Света варила бульон, лазила по шкафам в поисках то соли, то приправы, Дина сидела за столом, рассматривала старые журналы и фотографии.

– Как ты думаешь, скоро нас заберут? – спросила она.

– Должны.

– Уже домой хочется.

– Понимаю.

Дина немного помолчала.

– Свет, а может, они уехали куда-нибудь? Вдруг мы вот так вот всю жизнь будем скитаться…

Дине захотелось плакать.

– Только не вздумай реветь. Мы этого дядьку попросим, он их найдет.

– А если не найдет?

– Найдет. Он же милиционер все-таки.

– Ага… А вдруг… – Дина замолкла. – Думаешь, все милиционеры такие хорошие?

– Это смотря для кого, – съязвила Света. – Я, например, с ними не связываюсь, и они меня не трогают.

Дина красноречиво посмотрела на Светин нос, и та немного смутилась.

Дина еще подумала и спросила:

– А почему он нас забрал?

– Из-за денег, скорее всего… Чтобы у папаши твоего денег получить…

Света сняла кастрюлю с плиты.

– А я знаю, что мой папа бандит, – выговорила вдруг Дина.

Света промолчала.

– Но он зато добрый. И меня любит. Мы в Австрию поедем на лыжах… А твой папа тебя бросил.

– Еще неизвестно, кто кого бросил… – сердито пробормотала Света. И вдруг случилось странное: она поняла, что сама плачет. Наверное, сказалось напряжение этих дней. Слезы катились и катились, не остановить. Дина, кажется, ничего не заметила. А может, и заметила…

– Ну и что, подумаешь… Мы вообще можем теперь вместе жить. И в Австрию можем вместе поехать.

Света села на табуретку.

– Ты чего? – спросила Дина.

– Голова что-то болит… Дина подошла и пощупала лоб.

– Ого, да у тебя температура. Ложись.

Света легла на кровать в комнате, Дина притащила старое пальто.

– Супа поешь… – сказала Света.

Дина тихонько вышла, налила две чашки бульона, одну отнесла сестре. Посмотрела еще на фотографии, покрутила ручку радио.

Света, полузакрыв глаза, слушала знакомую мелодию, смотрела на огонь в плите. В отблесках возникла фигурка Дины, с полотенцем вокруг талии и с точкой губной помады над переносицей. Она танцевала индийский танец. У нее получалось.

– Ты где помаду взяла? – слабым голосом спросила Света.

– В квартире… где мы первый вечер прятались…

– Украла, значит?

–Да.

– Ну и семейка…

Дина подплыла совсем близко.

– Ты кем будешь, Свет? А? Когда вырастешь?

– Не знаю… Телохранителем могу устроиться…

– А знаешь, я вот мечтаю… – шептала Дина, уцепившись за спинку кровати. – Мы вырастем, станем артистками и будем выступать… Вместе… Будем исполнять танец живота!

Музыка продолжала звучать, на столе лежали чужие фотографии:

курсанты,

ребята в секции самбо,

выпускники училища,

свадьба,

молодой человек с девушкой и ребенком у роддома, офицеры в горах в афганских панамах, Анапа, курортники.

Дверь на веранду хлопнула, Дина вздрогнула. Вошел старик с какими-то сумками.

– Кто такие? – подозрительно спросил он и прошел прямо в комнату, остановившись у кровати.

– Она заболела, – шепотом ответила опешившая Дина.

Дед вернулся и сел на стул. Запел вдруг какую-то грустную татарскую песню. Дина поняла, что он пьян. Песня оборвалась так же внезапно.

– А ну, пошли отсюда… – старик вскочил, покачнулся. – Я один здесь! Мой дом – я хозяин!

– Она заболела, – повторила Дина в отчаянии.

– Уходи, уходи! Здесь я хозяин! Не больница здесь, – дед рванул в комнату, лопоча по-своему. Дина бросилась за ним.

– Я счас в милицию позвоню! – зашипела она. – Тебе что сказали, а? Сидеть и не высовываться! Все ему расскажу!

Дед вернулся, но продолжал храбриться.

– Не боюсь я никого! Меня вся милиция уважает! – старик подхватил свои сумки и ринулся на двор.

– Иди в сарай свой, спи! – Дина закрыла дверь на засов.

Собака радостно залаяла снаружи, старик стал жаловаться ей по-татарски. Дина села, но он опять засунул голову в окно.

– Русские только уважения не имеют! Берлым татар баласы… – что-то кричал разбушевавшийся дед. – Позор свиноедам!

…Раннее утро, станция еще пустая. По перрону идет обходчик, спускается. Тетка подметает платформу, они о чем-то переговариваются. Несколько ранних старушек ругаются с алкашом. На окошке дымится чай, трещит телефонный звонок.

–Да.

– Палыч? Это Алик.

– Здорово, Алик.

– Как жизнь, Палыч?

– Ничего, спасибо.

– Мне сказали, искал ты меня.

– Я тебя и раньше искал, только ты не нашелся.

– Не мути, Палыч. У тебя девочка?

– В хорошем месте, не волнуйся.

– Ну, давай договариваться.

– Сложно с тобой договариваться, Алик. Жадный ты.

С оглушающим гудком к станции подходит электричка, на платформу высыпают люди…

Дина дождалась за палатками, пока приехавшие пассажиры разойдутся, и тихонько выглянула. Какой-то бомж осматривал овощные ящики на предмет оставшихся плодов. Дина близко подходить не стала, но, поскольку рядом никого больше не было, вежливо спросила:

– А вы не подскажете, где тут аптека?

Бомж вздрогнул, оглянулся и молча показал в сторону.

– Спасибо, – осмотревшись, Дина побежала туда.

У окошка что-то покупала тетя Зоя. Когда вошла Дина, прореагировала она как-то странно: рассыпала свои таблетки и громко ойкнула.

– Здрасьте, – сказала Дина.

– Здравствуй… А Светочка… где?

– А она заболела.

– Ой, Господи…

– Нервы, наверное… А вам мама не звонила? А то мы никак найти их не можем…

– Нет, – поспешно ответила тетя Зоя и стала быстро собирать таблетки. Дина решила ей помочь, но суеты от этого только прибавилось.

– Если позвонит, – зашептала Дина, оглядываясь на продавщицу, – скажите, мы здесь живем, у старика нерусского, где рыбзавод.

Зоя поднялась и выбежала вон.

Дина подошла к окошку, сунула деньги.

– Пожалуйста, аспирин, анальгин и от нервов что-нибудь.

Милицейский «уазик» ехал по пыльной дороге по направлению к поселку. За поворотом у гаражей он потерял управление, запрыгал по ухабам и, чудом не перевернувшись, ткнулся в угольную кучу.

На дороге появились четыре человека, один деловито смотал «ежа» и понес его к джипу, остальные спустились к Палычу.

– Не заметил? – с живым интересом спросил нервный, видимо автор изобретения.

Палыч шмыгнул носом, нервный обошел машину кругом, как бы осматривая повреждения.

А самый спокойный сухощавый парень вдруг подобрался и влепил Палычу ногой в голову. Тот закачался, но не упал. Каратист ударил тогда с разворота в живот, потом еще раз, по-другому, но в то же место.

Парень в пиджаке подождал, пока Палыч прохрипится и продышится, и спросил:

– Где ребенок?

– Не знаю я… – не нашел ничего лучше ответить Палыч и получил по яйцам. Тут уже он согнулся и свалился на землю. Правда, потом поднялся на колени.

– Говори быстро уже, – без выражения приказал парень в пиджаке, – отпущу.

Палыч смотрел в землю и молчал. Парень еще подождал, каратист врезал еще разок. Палыч громко стукнулся головой о дверцу, но все же потихоньку стал подниматься.

– Сколько тебе Алик обещал, только честно? А? Он же жадный! Я тебе вдвое больше положу, не глядя.

Палыч молчал.

– Вот уперся, мент! – удивился парень, оглянувшись на товарищей. – Ты че уперся? У тебя денег много? Или здоровья?