Я-то, конечно, в ножички уже не играю, но на Луне это очень здорово получается. Нож сам парит в воздухе, и с ним можно проделывать все, что угодно. Мы выдумали массу новых правил.

Папа сказал:

— Планы меняются, мои дорогие. Мы сию минуту едем в Резерфорд. Давайте-ка собираться.

Мама сказала:

— Ах, Боже мой, кажется я не могу. Поезжайте вы с Дикки, а мы с Бэбинькой побудем здесь денек и отдохнем.

Бэбинька — это шкет. Я всегда говорил ей, что это неверный подход. Он мне чуть глаз не выколол ножом и начал канючить:

— Куда? Что? И я поеду. Давайте поедем!

Мама сказала:

— Ну, Бэбинька, не огорчай свою дорогую мамочку. Мы с тобой лучше сходим в кино.

Шкет на семь лет младше меня, но уж если нужно от него чего-нибудь добиться, нечего его называть Бэбинькой. Он принялся реветь:

— Ты же говорила, что мне можно поехать!

— Нет, Бэбинька. Я тебе так не говорила. Я…

— Папа говорил, что можно!

— Ричард, разве ты говорил Бэбику, что ему можно ехать?

— Да нет же, дорогая, я этого не помню. Возможно я…

Шкет завелся еще сильней:

— Вы говорили, что мне можно туда же, куда и Дикки. Вы мне обещали, вы мне обещали, вы мне обещали…

Приходится иногда отдавать шкету должное: он таки заставил их нудно и без толку выяснять, кто ему что обещал. Короче говоря, минут через двадцать мы все вчетвером вместе с мистером Лэтемом были уже на ракетодроме и садились в резерфордский «шаттл».

Дорога отнимает всего-то минут двадцать, ничего толком и не увидишь, разве краешек Земли, когда «шаттл» еще неподалеку от Луна-Сити, а потом и этого не видать, пока на обратной стороне Луны не покажутся атомные заводы. В «шаттле» было человек десять туристов, и почти все они начали страдать космической болезнью, как только мы вышли в свободный полет. И мама тоже. Некоторые никогда так и не могут привыкнуть к «шаттлам».

Но стоило нам прилуниться и оказаться внутри, «под землей», как маме сразу же полегчало. В Резерфорде все не так, как в Луна-Сити: там нет туннеля, который подходит к самому кораблю. Вместо этого на поверхность посылают специальную герметично закрытую машину, которая стыкуется прямо со шлюзом ракеты, потом в этой машине проезжаешь около мили назад, ко входу в подземелье. Мне это понравилось, и шкету тоже. Папе нужно было ехать по делу с мистером Лэтемом, а маму, шкета и меня он решил оставить с группой туристов, которая отправлялась осматривать лаборатории.

Там было довольно интересно, но ничего такого, чтобы поднимать из-за этого шум. Я убедился, что все атомные заводы на один лад. Резерфорд вполне мог бы сойти за какой-нибудь крупный завод в окрестностях Чикаго. То есть я хочу сказать, что все хоть сколько-нибудь стоящее бывает прикрыто футлярами и щитками и не подлежит осмотру. Разрешают смотреть только на всякие циферблаты и доски с приборами, да на персонал, который за ними наблюдает. Устройство дистанционного управления такое же, как на заводе в Окридже. Гид кое-что рассказывает об идущих экспериментах, да несколько роликов после показывают — вот и все.

Наш гид мне понравился. Похож на Тома Джерема из фильма «Армия космоса». Я спросил, не космонавт ли он, а он поглядел на меня насмешливо и сказал, что нет, он просто рядовой Колониальной Службы. Потом он спросил, где я учусь и состою ли скаутом. Он сам когда-то был командиром Скаутов Первого отряда, Резерфорд-Сити, Лунный патруль.

Похоже, там только один патруль и есть — не так уж много на Луне скаутов, я полагаю.

Папа и мистер Лэтем подошли как раз тогда, когда мы заканчивали экскурсию и мистер Перрин — это наш гид — объявлял о прогулке на поверхность.

— В экскурсионный маршрут по Резерфорду, — вещал он голосом диктора, — входит прогулка в космическом скафандре на поверхность Луны — без дополнительной оплаты. Вы осмотрите Дьявольское Кладбище и место Великой Катастрофы 1984 года. Прогулка не включена в обязательную программу маршрута. Опасности практически нет, у нас еще ни с кем ничего не случалось, но Компания требует от всех желающих пойти расписаться в том, что всю ответственность за свою безопасность они берут на себя. Прогулка продолжается около часа. Кто хочет остаться, может пока посмотреть кино или перекусить в кафе.

Папа потер руки:

— Вот это для меня, — сказал он. — Мистер Лэтем, как мы вовремя! Ни за что на свете не хотел бы ее пропустить.

— Вам понравится, — согласился мистер Лэтем. — И вам тоже, миссис Логан. Мне самому очень хотелось бы пойти.

— Так за чем же дело стало? — спросил папа.

— Нет, я хочу к вашему возвращению подготовить документы, чтобы вы и директор подписали их до вашего отлета из Луна-Сити.

— Ну зачем же так загонять себя? — убеждал папа. — Уж если нельзя положиться на слово человека, что толку от подписанного контракта? Вы можете выслать мне эти бумаги в Нью-Йорк почтой.

Мистер Лэтем покачал головой:

— Дело не только в этом. Я ведь был на поверхности десятки раз. Но я вас провожу и помогу надеть скафандры.

Мама сказала:

— О, Боже!

Ей кажется, лучше бы не ходить, для нее совершенно невыносимо сознавать, что она заточена в скафандре, кроме того, палящее солнце всегда вызывает у нее головную боль.

Папа сказал:

— Не говори глупости, милочка, такой случай бывает один-единственный раз в жизни.

Мистер Лэтем объяснил ей, что в шлеме имеются фильтры, которые защищают от палящего солнца. Мама всегда сначала возражает, потом уступает. Я считаю, что у женщин нет никакой силы характера. Еще позавчера вечером — то есть, я хочу сказать, что по-земному был вечер, а не в Луна-Сити, — она купила себе классный лунный костюм, чтобы выходить в нем к обеду в зал со смотровой площадкой, откуда можно наблюдать Землю прямо не выходя из отеля. Но после она застеснялась и пожаловалась папе, что слишком толстая для такой одежды. Еще бы, когда со всех сторон одно только неприкрытое тело. Папа сказал:

— Чепуха, милочка, ты выглядишь восхитительно.

И она надела костюм и прекрасно провела время, особенно когда какой-то пилот пытался за ней приударить.

Вот и на этот раз было также. Она пошла. Нас провели в комнату, где надевали скафандры, и я все разглядел, пока мистер Перрин по очереди пропускал туда всю компанию и давал расписываться. В дальнем конце этой комнаты был ведущий в шлюз люк, а в нем довольно большой глазок. В глазок был виден еще один люк, а в нем — такой же глазок. Можно было посмотреть через два эти глазка и увидеть поверхность Луны, которая казалась горячей, яркой и какой-то неправдоподобной, несмотря на мутно-желтые стекла. А наверху висел двойной ряд скафандров, похожий на пустые оболочки от людей. Я шнырял везде, пока мистер Перрин не подошел к нам.

— Можно договориться с хозяйкой кафе, чтобы она присмотрела за малышом, — сказал он маме, наклонился и взъерошил шкету волосы. Шкет попытался укусить его, и он поспешил убрать руку.

— Спасибо, мистер Перкинс, — сказала мама, — думаю, что так будет лучше всего — хотя мне, наверно, лучше остаться с ним.

— Моя фамилия Перрин, — спокойно поправил тот. — Такой необходимости нет. Хозяйка как следует за ним присмотрит.

Почему это взрослые говорят при детях так, будто те ни слова не понимают по-английски? Будто его не могли просто спихнуть в это кафе. А теперь шкет понял, что его хотят провести. Он воинственно огляделся.

— Я тоже пойду, — громогласно заявил он. — Вы мне обещали.

— Нет, Бэбинька, — мама попробовала его унять. — Твоя дорогая мамочка вовсе не говорила тебе…

Еще бы, говорила она только себе: шкет пустил в ход звуковые эффекты.

— Вы мне говорили, что я могу ходить туда же, куда и Дикки, вы мне обещали, когда я болел. Вы мне обещали, вы мне обещали… — затянул он, при этом голос его с каждой секундой делался все выше и громче.

Мистер Перрин вроде бы растерялся. Мама сказала:

— Ричард, попробуй-ка успокоить своего ребенка. В конце концов, это же ты ему обещал…