Клевум сказал с тревогой:

— Ну… не знаю. Откуда ты возьмешь деньги? И даже если Орик раскошелится, как мы сумеем распространить такой тираж? А в случае удачи неизвестно, чем это обернется для нас — у противника хватит денег и времени для ответного удара.

Робар скривил губы.

— Вот чем вознаграждаются идеи в этой кампании — возражения, возражения и снова возражения!

— Погоди, Робар, — вмешался Дольф. — У Клевума есть основания брыкаться, но в главном ты нрав. Главное — чтобы Простой Избиратель от души посмеялся над Вортусом, верно? Так почему бы не отпечатать листовки с моей карикатурой и не раздавать их перед участками в день выборов?

Робар побарабанил пальцами по столу и вынес приговор:

— Хм-м… нет! Ничего не выйдет. Держиморды Вортуса насажают синяков нашим активистам и отберут листовки.

— Ну а если перерисовать Нетопырьухого на полотнища и развесить их возле избирательных участков так, чтобы голосующие их обязательно увидели?

— Та же беда. Держиморды посрывают их еще до открытия участков.

— Знаете, ребята, — вмешался Клевум. — Нам требуется что-то большое, видное отовсюду, притом прочное и массивное, с чем губернаторским прихвостням не справиться. Каменные истуканы в два этажа высотой были бы в самый раз.

Робар искривил губы еще сильнее.

— Клевум, если ничего умнее ты придумать не можешь, так хоть помолчал бы! Да, истуканы — прекрасная идея, будь у нас в распоряжении сорок лет и десять миллионов золотых.

— Робар, подумать только, — съязвил Дольф со злоехидной усмешкой, — отдай тебя твоя матушка в жрецы, ты мог бы насгущать столько истуканов, сколько пожелал бы, без тревог, хлопот и расходов.

— Верно, умник. Но тогда бы я не занимался политикой… Погодите!

— А?

— Сгущение! А что, если мы сгустим столько истуканов Нетопырьухого…

— Каким это образом?

— Знаете Кондора?

— Траченного молью петуха, который опивается в «Пляшущем ките»?

— Ага. Бьюсь об заклад, он их налепит столько, сколько нам надо.

— Из него же песок сыплется! И к тому же он не инициирован. Так, дешевый колдунишка. Читать по ладони в харчевнях да составлять гороскопы — вот и все, на что он способен. Даже любовное зелье жарить толком не умеет. Я как-то на собственном опыте убедился!

— Не воображай, будто ты его хорошо знаешь! Однажды вечером он нализался и поведал мне историю своей жизни. Прежде он был жрецом в Египте!

— И почему же он там не остался?

— В том-то и соль! Он не ладил с Верховным жрецом и как-то ночью напился, да и сгустил статую Верховного жреца в таком месте, где она всем бросалась в глаза, и такую большую, что видна она была издалека. Вот только голову Верховного жреца он насадил на туловище зверя.

— О-го-го!

— Ну и утром, когда он протрезвел и вспомнил, что натворил, то сразу ударился в бега. Устроился в Красном море на грузовое судно, да и приплыл сюда.

Во время этого разговора лицо Клевума вытягивалось все больше и больше. Наконец он не выдержал.

— Вы, два идиота, даже не вспомнили, как карают за противозаконное использование жреческих тайн!

— Заткнись, Клевум! Если Талус победит, он все уладит. А если мы проиграем выборы… так на всем Му для нас не найдется безопасного убежища, устроим мы эту штуку или нет.

Убедить Орика оказалось очень непросто. Как политик, он был сама любезность, но как организатор предвыборной кампании Талуса и, следовательно, шеф Робара, Дольфа и Клевума он, в чем юноши не замедлили убедиться, оказался крайне осторожным, хотя и сохранял приятельский тон.

— Хм-м… да… право не знаю, — сказал он. — Боюсь, Талусу это не понравится.

— А зачем ему знать заранее?

— Ну, мальчики… право же! Э… не хотите же вы, чтобы я скрыл от него…

— Орик, но ты же прекрасно понимаешь, что мы наверняка проиграем, если не примем какие-то меры, и побыстрее.

— Робар, откуда такой пессимизм? — Выпуклые глаза Орика излучали фальшивую уверенность в будущем.

— А соломенное голосование? Не слишком-то много оно обещает! В сельских местностях мы проигрываем один к двум!

— Ну-у… Может быть, ты и прав, мой мальчик. — Орик дружески положил ладонь на плечо юноши. — Хорошо, предположим, что мы и правда проиграем выборы. Му же не один день строился. И я хочу, чтобы вы знали, как высоко мы ценим ваше самоотверженное усердие, независимо от исхода. Талус его не забудет, как и… э… я… Благодаря вам и таким, как вы, мы, старшее поколение, можем не опасаться за судьбу Му!

— Нам не нужно, чтобы нас высоко ценили, нам нужно победить на выборах!

— Безусловно, безусловно! Мы все этого хотим, и я в первую очередь. Э… в какую сумму обойдется эта ваша задумка?

— Сгущение обойдется недорого. Предложим Кондору единовременный гонорар и пообещаем какую-нибудь должность после победы. Основные расходы придутся на вино для него. Другое дело переброска истуканов на избирательные участки. Мы планируем простую коммерческую переброску.

— Она… э… обойдется дорого.

— Дольф заходил в храм справиться о цене.

— Боги! Неужели вы открыли жрецам свой план?

— Нет, почтеннейший. Он просто уточнил тоннаж и расстояние.

— И сколько он запросил?

Робар ответил, и на лице Орика появилось такое выражение, будто у него на глазах волки пожирали его первенца.

— Ни в коем случае! — отрезал он. — Даже и не заикайтесь!

Но Робар не отступил.

— Дороговато, конечно, но куда дешевле избирательной кампании, которая не принесет результата. Кроме того… Да, я знаю, что официально жрецы стоят вне политики, однако с твоими связями уж наверное удастся найти такого, кто займется этим частным образом за плату поменьше или даже в кредит. Ему это ничем не грозит, а если наш план осуществится, то победа обязательно будет нашей. Это твердо.

Орик сказал — и впервые в его голосе прозвучал искренний интерес:

— М-м-м, да. Пожалуй, ты прав. — Он тщательно соединил кончики пальцев. Беритесь за дело, мальчики. Обеспечьте изготовление истуканов. А организацией переброски займусь я. — И с озабоченным видом он направился к двери.

— Минуточку! — возопил Робар. — А деньги, чтобы подмаслить старика Кондора? Орик остановился.

— А, да- Да. Как я рассеян! — Он вытащил три серебряные монеты и протянул их Робару. — Наличными и без расписки, э? — Он подмигнул.

— Да, кстати, почтеннейший! — вставил Клевум. — Как насчет моего жалованья? А то квартирная хозяйка мне проходу не дает.

Орик изумился.

— Как? Я тебе еще не заплатил? — Он пошарил в складках тоги. — Ты очень деликатен. Такое терпение и патриотизм! Но ты же понимаешь, у меня столько разных забот, а спонсоры далеко не все исполняют свои обещания в ими же назначенные сроки! — Он протянул Клеву му одну-единственную монету. — Напомни мне в первый же день следующей недели, мой мальчик. Не допусти, чтобы я снова забыл.

И он торопливо удалился.

Дружная троица пробиралась по узким улочкам, запруженным лотошниками, моряками, ребятишками и домашними животными, ловко избегая всякого мусора и помоев из ведер, которые бесцеремонно опоражнивали прямо с балконов. Харчевня «Пляшущий кит» дала о себе знать густым благоуханием квартала за два. Кондор, как обычно, привалился к стойке в уповании, что пьющие вокруг мореходы угостят и его.

Когда юноши пригласили его выпить с ними, он согласился со всей поспешностью. Робар выждал, пока пара кружек пива не привела старика в благодушное настроение, и только тогда заговорил о деле. В ответ на прямой вопрос Кондор выпрямился с пьяней гордостью.

— Умею ли я сгущать подобия? Сын мой, ты видишь перед собой того, кто сотворил Сфинкса! — Он элегантно икнул в кулак.

— Но сумеешь ли ты сделать это здесь и теперь? — гнул свое Робар. Разумеется, за гонорар, — прибавил он.

Кондор опасливо огляделся.

— Осторожнее, сын мой. Нас могут подслушать… Тебе требуется первичное сгущение или простое кодирование?

— А какая разница?

Кондор со вздохом возвел глаза к потолку и вопросил: