Один последний взгляд вокруг, а затем она скользнула через дверь к лестнице, ведущей на чердак, и закрыла ее за собой. На лестнице было темновато, и ее обступил застоявшийся затхлый запах чердака. Когда она лазила на чердак вслед за Генри, она была не одна. Теперь же на лестнице было так тихо, что звук ее осторожных шагов громко отдавался в ее ушах.

Казалось, это место находится очень далеко от всего остального дома. Изолированным — вот каким оно было, это место, — темным, полным теней и изолированным, отрезанным от мира. Однако в этот раз она не должна давать воли своему воображению. Дэвид сказал, что девчонки слишком легко пугаются. Тэфи ему докажет, что она не из таких. В конце-то концов, что здесь может быть такого, что напугало бы ее? Всего лишь куча старых чемоданов, ящиков и нагроможденных друг на друга коробок. «За которыми кто-нибудь может прятаться», — казалось, прозвучал какой-то голос в ее сознании. «Тихо! — прикрикнула Тэфи на голос. — Тебе не удастся меня напугать».

Она заглянула за каждый узел, в каждый темный угол. Ничто и никто нигде не прятался, она даже мыши не увидела, что было очень хорошо: ведь мышь могла оказаться манито.

— Ах, да перестань ты! — сердито сказала самой себе Тэфи.

Укротив свое воображение, она сосредоточила внимание не ящиках. Где начать? Как среди всего этого «столпотворения», как выразилась бы ее мама, найти именно тот ящик, который мог заключать в себе дневники тети Марты?

Она попробовала замок какого-то старомодного чемодана. Его немножко заело, но он не был заперт, и через какое-то мгновение ей удалось откинуть верхнюю крышку. Она чуть не задохнулась от ударившего ей в нос запаха камфоры. В верхней полке чемодана помещались сложенные старомодные платья. Она уже давно перестала играть в переодевания — для этого она становилась уже слишком взрослой, — однако эти одежды, несомненно, выглядели соблазнительно.

Стоя возле открытого чемодана и держа в руках кусок атласной ткани цвета лаванды, она с некоторой грустью вздохнула. Иногда ей больше всего на свете хотелось стать взрослой, чтобы пользоваться всеми теми привилегиями, какие имели взрослые. Но иной раз — вот как сейчас — ей было почти больно думать, что она перестанет быть маленькой девочкой. Когда вам почти тринадцать, пора оставить позади и настоящих кукол, и бумажных, и переодевания, и разные игры, когда изображаешь себя кем-нибудь «понарошку». Но, если иногда вам все это еще доставляет удовольствие, становится больно от сознания, что скоро вы перестанете во все это играть. Очень многие вещи, которыми занимались взрослые, казались ужасно скучными. Например, просто усядутся и разговаривают, решительно ничего при этом не делая. Может, она не так уж и обрадуется тому, что вырастет.

Потом она вспомнила один свой разговор с отцом. Однажды она пришла домой чуть не в слезах, потому что одна девочка в школе высокомерно заявила ей, что она уже слишком большая для бумажных кукол.

Отец сказал ей:

— Вырасти гораздо лучше, чем ты думаешь, цыпленок. Когда ты станешь слишком большой для бумажных кукол, ты это сразу же почувствуешь. Тебе не захочется больше с ними играть, потому что тебя больше будут интересовать другие вещи. И когда это случится, ты отнесешься к этому совершенно спокойно. Так что играй во что угодно, пока тебе этого хочется. Особенно долго тебе этого хотеться не будет.

«Может, — подумала Тэфи, — они с Донной когда-нибудь смогут нарядиться в эти восхитительные старые вещи». Впрочем, она не для того сейчас сюда пришла. В этом чемодане вряд ли можно найти старые дневники. Она осторожно закрыла чемодан и перешла к груде коробок.

Коробки были помечены какими-то буквами, выведенными черным мелком, и сердце у нее взволнованно заколотилось. Ах, если бы тетя Марта поместила дневники в одну из этих картонных коробок, на которых обозначено их содержимое! Выбрав одну горку коробок, она начала читать надписи: «Книги», «Книги», «Книги». Все коробки были заполнены книгами. Следующие две горки коробок тоже состояли из книг. А может, и дневники подходят под рубрику «Книги»? Если это так, то ей придется перебрать содержимое всех коробок.

Почему здесь так много книг? Ведь когда мама была маленькой девочкой, все стены в запертой комнате были увешаны полками с книгами. Передвигаясь между пирамидами коробок, Тэфи начала подозревать, что тетя Марта переместила сюда всю свою библиотеку, чтобы использовать комнату внизу для какой-то другой цели. Но для какой именно?

Тэфи перешла к следующей груде коробок, и ей так и бросилось в глаза слово: ДНЕВНИКИ. Ей так не терпелось достать верхнюю коробку, что вся груда наклонилась в ее сторону, подобно Пизанской башне, и ей удалось как раз вовремя, навалившись на нее всем телом, предотвратить обвал, который переполошил бы весь дом.

Когда коробка была наконец благополучно поставлена на пол, она, задыхаясь от волнения, опустилась перед ней на колени.

Веревка, которой была затянута невероятно тугими узлами, но в конце концов ей удалось высвободить коробку и открыть ее. Вот где они были — дневники, которые тетя Марта вела столь долгие годы; на каждом был аккуратно указан год, к которому относились описываемые события.

Верхний дневник был посвящен птицам, в частности птицам острова Макинау — их разновидностям, привычкам, пению. Тэфи сморщила нос. А не посвятила ли тетя Марта все дневники изучению птиц? Или, может, она писала книгу о птицах? Но тут ее внимание привлек один кусок текста:

«Я готова была разрыдаться над малюткой, когда мне ее принесли. Это был дубонос с красной грудкой — совершенно безжизненный, но в других отношениях никак не пострадавший от бури, которая его убила. Я буду хорошенько за ним ухаживать. Я приобретаю такую сноровку, что могу чуть ли не возвращать жизнь бедным мертвым крылышкам».

«Какие странные вещи писала тетя Марта! — подумала Тэфи. — Никто не может вернуть жизнь чему-то, что уже мертво». Она торопливо пробегала глазами страницу, пока не наткнулась на имя Селесты.

«У Селесты голова забита легендами и суевериями. Она не доверяет моему колибри. Говорит, будто некоторые из этих бедных созданий — манито, и то, что я делаю, — опасно. Спорить с ней бесполезно, так что я и не пытаюсь. Во всяком случае она знает, что они меня любят, и в конце концов может прийти к мысли, что эта их любовь охраняет дом».

«После этих слов ситуация не улучшилась, а ухудшилась», — подумала Тэфи. Было бессмысленно читать дневник, выбирая какие-то места наудачу, надо разработать какой-то порядок их чтения. Их было такое множество, что времени понадобится больше, чем она думала. Исчезать здесь надолго — не стоит, если она хочет сохранить в тайне все, что делает.

Она проглядела дневники в коробке, пока не нашла тетрадь, которая, судя по дате, предшествовала незаконченному дневнику, найденному ею в ящике стола. С него она и начнет. А потом будет читать тетради в обратном порядке, пока не найдет что-то, что может ей помочь. Но, хотя она и знала, что скоро надо будет уйти с чердака, она не могла удержаться, чтобы торопливо не полистать дневник. И снова в глаза ей бросилось имя — Сара Такерман. Она читала аккуратные строчки, пока ее не охватило волнение. Судьба оказалась настолько милостивой к ней, что она нашла абзац, объяснивший ей одну из тех вещей, которые ей хотелось понять. Вот объяснение того, что сделала тетя Марта, чтобы настроить миссис Такерман против мистера Богардуса.

«Я не могу допустить, чтобы он являлся и уходил под руку с моей экономкой прямо у меня на глазах, даже не подумав посоветоваться со мной! Кроме того, я ему не доверяю. Слишком уж быстро он завязывает со всеми дружбу. Всем, от Селесты до наших постояльцев, он начинает нравиться с первого взгляда. Я, например, никогда ни с кем не завязываю дружбу так легко. Мне это кажется неестественным.

Я почему-то подозреваю, что на самом деле его интересует отель. Он знает, что я собираюсь в своем завещании оставить его Саре. Если бы он мог находиться где-то поблизости и жениться на Саре, это его очень устроило бы. Он получит все, и это не будет ему стоить ни пенса. Я намерена открыть Саре глаза на это обстоятельство».