А доспех просто носишь.

При полной загрузке в нем две тысячи фунтов, но, едва натянув его, ты готов ходить, бегать, прыгать, ложиться, брать яйцо, не разбив его (требует практики, как и все остальное), плясать джигу (если умеешь танцевать ее без скафандра) — и прыгнуть через дом и приземлиться мягче перышка.

Секрет в отрицательной обратной связи и усилителях.

Только не просите набросать схему скафандра; не смогу. Но насколько я понимаю, даже лучшие скрипачи не сумеют сделать приличную скрипку. Я могу проводить техобслуживание скафандра в полевых условиях, даже полевой ремонт, знаю наизусть триста сорок семь пунктов выведения из консервации для готовности к носке, а чего еще требовать от тупого пехотинца? Если мой доспех действительно «заболеет», я вызову доктора — доктора наук (электромеханическая инженерия) в чине лейтенанта флота, то есть капитана по нашим меркам. На каждом десантном транспорте есть такой. И даже при штабе каждой учебки, куда они идут крайне неохотно, ведь такая судьба для флотского — хуже смерти.

А если вам действительно приспичило взглянуть на чертежи и стереоснимки и описание физиологии боевого доспеха, сами найдете их в любой публичной библиотеке. Те, что не засекречены. Для того чтобы получить секретную часть, вы должны быть похожи на шпиона противника. И выглядеть убедительно, потому что шпионы — ребята изобретательные. Вероятнее всего, тот, к которому вы обратитесь, продаст вам сведения, которые вы бесплатно могли бы отыскать в библиотеке.

Вот как скафандр работает (за вычетом диаграмм). Внутри он полон датчиков, реагирующих на давление, их там сотни. Давишь тыльной стороной ладони, скафандр чувствует и повторяет, усиливая, движение, пока не снимет с рецепторов нагрузку.

Смущает, согласен, но отрицательная обратная связь имеет обыкновение смущать — поначалу, несмотря на то что наше тело постоянно занимается этим с тех пор, как мы беспомощно толкаемся в пеленках. Дети только учатся, поэтому они такие неуклюжие. Подростки и взрослые уже не думают, как выполнить движение, если только не страдают болезнью Паркинсона.

Скафандр повторяет все твои движения, только более мощно.

Контролируемая сила… сила, которую ты контролируешь, даже не думая об этом. Ты прыгаешь, прыгает и громоздкий дос-пех, но выше, чем ты. Вот прыгать действительно трудно, для этого скафандр оборудован ракетным двигателем в дополнение к «мускулам» ног. И вниз летишь с той же скоростью, что и вверх… но тут скафандр подмечает приближение препятствия при помощи датчиков расстояния и сближения (что-то вроде простенького радара) и гасит падение теми же двигателями.

Вот в этом красота боевого доспеха: тебе не нужно думать. Не приходится управлять им, летать на нем, его просто носишь, а он получает приказы от твоего тела и делает то же, что и они. А голова у тебя освобождается для оружия и происходящего вокруг… что весьма важно для пехотинца, мечтающего умереть в своей постели. Если он при посадке станет следить за снижением, кто-нибудь, вооруженный гораздо легче и проще, скажем, каменным топором, разобьет ему голову, пока он читает показания приборов.

«Глаза» и «уши» также не отвлекают внимания. В полевом скафандре три канала связи. Тот, что используют для передачи секретной информации, очень сложный, там, как минимум, две частоты, и они меняются под контролем цезиевых часов, синхронизированных до микро-микросекунды с часами на другой стороне, — но все это не твоя головная боль. Нужен тебе канал А для связи с командиром отделения — кусаешь загубник один раз, нужен канал Б — кусаешь два раза, и так далее. Микрофон закреплен у горла, на ушах — наушники, ты только говори. Кроме того, по обеим сторонам шлема внешние микрофоны позволяют слышать, что творится вокруг, как будто на голове у тебя и вовсе нет шлема. А еще можно приглушить назойливых соседей и не пропустить команды от командира взвода.

В шлеме датчиков давления нет, поэтому голову — челюсти, подбородок, шею — используешь для управления, скажем, радарами, а руки свободны для боя. Подбородок управляет визуальными обзорными дисплеями, челюсть отвечает за звук. Приборы расположены над головой и за ней, но за ними наблюдаешь в зеркало, укрепленное перед лбом. Из-за этого шлема ты похож на гориллу-гидроцефала, но, если повезет, противник не проживет столько, чтобы успеть обидеть тебя этим сравнением. А радары и дисплеи — вещь необходимая.

Если тряхнуть головой, точно лошадь, на лоб поднимется инфравизор, тряхнешь еще раз — опустится на глаза. Выпустишь из рук ракетомет — скафандр сам уберет его на место, пока он снова не понадобится. Обсуждать подачу воды, воздуха, работу гироскопов и так далее — суть одна и та же: сделать все, чтобы оставить твои руки свободными для работы.

Разумеется, требуется некоторая подготовка, чтобы овладеть всеми премудростями боевого скафандра. Тренируешься, пока не доводишь движения до автоматики, вроде чистки зубов. Но для того чтобы просто надеть доспех и двигаться в нем, особо ничего не требуется. Прыгать учишься, потому что прыжок получается более высоким, более быстрым, более дальним и в воздухе остаешься гораздо дольше. Учишься ориентироваться, дополнительные секунды в воздухе тоже можно использовать, а секунды в бою бесценнее бриллиантов. Прыгая, можно отыскать цель и навестись на нее, выстрелить, переговорить с соседом, перезарядить оружие, решить, прыгать ли еще раз без приземления, заставив двигатели сработать еще раз.

Но в общем и целом боевой доспех практики не требует. Он делает все, что и ты, только лучше. Все, кроме одного — в нем нельзя почесаться. Если я отыщу скафандр, который позволит мне поскрести меж лопаток, я женюсь на нем.

Существует три типа боевых скафандров мобильной пехоты: полевой, командный и разведывательный. У разведки доспехи пошустрее и позорче, но легче. Командирские быстро бегают и выше прыгают, связь в них раза в три лучше прочих, оборудования на них больше, инерционная система опять же. А полевые — это для тех парней, что с сонным видом торчат в строю.

Как я уже говорил, я влюбился в боевые скафандры, несмотря на то что первое знакомство стоило мне вышибленного плеча. Каждый день, когда мое отделение отправлялось на занятие с доспехами, был для меня праздником. В день, когда я дал промашку, я носил условные сержантские нашивки, потому что изображал командира условного подразделения, и был вооружен условным ядерным оружием, которым должен был воспользоваться в условной темноте против условного противника. Вот в этом и загвоздка; все условное, а от тебя требуют, чтобы ты действовал, как в реальности.

Мы отступали — то есть «продвигались в направлении тыла», — и кто-то из инструкторов вырубил энергию в скафандре одного из наших ребят, превратив его в беспомощного раненного. По установке мобильной пехоты я послал к нему на выручку и заважничал, потому что отдал приказ раньше, чем мой второй номер догадался сделать то же самое. А затем вернулся к выполнению боевой задачи, которая заключалась в запуске ракет с условными ядерными боеголовками, чтобы обескуражить нашего условного противника.

Наш фланг никуда не спешил; предполагалось, что я выстрелю так, чтобы никто из своих не пострадал от взрыва, но достаточно близко, чтобы обеспокоить противника. И все это, разумеется, бегом. И передвижение, и наши действия были оговорены заранее (мы же все были еще зеленые), варьироваться могли только потери.

Установка требовала от меня, чтобы я по радару определил точное месторасположение наших солдат, которых могло зацепить взрывом. Но надо было пошевеливаться, а я еще не слишком ловко читал показания. Я смухлевал всего лишь чуточку — поднял инфравизор и глянул невооруженным глазом при свете дня. Места было предостаточно, только одного из ребят дернуло торчать по соседству в половине мили от меня, а у меня в арсенале всего-то и была учебная ракета, не способная ни на что, кроме дыма. Я прикинул расстояние до цели, вынул ракетомет из-за спины и нажал на гашетку.