Я сник.

«Это судьба, — подумал я. — Наконец-то я у цели, в антикварном магазине, а часов здесь нет!»

Мне хотелось плакать.

Я бы мог себе это позволить. Запросто.

В конце концов, я всего лишь малыш, и вполне естественно, что я заплачу.

Но я не заревел. Конечно, я выглядел младенцем, но внутри-то я оставался двенадцатилетним парнем. Со своей гордостью.

Папа распахнул дверь и придержал ее для нас с мамой.

Мама втолкнула внутрь коляску, в которой я сидел, прикрепленный ремешками, чтобы не выпасть.

Магазин был полон старой мебели.

Круглолицый мужчина, лет сорока, заспешил к нам по проходу. А за ним, в конце прохода в углу, в самом конце магазина я их и увидел. Часы. Те самые часы.

Вопль радости вырвался из меня. Я задергался в коляске, чтобы освободиться. Я был так близок к цели!

— Чем могу служить? — обратился продавец к моим родителям.

— Мы присматриваем обеденный стол, — сказала ему мама.

Мне надо было выбраться из коляски. Мне надо было добраться до часов.

Я дергался все сильнее и сильнее, но это не помогало: ремешки удерживали меня.

— Выпустите меня отсюда! — закричал я.

Мама и папа обернулись ко мне.

— Что он такое говорит? — спросил папа.

— Что-то вроде «вы-ме, вы-ме», — предположил продавец.

Я задергался с еще большей силой и завизжал.

— Он ненавидит свою коляску, — объяснила мама. Она наклонилась и отстегнула ремни. — Я подержу его на руках, тогда он быстро успокоится.

Пока она брала меня на руки, я молчал. Но затем я заверещал с новой силой и стал брыкаться что было мочи.

Папа покраснел.

— Майкл, что с тобой случилось?

— Вниз! Вниз! — вопил я.

— Ну, хорошо, — пробормотала мама, опуская меня на пол. — Теперь, пожалуйста, прекрати плакать.

Я тут же замолк. Я стоял на своих шатких пухленьких ножках. На них далеко не уйдешь, но это все, чем я располагаю, чтобы добраться до часов.

— Присматривайте за ним, — попросил продавец, — здесь много бьющегося.

Мама крепко взяла меня за руку.

— Пойдем, Микки. Давай посмотрим на столы.

Она хотела подвести меня к тому углу, где стояло несколько деревянных столов. Я вертелся и извивался в надежде освободиться. Хватка у нее была железная.

— Ш-ш-ш, Микки, — сказала она.

Я смирился, и она дотащила меня до столов. Я посмотрел на часы. Был почти полдень.

В полдень кукушка должна выскочить. Это был мой последний шанс схватить и повернуть ей голову обратно.

Я повис у мамы на руке. Она только крепче меня сжала.

— Дорогая, как тебе вот этот? — обратился к ней папа, проводя рукой по поверхности стола темного дерева.

— Думаю, он слишком темный по сравнению с нашими стульями, Герман, — ответила мама. Ее внимание привлек другой стол. Пока она продвигалась к нему, я пытался выскользнуть из ее рук, но тщетно.

Я проковылял за ней к второму столу. Стрельнул глазами на часы. Минутная стрелка передвинулась.

Две минуты до двенадцати.

— Ты слишком разборчива, дорогая, — сказал папа. — Бергеры приезжают на ужин в субботу, всего через два дня. Не можем же мы устраивать званый ужин без стола!

— Я знаю, дорогой. Но это еще не повод покупать стол, который нам не нравится.

Папа начал повышать голос, а мама сжала губы.

Ага! Ссора! Вот мой шанс!

Папа кричал:

— Почему бы нам не расстелить скатерть прямо на полу и не предложить им поесть там? Мы назовем это пикником!

Мама наконец ослабила хватку, я выскользнул и засеменил на всех парах к часам.

Минутная стрелка опять передвинулась. Я затопотал еще быстрее. Я слышал, как ссорились родители.

— Не буду я покупать этот безобразный стол, и все! — кричала мама.

«Господи, пусть они не заметят меня! — молился я. — Пусть, по крайней мере, не сейчас!»

Наконец я добрался до часов. Остановившись перед ними, я посмотрел вверх на циферблат.

Окошко кукушки было высоко надо мной, вне пределов досягаемости.

Вновь щелкнула минутная стрелка. Часы забили.

Распахнулось оконце, и выпрыгнула кукушка.

Она прокуковала первый раз. Второй.

Я беспомощно смотрел на нее.

Двенадцатилетний мальчик с телом младенца!

Нахмурившись, я взирал на часы.

Безразлично как, но я должен был добраться до кукушки.

Каким-то образом я должен был повернуть ей шею.

21

«Ку-ку! Ку-ку!»

Три. Четыре.

Я знал, что буду обречен, как только она прокукует в двенадцатый раз. Она спрячется.

Вместе с ней ускользнет последняя возможность спастись. Через день-другой я исчезну. Исчезну навсегда.

Совершенно обезумев, я озирался по сторонам в поисках какой-нибудь лестницы, табуретки или другого подходящего предмета.

Ближе всего стоял стул.

Я дотопал до него и толкнул его в сторону часов. Он сдвинулся всего на сантиметр. Я навалился на него всем своим весом. По моим представлениям, я должен был весить около восьми килограммов.

Но этого было достаточно. Стул заскользил по полу.

«Ку-ку! Ку-ку!»

Пять. Шесть.

Наконец я придвинул стул к часам. Сиденье стула находилось на уровне моего подбородка. Я попытался подтянуться, но руки были слишком слабые. Тогда я уперся резиновой подошвой своего тапочка о ножку стула, оттолкнулся и, ухватившись за перекладину спинки, водрузил себя на сиденье.

Я таки сделал это!

«Ку-ку! Ку-ку!»

Семь. Восемь.

Я встал на колени, потом поднялся на ноги. Я протянул руки, чтобы схватить кукушку. Я тянулся как мог.

«Ку-ку! Ку-ку!»

Девять. Десять.

«Тянись же, тянись!»

И тут я услышал крик владельца магазина:

— Возьмите ребенка!

Я услышал тяжелые шаги. Они бежали ко мне.

Я вытянулся, чтобы достать до кукушки. Еще чуть-чуть…

«Ку-ку!»

Одиннадцать.

Мама схватила меня и подняла на руки.

На одну долю секунды кукушка промелькнула в пределах досягаемости от меня. Я успел схватить ее и развернуть ей голову.

«Ку-ку!»

Двенадцать.

Кукушка, с правильно поставленной головой, скрылась в окошке.

Она смотрела вперед.

Я вырвался из маминых рук, приземлившись на стул.

— Микки, что на тебя нашло? — закричала она и попыталась снова схватить меня.

Я увернулся от нее и перегнулся к боковой стенке часов.

Я нашел маленький циферблат, показывающий годы. Я нащупал кнопку, передвигающую цифры, до которой я едва дотянулся, стоя на стуле. Я нажал кнопку, внимательно следя за перемещением цифр.

Послышался крик владельца магазина:

— Уберите этого ребенка от часов!

Мама опять схватила меня, но я завизжал. Я так истошно вопил, что она растерялась и опустила руки.

— Микки, прекрати! — приказал папа.

Я убрал руку с кнопки. Часы показывали нужный год. Текущий год. Год, в котором мне исполнялось двенадцать.

Мама вновь попыталась схватить меня, и на этот раз я не сопротивлялся.

«Теперь уже не важно, что случится, — думал я. — Либо часы сработают и мне опять будет двенадцать лет… либо они не сработают. И что тогда? Тогда я исчезну. Растворюсь во времени. Навсегда».

Я ждал.

У меня заболела шея от напряжения.

Ничего не происходило. Ничего.

Я прождал еще минуту.

Продавец осмотрел часы и, обратившись к папе, сказал:

— Все в порядке, он только изменил год, сейчас я это исправлю.

— Нет! — завопил я. — Нет! Не надо!

— Я бы посоветовал построже воспитывать мальчика, — сказал Энтони.

Он нажал на кнопку и стал устанавливать цифры прежнего года.