и на лестнице появлялась величественная фигура Распутина, толпу праздных, плохо одетых людей охватывало легкое возбуждение: они кланялись, снимали шляпы, некоторые подходили к нему и подобострастно желали доброго утра.
Он отвечал на их приветствия, добродушно и снисходительно улыбаясь. Он знал их всех и уже давно привык, уходя из дома или возвращаясь, встречать их на лестнице или в швейцарской. Он умел отличать агентов друг от друга: одних оплачивал Глобичев, начальник охраны, другие были из полиции, третьи служили у полковника Комиссарова, были еще шпики из дворцовой агентуры генерала Спиридовича и, кроме того, особо доверенные лица премьер-министра, министра внутренних дел, крупных банков, дельцов и иностранных послов. Так как все они не доверяли друг другу, то стремились лично узнавать как можно больше о жизни Распутина.
Григорию Ефимовичу льстило такое особое внимание к своей персоне. Агенты не только охраняли его безопасность, но и утверждали его в высоком мнении о себе. Когда он думал, как вся Россия заботилась о его жизни, какие усилия прилагались для сохранения его безопасности, на лице его появлялась довольная улыбка.
Разумеется, от его здравого крестьянского ума не оставалась скрытой и другая сторона такого надзора, и он прекрасно понимал, что это была не только охрана, но и слежка, и едва ли он мог сделать что-то, что завтра же не было бы известно всему Петербургу.
Но такая двойная деятельность полицейских, с одной стороны, охранявших его безопасность, а с другой — следивших за ним, при этом избегая друг друга, не беспокоила Распутина и не стесняла его. В их присутствии он вел себя, как обычно, с той беззаботностью и прямотой, которую приобрел благодаря покровительству царской семьи, страху врагов и преданной любви своих поклонниц. Он не имел ничего против полнейшей осведомленности придворных дам и господ, министров, полицейских чинов и директоров банков о том, сколько раз он возвращался домой пьяным и когда у него проводила ночь знатная дама или простая швея.
Его друзья из полицейского департамента и министерств иногда передавали ему то, что агенты доносили о нем, но это его никогда особенно не волновало; только иногда, когда ему казалось, что сыщики сообщили ненужные подробности или что-то неправильно поняли, он начинал немного злиться, требовал от шпионов объяснений, обзывал их крепкими крестьянскими ругательствами, после чего примирительно просил, чтобы они в будущем все-таки избегали таких сообщений.
Верные долгу, полицейские механически записывали во всех подробностях наблюдения такого рода:
«14 января: В 4 часа 30 минут дня Распутин с банкиром Рубинштейном и двумя дамами отправились в Царское Село. Сопровождавшему их агенту он недовольно бросил: „Один из вас доложил вашему начальству, будто у меня на коленях сидела какая-то женщина. Непорядок, что вы сообщаете о таких вещах. Ваша обязанность — охранять меня, а не распространять подобные сплетни!“»
Несмотря на такие незначительные недоразумения, Распутин разговаривал с охраной довольно дружески. Иногда он по-детски радовался, если удавалось ускользнуть от их наблюдения, с хитрой, лукавой улыбкой потихоньку покинуть квартиру, незаметно спуститься по черной лестнице и вскочить в проезжавшую мимо машину.
Если ему это удавалось, он подтрунивал над одураченными агентами и рассказывал им всякие байки: о том, где он был, какие гнусные поступки совершил, какие важные дела провернул, тогда как они об этом не имели ни малейшего понятия. «Что бы подумали, — говорил он с добродушной насмешкой, — придворные дамы, господа министры и директора банков, если бы узнали, где я сегодня был и что делал!»
