Есть два вида стрел: одни предназначаются для охоты исключительно на птиц и имеют на конце шарик из твердого дерева пиниоро. Стрела с таким шариком не пробивает птицу, а лишь оглушает ее ударом, после чего птица и стрела порознь падают на землю. Другие стрелы имеют заостренный наконечник и ряд зазубрин. Они используются для охоты на млекопитающих, а также на рыбу. Такая стрела остается в теле убитого животного.

Я пробую натянуть лук, но, как ни стараюсь, натягиваю только наполовину. Пазио оттягивает тетиву немного больше. Зато Бастион без особого усилия натягивает лук до предела, как будто это детская игрушка. Я искренне удивлен, ибо даже не подозревал, что в нем столько силы.

— Наверное ты пробил бы из лука человека? — спрашиваю его.

— Берусь пробить навылет даже быка, если позволит компадре Томаис…

Но кум Томаш не позволяет. Поэтому Бастион обращается ко мне и предупреждает:

— Зорче следи за стрелой!

Он поднимает лук и пускает стрелу отвесно вверх. Слабое, еле слышное шипение в воздухе. Стрела взлетает высоко, очень высоко. Она становится все меньше и меньше, пока почти не исчезает у нас из виду. Нельзя заметить, когда она достигла наивысшей точки подъема. Через несколько секунд стрела начинает падать и быстро увеличивается на глазах. Она падает прямо на нас. Бастион хватает меня за плечо и резко отталкивает в сторону. В том месте, где я только что стоял, стрела с шумом вонзается в землю.

Все громко выражают свое восхищение. Затем Пазио разъясняет мне, что короады славятся умением оригинальной стрельбы из лука, когда стреляют не прямо в цель, а вверх. Стрела описывает в воздухе дугу и уже сверху бьет по дичи.

В ближайший же солнечный день Бастион, я и подросток-индеец забираем лук и стрелы и плывем на лодке вверх по Иваи. В километре выше тольдо мы укрываемся на верхушке скалы, на несколько метров выступающей из реки. Под нами широкая отмель.

Ждать нам приходится недолго. У самой поверхности воды проплывает несколько крупных рыб. Бастион выпускает стрелу, врезающуюся в воду с резким булькающим звуком. Вода в этом месте бурлит, как в котле. Подросток несколькими быстрыми ударами весла выталкивает лодку из укрытия и выхватывает из воды рыбу, в которой торчит стрела. Это вкусная рыба дорадо, весящая не менее пяти фунтов.

Дальнейшее пребывание в засаде не дает результата, так как Бастиона одолевает упорный кашель. Уже несколько недель у него болят легкие. Возвращаемся в тольдо.

Вечером Зинио сидит в нашей хижине и рассказывает о жизни короадов.

Кукуруза на Иваи созревает в период с января по апрель, и короады в это время питаются почти исключительно ею. Это период излишеств и полных желудков. Кукурузу пекут или варят из нее кашицу. В мае созревают орехи пиниоро, и короады покидают свои тольдо, отправляясь за ними в леса. Орехи этого дерева очень питательны и вкусны, и короады употребляют их так же, как и кукурузу: пекут, варят или растирают в муку для кашицы. Орехов пиниоро хватает на три-четыре месяца — до августа.

В это время ночи становятся теплее, днем сильнее припекает солнце и рыба из глубинных мест направляется к истокам. За ней следом идут короады и ловят ее или бьют стрелами. Сетей короады не знают. Ловят они рыбу на крючок или в мелких реках загоняют ее в сложенные из камней маленькие затоны, именуемые «парисами». Иногда рыба подводит. Тогда индейцы охотятся на дичь с ружьем или луком, либо ловят ее силками, сделанными из лиан.

Но часто подводит и охота. И тогда короады питаются лесными плодами, чаще всего вкусной гуайябадой. А если и плодов мало, что тоже случается, то тут уже трудно: приходится голодать. Иногда голодовка продолжается с сентября до января, то есть до того времени, когда поспевает кукуруза. В голодный период в индейских тольдо царит подавленное настроение, слабые болеют, а дети зачастую умирают.

Тихим бесстрастным голосом Зинио развертывает перед нами картину жизни индейцев в диких лесах. Он признается, что с самой юности не любит этой жизни, в которой индеец — раб лесов, а леса злы и мрачны, далеко не всегда кормят человека и держат его в темноте. Раньше было лучше: были только индейцы и леса. Теперь плохо: пришли еще и белые люди. Белые не любят лес и индейцев.

Зинио бывал в разных местах и рано понял, почему гибнут индейцы. Гибли они потому, что мало сеяли кукурузы и слишком верили в предрассудки, которыми их питали джунгли. Зинио научил своих людей сеять больше кукурузы, но предрассудки и суеверия еще не выкорчевал. Зинио хочет жить в согласии с белыми людьми и просил у властей, чтобы они открыли в Росиньо школу, в которой старые и молодые индейцы почерпнули бы знания белых. К сожалению, на его просьбы власти до сих пор отделываются молчанием. По мнению Зинио, короады, сохраняя индейские обычаи, должны овладеть образом мышления белых и искоренить темноту и суеверие.

— Искореним суеверия! — громко и твердо заявляет Зинио.

Лицо его каменеет, отблески очага подчеркивают морщины и красивые черты лица.

После некоторого молчания отзывается Пазио.

— Не все короады думают так, как ты!

— Поэтому они погибнут! Капитон Моноис и Тибурцио бедны потому, что они дикие: не хотят перемениться. У них нет глаз, нет ушей, нет ума. Они должны погибнуть! Белые истребят их.

Извечная картина — два различных полюса человеческой мысли: здесь человек прогресса, а там люди, смотрящие в прошлое и цепляющиеся за старые привычки. Кто победит, покажет уже ближайшее десятилетие, — история индейцев на Иваи развертывается в быстром темпе. Во всяком случае часть своей программы Зинио выполнил: расширил пахотные земли в Росиньо и сделал жизнь своих соплеменников в определенной степени независимой от капризов природы.

Поздний вечер. Зинио встает и выходит во двор. Мы идем за ним. Темнота насыщена музыкой леса — кваканьем лягушек, пением птиц и стрекотом мириадов разнообразнейших насекомых. Светляки уже перестали летать: поздно. И вдруг среди какофонии звуков мы различаем далекий таинственный шум.

— Что это такое? — спрашивает Пазио.

— Это водопад на Марекуинье! — живо отвечает Зинио.

— Так далеко слышно?

— Это не так далеко. Иваи делает тут большой изгиб… Завтра будет хорошая погода…

— Откуда ты знаешь?

— С незапамятных времен существует у нас такая примета. Если вечером слышно Марекуинью, то на следующий день наверняка будет погода. Если же Марекуинья молчит, а с другой стороны слышен водопад на реке Барболетта, то на утро будет дождь…

— Вот видишь, капитон Зинио, вы все же нуждаетесь в помощи природы! — смеется Пазио.

— До поры до времени. Один белый инженер говорил мне, что во многих странах водопады перекрывают и черпают из них богатства. Мы когда-нибудь тоже самое сделаем с Марекуиньей и Барболеттой!

— Но тогда вы не будете знать, когда следует ждать дождя…

— Э, компадре Томаис, а трубки, предвещающие погоду или дождь, — те, которые выдумали белые?

— Какие еще трубки?

— Не знаешь? Барометры! — и Зинио тихо посмеивается над нами, снова поражая меня своими познаниями.

Прислушиваясь к далекому шуму, мы стоим недалеко от нашей хижины на высоком берегу Иваи. В темноте реки не видно, но время от времени слышится приглушенный плеск воды.

Неожиданно наше внимание привлекает странное явление. Из леса на противоположной стороне реки, отстоящего от нас примерно на двести метров, выкатывается огненный шар. Впечатление такое, как будто кто-то размахивает горящим факелом. Но никого там нет. Огненный шар около метра в диаметре плывет по воздуху, голубоватым светом озаряй деревья. Потом падает на воду, отскакивает от ее поверхности, снова падает и медленно скользит вдоль реки.

— Бойтата! — встревоженно шепчет Зинио, хватает меня за плечо и резко толкает внутрь хижины.

— Что это? — опешив спрашиваю своих собеседников.