— Нет, сир! Я… верный… верный подданный Вашего Величества…

— Странный способ у вас доказывать верность. Ладно, налейте-ка себе стаканчик и выкладывайте.

И я рассказал ему все, с самыми мельчайшими подробностями. Для этого потребовался еще стаканчик-другой, после чего я почувствовал себя куда лучше. Король рассердился, узнав о похищении, но когда я рассказал о том, что они сделали с мозгом Бонфорта, его лицо буквально почернело от ярости.

Наконец, он сказал:

— Значит, для того чтобы Бонфорт пришел в норму, нужно еще несколько дней?

— Так, во всяком случае, утверждает доктор Капек.

— Не позволяйте ему работать до тех пор, пока он не поправится окончательно. Это очень большой человек. Вы сами-то это понимаете? Он стоит шести таких, как вы или я. Продолжайте быть двойником и дайте ему нужный отдых. Он необходим Империи.

— Вы правы, сир.

— Бросьте вы это «сир»! Поскольку сейчас вы — это он, то и зовите меня Виллемом, как он звал. А знаете, как я вас расколол?

— Нет, си… Нет, Виллем.

— Он зовет меня по имени вот уже двадцать лет. И мне показалось немного странным, что он перестал наедине обращаться со мной запросто, хотя, конечно, и находился здесь по государственной надобности. Но тогда я еще по-настоящему ничего не заподозрил. И все же, как бы поразительна ни была ваша игра, я призадумался. Когда же вы пошли смотреть мои поезда, тут уж я окончательно убедился.

— Извините, но почему?

— Вы были слишком вежливы, вот почему. Я ведь и раньше показывал ему свои машинки, и он постоянно расплачивался со мной за испытываемую скуку насмешками, грубовато проезжаясь насчет того, что вот, дескать, такой взрослый дядька, а занимается подобной ерундой. Эту маленькую сценку мы разыгрывали часто, она очень забавляла нас обоих.

— Ох, об этом я и не подозревал.

— Откуда ж вам было знать!

Я же подумал о том, что все же следовало сообразить, что этот проклятый фэрли-архив выдает в некоторых случаях в чем-то ненадежную информацию. Только потом я понял, что досье вовсе не было дефектным и что принципы, на которых архив был основан, ничуть не нарушились. Досье должны были давать видному общественному деятелю мелкие детали о привычках менее значимых лиц. А Императора таким незначительным лицом уж никак нельзя было считать: он известен никак не меньше Бонфорта, и, разумеется, последний не нуждался в записях, чтобы закрепить в памяти привычки короля Виллема. Тем более, он не считал возможным помещать в досье сведения о своих личных взаимоотношениях с сюзереном, раз этим досье пользовались даже клерки!

Я не понял того, что было совершенно очевидно, хотя и не знаю, что бы я предпринял, если б уразумел с самого начала, что досье неполно.

А Император продолжал:

— Вы блистательно справились со своей задачей! И после того как вы рискнули жизнью в марсианском Гнезде, я ничуть не удивляюсь, что вы взяли на себя смелость попытаться обмануть и меня. Скажите, я когда-нибудь видел вас на сцене или на экране?

Я назвал ему свое настоящее имя, когда Император того потребовал, сейчас же, смущаясь, я выдал ему и свой театральный псевдоним. Он оглядел меня с ног до головы, всплеснул руками и громко расхохотался. Мне стало даже обидно.

— Вы никогда не слышали обо мне?

— Слышал ли я о вас? Да я один из самых горячих поклонников вашего таланта! — он снова пригляделся ко мне. — Нет, вы же как две капли воды схожи с Бонфортом! Я не верю, что вы — Лоренцо!

— И тем не менее, это я.

— Да верю я, верю! А вы помните ту сценку, где вы играли бродягу? Сначала еще вы пытались доить корову — и ничего не вышло. А кончается она тем, что вы едите из кошачьей миски, но приходит кот и вас прогоняет.

Я сказал, что помню.

— Я эту кассету чуть ли до дыр не затер. Смеюсь и плачу одновременно.

— Так это и было задумано, — Поколебавшись, я все же сказал, что скопировал замысел «Бедного Вилли» у знаменитого артиста совсем другой эпохи. — Однако мои любимые роли — драматические.

— Такие, как эта последняя?

— Ну… не совсем так… Такая роль — одна на всю жизнь. И играть целый сезон я бы ее не смог.

— Думаю, вы правы. Ладно, скажите Роджу Клифтону… Нет, Клифтону ничего не надо говорить. Лоренцо, я не думаю, чтобы кто-нибудь выиграл, узнав о нашем с вами разговоре. Если вы передадите его содержание Клифтону, ну даже хотя бы то, что я просил его не беспокоиться, это фактически только растревожит его. А перед ним еще уйма работы. А потому лучше промолчим, а?

— Как пожелаете, Ваше Величество.

— Прошу вас, бросьте вы это… Мы будем хранить молчание потому, что так лучше для дела. Ах, как жаль, что нельзя тайком навестить Дядюшку Джо. Ему бы это, конечно, не помогло, хотя в прежние времена считалось, что королевское прикосновение творит чудеса. А потому ничего никому не скажем и притворимся, что я ни о чем не догадался.

— Хорошо… Виллем.

— А теперь, я думаю, вам пора идти. Я и без того слишком задержал вас.

— Как вам будет угодно.

— Я попрошу Патила проводить вас… Или вы уже знаете обратную дорогу? Одну минуточку… — продолжал король, роясь в бумажном завале на столе и что-то бурча себе под нос. — Эта девка, должно быть, опять старалась навести у меня порядок… Ах, нет… вот она… — он выудил небольшую книжечку. — Возможно, мы никогда больше не увидимся… Вы не откажетесь дать мне свой автограф перед уходом?

Билла и Роджа я нашел в Верхней гостиной Бонфорта. Оба прямо икру метали от беспокойства. Не успел я войти, как Билл накинулся на меня.

— Где вы шлялись столько времени, черт бы вас побрал?!

— Был у Императора, — ответил я холодно.

— Вы проторчали там в пять или шесть раз дольше, чем положено!

Я даже не потрудился ответить. Со времени ссоры из-за той речи Корпсмену и мне приходилось взаимодействовать, но это был явно брак по расчету, а не по любви. Мы сотрудничали, но томагавк войны не был зарыт, и можно было ожидать, что его в любую минуту всадят мне между лопатками. Я не делал попыток примириться с Биллом и не видел в том особой нужды: по моему мнению, его родители не слишком заботились об его воспитании — переспали где-то и все.

Я не люблю ссориться с другими членами труппы, но Корпсмена явно устраивало лишь одно положение для меня — положение слуги, при каждом обращении снимающего шляпу и к месту и не к месту величающего своего хозяина сэром. Я же был профессионал, согласившийся делать очень тяжелую профессиональную работу, и не привык, чтобы меня кормили на кухне, — профессионалы требуют почтительности и уважения в обращении с ними.

Поэтому я проигнорировал Билла и спросил Роджа:

— А где Пенни?

— Она у него. Там сейчас находятся и Дак с доктором.

— Значит, его уже переправили сюда?

— Да, — Клифтон немного замялся. — Мы поместили его рядом с вашей спальней, в ту комнату, которая предназначалась бы для вашей жены, если бы она у вас была. Это единственное место, где можно обеспечить ему полный покой и нужный уход. Надеюсь, вы не будете возражать?

— Конечно, не буду.

— Вам это особых неудобств не доставит. Спальни соединены, как вы, вероятно, заметили, общей гардеробной, и мы закрыли дверь с его стороны. Кстати, дверь звуконепроницаема.

— Что ж, по-моему, все правильно. Как он себя чувствует?

Клифтон нахмурился.

— Лучше, гораздо лучше — если оценивать в целом. Большую часть времени в сознании. — Он снова замялся. — Если хотите, можете его навестить.

Я тоже помолчал.

— Как скоро, по мнению доктора Капека, мистер Бонфорт сможет появиться на публике?

— Трудно сказать. Довольно скоро.

— Как скоро? Дня три-четыре? Достаточно скоро, чтобы отменить все встречи и позволить мне на это время исчезнуть из виду? Родж, мне трудно это сформулировать, но, хотя мне и очень хочется его увидеть и выразить свое глубочайшее уважение, по моим ощущениям, этого не следует делать до того, как я в последний раз появлюсь в этой роли. Такая встреча может разрушить созданный мной образ.