Он понял, что этой ночью ему не удастся уйти с торфяника и что бессмысленно даже и пытаться сделать это. Он надеялся набрести на какое-нибудь укрытие и только поэтому продолжал идти. Когда он находил ручьи, он пил из них. Никакой еды у него не было. Туман стал просто стеной без дверей, хотя в его изгибах и завитках кое-где висел свет, напоминавший уличные фонари или освещение над больничными койками. Запах эфира отравлял воздух, где-то в отдалении звенел колокольчик. Свечение становилось все более сильным, пласты тумана дробили его. Казалось, сотня крохотных огоньков стягивается вместе и каждый спешит отбросить свой луч. Какая-то темная фигура появилась как раз по другую сторону этой белой стены, плоская и широкая, движущаяся медленно, словно паром, на котором, отталкиваясь шестами, переправляются по спокойной воде. И на нем стоял паромщик...

Элен села на кровати, чтобы предостеречь его. Ее голос заглушался туманом, хотя Кэлли видел, что ее губы двигались. Джексон стоял позади кровати, одной рукой толкая ее вперед. В другой руке он держал букетик цветов, который, казалось, был освещен изнутри, и каждый цветок светился с какой-то сверхъестественной силой. Пока Кэлли смотрел на цветы, они начали шипеть и искриться, как дрова в камине. Кэлли почувствовал, что приближается взрыв, и инстинкт обратил его в бегство, но потом он вспомнил об Элен и повернул назад к ней. Огоньки, казалось, отступали в туман. Кэлли пришел в отчаяние и стал кричать, хотя и понимал, что его нельзя услышать. Лицо Элен, освещенное пылающими цветами, тускло светилось сквозь расплывшееся пятно тьмы.

Он проснулся, не имея никакого представления о том, сколько времени проспал, хотя была уже ночь, и даже земля у самых его ног скрылась из виду. Он встал и сделал шаг вперед, не зная, не окажется ли после этого в какой-нибудь яме, а то и по колено в болоте. Ничего не видно и не слышно. И когда он на ходу протягивал руки вперед, прикоснуться было не к чему. И только ощущение почвы под ногами позволяло ему чувствовать себя связанным хотя бы с чем-то. Он сделал второй шаг, а потом и третий. Подобно зверю, ему хотелось найти какую-нибудь нору и забиться в нее.

Следующий час ходьбы привел его к ним: к двум длинным гранитным скалам, стоящим перевернутой буквой "V" и частично погруженным внизу в землю. Он присел на их верхушку отдохнуть и только тут обнаружил, что они похожи на остроконечную палатку: более высокую у входа, чем в противоположном конце, и достаточно просторную, чтобы поместиться в ней.

А внутри была сырость торфяной почвы и кисловатый, слегка соленый запах выветренного камня. Кэлли почувствовал себя в большей безопасности, едва забрался внутрь. Он был голоден, но вряд ли замечал это: усталость стерла все прочие ощущения. Она стерла осторожность и стерла страх. Он лег лицом как можно дальше от входа в свое укрытие, забившись в темноту, и заснул раньше, чем успел о чем-нибудь подумать.

* * *

Джексон не видел ничего и не слышал ничего, что могло бы дать ему знать: Кэлли уже на торфянике. Но все равно он был в этом уверен. Он не сомневался, что Кэлли придет, независимо от того, погибла Элен или нет. Ему пришло в голову, что, если бы она умерла, Кэлли, вероятнее всего, пришел бы сразу. Стало быть, она не умерла. И два дня было вполне достаточно, да, два дня – это правильный срок.

Но совсем не разум, а инстинкт подсказывал ему, что Кэлли здесь. Пока тянулось время ожидания, Джексон был осторожен, но не чувствовал реальной опасности. Что-то изменилось теперь. Торфяник представлял собой более пятисот квадратных миль безлюдных скал, холмов и топких болот – и внезапно он показался Джексону густо населенным. Он чуял Кэлли, как зверь чует чужака, вторгшегося на его территорию.

Подобно Кэлли, Джексон провел разведку Бетел-Тора. Это было риском, но вполне приемлемым: он знал эту местность, он мог определить свое положение почти по любой из этих наполовину погруженных в землю скал, устилавших склон. Но когда опустился настоящий туман, он по компасу вернулся назад в рощицу хвойных деревьев, служившую ему чем-то вроде базы. Деревья защитили бы его от ветра и дождя, и, кроме того, они загораживали от любого, кто мог бы оказаться в этой части торфяника. Джексон принес с собой достаточно много всего необходимого, но там, в деревьях, он припрятал и еще кое-что: дополнительный запас воды, непортящуюся пищу. Если бы возникла необходимость, Джексон мог бы оставаться на торфянике на неограниченный срок, не имея ничего, кроме этих припрятанных запасов. Только ранение или непогода могли выгнать его оттуда...

Туман, подобно ошметкам тряпья, волочился от дерева к дереву, налетая на низкие ветви деревьев и разрываясь о них. Джексон сидел, закрепив полы своей накидки с капюшоном колышками, как у палатки, и ел плитку шоколада. Потом он набрал полный рот бренди из подвешенной к бедру фляжки, пополоскал спиртным верхнюю десну, вздувшуюся и воспаленную. Шум деревьев вокруг него понемногу стих. Спустя мгновение его голова упала на грудь, и он уснул.

* * *

Еще раньше, днем, был момент, когда Кэлли, сидя за каменным клином, стоявшим под углом, как спинка стула, поднял винтовку и направил ее в сторону какого-то шума, донесшегося из густой массы тумана. Спустя секунду показалась еще одна овца и тупо уставилась на согнувшуюся фигуру с вытянутыми вперед руками. Кэлли провел очевидную связь между овцой и шумом. Но он ошибся. То, что он слышал, было шагами Джексона, спускавшегося с холма к Бетел-Тору.

В трех случаях мужчины проходили совсем близко друг от друга. Когда Кэлли во второй раз обходил Бетел-Тор, Джексон удалялся от него, и он как раз только что выступил за пределы той окружности, по которой, согнувшись, бежал трусцой Кэлли. В другой раз, когда Кэлли отошел подальше от гранитной осыпи, они находились спиной к спине, и между ними не было ничего, кроме двадцати футов окутанной туманом торфяной земли. Они несколько раз слышали друг друга и принимали этот шум за возню овец.

А теперь они спали менее чем в миле друг от друга: Джексон – просто среди деревьев, завернувшись в свою плащ-палатку, а Кэлли – растянувшись под каменным гробом. Какой-то звук, сильно напоминавший шипение, пробежал по деревьям, и сосновые иголки затрепетали. Какая-то нота, глухая, как эхо под водой, выбралась из-под гранитного выступа убежища Кэлли.

Он подумал, что знает, что это такое. Отталкиваясь локтями и коленями, он выполз из-под каменного навеса и встал. Звук все еще звенел в бесконечных арках и сводах тумана, а потом он замер и обратился в тишину. Спустя мгновение Кэлли услышал его снова и понял, что его предположение было верным: это был отдаленный шум ветра, прилетевшего с моря, перебравшегося сюда через гребни холмов и обнажения скальных пород. Стоя снаружи, Кэлли ощущал щекой дуновение прохлады и трепетание воротника пальто.

Белые стены тумана, окружавшие его, дрожали и сотрясались. Где-то на самом верху появились огромные трещины, и казалось, будто что-то дробится и рушится, образуя брешь с зазубренными краями, в которой сиял темно-голубой свет одинокой звезды.

* * *

Джексон проснулся на рассвете и приготовился уходить. Он съел еще немного шоколада и пару галет из отрубей и запил водой. В глубине рощицы с ветвей свисали остатки тумана: бледные шелковые нити, смотанные в клубки, оборванные полотнища паутины. Он нес с собой и винтовку, и пистолет, из которого убил Росса. Поэтому ему было не важно, откуда стрелять в Кэлли – с близкого расстояния или издалека. Он снял свою накидку и уложил ее в небольшой мягкий рюкзак, продел руки в лямки и застегнул ремень на талии.

Ветер становился свежее, выметая из рощицы последние лоскуты тумана. На горизонте появились штормовые тучи, двигавшиеся наперерез восходящему солнцу, и поэтому небо на востоке превратилось в огромный черно-розовый синяк. Джексон вынырнул из линии деревьев и двинулся легкой трусцой через открытое пространство.