– Эта куча пьяного навоза не протрезвеет, даже ежели скинуть ее с высокого обрыва, – проворчал Сквилл.

Заказанное Граджелутом лекарство имело форму ведра, до краев заполненного тягучей и дымящейся, как купорос, жижей, и готовили это снадобье аж два фармацевта. Вводилось оно брандспойтом, одним из тех, что служили для чистки стойл. Насадка была достаточно длинна и позволила Банкану и Сквиллу перекачать полведра микстуры в одеревеневшую глотку носорога. Той же процедуре, только в гораздо меньшем масштабе, подвергся и клещеед. Волшебством тут и не пахло, однако воздействие жидкости мало отличалось от магического. Павший воин восстал из праха, и, хотя держался он на ногах нетвердо, похмелье отпускало его стремительно. Поскольку Снугенхатт не помнил ни слова из недавней беседы, пришлось повторить рассказ о похищении Ниины и предложение сотрудничества. Взглянув на ситуацию чуточку протрезвевшими глазами, носорог стушевался.

– Вам моя помощь не нужна, – пробубнил он и отвернулся.

Граджелут неохотно заплатил за чистое стойло. В прежнем половые еще не закончили дезинфекцию. Между носорожьими ушами расхаживал Виз, охотился за паразитами и внимательно прислушивался. Судя по всему, он пребывал в гораздо лучшей форме, чем его приятель. Впрочем, у такой крохи и бодун должен быть крошечным.

– У нас осталась единственная надежда – вы, – вынужден был признаться Банкан. – Ваши услуги – это все, что мы можем себе позволить. Время истекает, а до сих пор только вы изъявили готовность нам помочь.

– Эй, шеф! – крикнул выдр. – А как же вся эта лабуда про честь дамы, рыцарство и доблесть?

– Разве я это говорил?

Снугенхатт выглядел крайне жалко. Он стоял, скрестив передние ноги, хваткая нижняя губа свисала до земли.

Клещеед поднял головку.

– Снуг, если они утверждают, что ты говорил, значит, говорил.

Сам-то я ту дискуссию не помню.

И он снова принялся энергично клевать. Граджелут в спешке искал способ взбодрить четвероногого.

– А почему вы решили, что нам не нужна ваша помощь? Вы такой большой, могучий, опытный. Ясно, что и в военном деле не новичок.

Носорог мотнул огромной башкой. У птички на такие движения, видимо, давно выработался рефлекс – она вспорхнула и опустилась обратно без всяких комментариев, как только успокоился ее насест.

– Все это было давным-давно, – затравленно пробормотал Снугенхатт.

– В незапамятные времена. Я больше не сражаюсь… – Он сделал паузу, чтобы сглотнуть. – Уж и забыл, когда воевал в последний раз.

Банкан ткнул носорога пальцем в бок.

– А с виду вы просто живчик, – солгал он.

Чуточку приподнялась носорожья голова.

– Стараюсь не раскисать. Но, если честно… последние несколько месяцев… несколько лет я, кажется, страдаю потерей чувства ориентации. Праздный образ жизни и злоупотребление спиртными напитками сказались на рефлексах. Впрочем, мышечный тонус почти не пострадал. – Он глубоко вздохнул и, казалось, увеличился вдвое. Через пять секунд иссеченная шрамами и морщинами кожа снова мешком обвисла на массивном костяке. – Но ведь этого недостаточно. Нет, друзья я не в форме, не в нужной кондиции. Бегать разучился. Да и снаряжения нет. – Его глаза заволокло дымкой. – Обычно я носил доспехи и боевое вооружение.

Позолоченная сталь. Когда я шел в бой, на мне ехало солнце.

– И где же сейчас ваши доспехи? – растерянно спросил Банкан.

Снугенхатт глянул на него, прищурясь.

– Заложены. Давным-давно. Все, человече, было давным-давно.

И тут, ко всеобщему изумлению, огромный зверь заплакал.

– Э, шеф! – Сквилл выдвинулся вперед. – Он не имел в виду ничего личного.

Это не помогло. Из глаз лились слезы, а громадную тушу сотрясали могучие рыдания. Клещеед был вынужден перепорхнуть на плечо юноши. Виз был крохотным и почти ничего не весил. Хватким концом крыла он поправил шарфик.

– Когда на него находит, убеждать бесполезно. Придется вам ждать, пока успокоится.

Виз в отличие от Снугенхатта выглядел вполне бодрым.

– Послушай, друг, можно тебя спросить?

– Конечно.

– Ты ведь с ним давно знаком, верно?

– Верно, – прощебетал птах. – Давным-давно, как выражается Снуг.

Банкан медленно кивнул.

– Он тут много рассказывал о битвах. Хоть слово правды в этом есть?

Клещеед приложил ко лбу конец крыла.

– Возможно, это все правда, хотя подробностей я не знаю. Задолго до того, как я познакомился со Снугом, он был профессиональным бойцом. По крайней мере, за подлинность самых последних шрамов я могу ручаться.

– А ты бывал с ним в сражениях?

Виз утвердительно качнул клювом.

– Частенько, хоть и не во всех. – Он глянул на своего рыдающего приятеля, чьи конвульсии постепенно ослабевали. – Снуг был настоящим молодцом, честное слово. – В птичьем голосе сквозила неподдельная гордость. – В былые времена никто и ничто не могли ему противостоять.

– И что же заставило его так опуститься?

– Разве не видите? Выпивка. Да, сломала проклятая моего друга, высосала из него силы, как вампир. Забрала и деньги его, и репутацию.

Я уж и не возьмусь припомнить, с чего это началось. Изо всех сил старался помочь, но не всегда удавалось служить хорошим примером. Не обошлось и без самки. Человече, если тебе не доводилось видеть умирающего от неразделенной любви носорога, считай, что ты жизни не нюхал.

– Могу себе представить, – солгал Банкан. Вообразить такое ему не хватило бы опыта.

– Вот тогда-то и пошла его судьба под откос. Снуг и раньше не дурак был тяпнуть, а тут словно с цепи сорвался. Ты хоть прикидываешь, сколько здоровый носорог способен выхлестать зараз?

– Пожалуй, нет. – Банкан указал на Сквилла. – Знавал я одного знатного пьяницу, папашу моего друга. Но он – всего лишь выдр.

– Ну, тогда вообрази страдающую от жажды бездну. Через несколько препятствий я его перетащил, но становилось все хуже и хуже.

Окончательно он скис, когда заложил в Гаскапарби свои доспехи, чтобы расплатиться в кабаке. После этого он просто махнул ногой на свою жизнь. Эх, видал бы ты его доспехи! Лучшая сталь. Кое-что – с позолотой. С таким же успехом он мог бы заложить душу. Его самооценка даже не упала, а просто разлетелась в пыль. Чтобы свести концы с концами, нам случалось браться за самую черную работу. Порой мы клянчили милостыню. – Он поморщился. – Подумать только, великий воин Снугенхатт пал так низко, что прокорма ради таскает телеги с сеном!

Как-то раз мы даже пахать подрядились.

Банкан представил, как могучий носорог тащит плуг, прокладывая борозду за бороздой, и так без конца, а какой-нибудь привередливый крестьянин бредет следом и осыпает его руганью пополам с указаниями.

Не слишком бодрящая картинка.

– Так ведь и на этой работе он не удержался, – продолжал Виз. – Однажды вечером надрался в стельку, какой-то проказник запряг его и вывел в поле, и они написали плугом похабные словечки. Хозяин не видел, но нас заложил филин, старший батрак.

– Вас?

Клещеед пожал плечами.

– Снуг – парень крепкий, но в тот раз даже слова вымолвить не мог в мою защиту. Потом дело приняло совсем уж дурной оборот, и я сам начал помаленьку прижигать зоб. Это ведь помогает забыться.

Банкан внимательно посмотрел на носорога – тот уже не рыдал.

– И ничем его из такого состояния не вывести?

– Почему же – ничем? Надо вернуть ему уважение к себе.

– Как?

– И правда, как? Я уже сколько лет над этим бьюсь! Но он меня больше не слушает. И пускай у него самые вкусные паразиты на свете, есть же в мире и более высокие ценности. – Помолчав, Виз добавил:

– Я знаю только один способ убедить его в этом.

– Говори!

Виз подался вперед, его клюв завис в дюйме от правого глаза Банкана.

– Вернуть ему доспехи.

– Да ты смеешься надо мной! Разве не слышал, что Граджелут сказал?

Мы почти нищие.

Клещеед отодвинулся.