Потерпев неудачу в осуществлении своих замыслов после первой мировой войны, империалистические круги США делали ставку на использование нового мирового пожара. Американской дипломатии поручалось решить две задачи. Во-первых, развитие событий должно быть направлено в такое русло, чтобы война привела к уничтожению или крайнему ослаблению СССР, разгрому революционного движения в Европе и национально-освободительного движения в колониальных странах, т.е. к упрочению капитализма в целом. Во-вторых, войну использовать для сокрушения империалистических конкурентов, прежде всего Германии и Японии, а также подчинения остальных капиталистических государств.

Такие цели и тактические установки закономерно вели к тому, что США проводили еще более широко, чем Англия и Франция, мюнхенский курс в Европе и на Дальнем Востоке. Вместе с тем имелись и свои нюансы. Дипломатия США, содействуя сговору англо-французского блока с германо-итальянской «осью», стремилась взять намечавшуюся сделку под свой контроль и не допустить сепаратного соглашения между Англией и Германией в ущерб американским интересам.

На Дальнем Востоке США вместе с Англией поощряли японскую агрессию. 7 июля 1937 г., спровоцировав «инцидент» на мосту Лугоуцяо (близ Пекина), Япония вторглась в Северный Китай. Несмотря на то, что это представляло серьезную угрозу англо-американским империалистическим интересам, США и Англия не предприняли мер для отпора агрессору и оказания помощи китайскому народу. Более того, они поддерживали Японию, поставляя ей дефицитное стратегическое сырье (прежде всего нефть и металл), без ввоза которого Япония не могла бы вести длительной войны. И хотя политика «нейтралитета» подвергалась критике со стороны прогрессивных кругов США, официальный курс американского правительства, – независимо от той борьбы, которая шла в правящем лагере по вопросам тактики, – способствовал развертыванию агрессии как в Европе, так и на Дальнем Востоке.

Насколько близка была к замыслам дипломатии США идея сговора, осуществленного несколько позже в Мюнхене, свидетельствует, в частности, письмо посла США в Париже Буллита, направленное Рузвельту в майские дни 1938 г.

«Как я считаю, наступила бы величайшая трагедия, если бы Франция в целях оказания помощи Чехословакии предприняла наступление на „линию Зигфрида“… Уничтожение всего молодого поколения Франции стало бы неизбежным, и все французские города были бы сровнены с землей немецкими самолетами. Даже при таких условиях французы выстояли бы, и война затянулась бы, втягивая в себя Англию, да и всю Европу. Результат может быть единственным: полное разрушение Западной Европы и большевизм от одного конца континента до другого.

…Я думаю, что в момент, корда угроза германского вторжения в Чехословакию уже станет явной, Вам следовало бы предпринять следующее.

Пригласить в Белый дом послов Англии, Франции, Германии и Италии. Просить их передать Чемберлену, Даладье, Гитлеру и Муссолини Ваше настоятельное предложение срочно направить в Гаагу представителей с целью попытаться найти путь для мирного урегулирования конфликта между Германией и Чехословакией. Прибавьте: если четыре правительства сочтут желательным, в их работе примет участие и представитель Соединенных Штатов. Вам следует также обратиться с личным призывом в таком смысле: Вы можете лучше, чем кто-нибудь другой, использовать тот факт, что мы являемся выходцами всех наций Европы, а наша цивилизация – результат слияния всех цивилизаций Европы… что мы не можем спокойно наблюдать приближение конца европейской цивилизации и не предпринять последней попытки предотвратить ее уничтожение…

После общей беседы с четырьмя послами Вы могли бы для усиления предпринятой акции побеседовать с каждым в отдельности, подчеркнув германскому послу тот факт, что Франция будет воевать и Англия тоже станет воевать, что война в Европе может окончиться только установлением большевизма от одного конца континента до другого, что предложенная Вами конференция оставит большевиков за болотами, которые отделяют Советский Союз от Европы и которые представляют подлинные восточные границы Европы. Я думаю, что даже Гитлер при таких условиях примет Ваше предложение.

Конференция в Гааге должна будет, по-видимому, рекомендовать провести в Чехословакии плебисцит для выявления точки зрения различных национальностей, населяющих эту страну. Если чехи откажутся от такого плебисцита, Франция получит спасительный выход из отчаянной моральной дилеммы, которая перед ней стоит, и будет предотвращена всеобщая война в Европе.

Вас или то лицо, которое будет Вас представлять в Гааге, обвинят в том, что предаете малую страну, чтобы обеспечить Гитлеру еще один успех. Я без раздумий согласился бы принять на себя этот упрек, и полагаю, что Вы тоже, если таким образом может быть предотвращена европейская война».

Интересны соображения Буллита относительно тактики американской дипломатии при осуществлении его плана.

«Как я полагаю, было бы фатальным, если бы Вы сообщили о Ваших намерениях другим правительствам, в том числе и английскому. Те сразу же ослабили бы свои усилия по примирению чехов и немцев, поскольку почувствовали бы, что наконец-то им удалось втянуть Соединенные Штаты в политические проблемы Европы. Кроме того, они доверительно сообщили бы об этом своим европейским друзьям и тогда Вы наверняка могли бы рассчитывать на отказ Гитлера и Муссолини».

Содержание письма, тон, акценты, откровенный язык Буллита, находившегося в близких отношениях с президентом, раскрывают подлинное лицо американской дипломатии кануна второй мировой войны. Ненависть к стране социализма, страх перед революцией, которая сокрушит устои буржуазной Европы, – вот что таилось за призывами США к «сохранению мира». Это был «мир», в котором фашистским державам предоставлялись жандармские функции, «мир», в основе которого лежал замысел объединить Западную Европу против СССР. Буллит выдвинул идею империалистического сговора, мало отличающуюся от сделки, которая позже состоялась в Мюнхене. Как реагировал Белый дом на его предложение? Американские издатели документов указывают, что ответ на письмо Буллита в архивах госдепартамента «не обнаружен». Но ответ на поставленный вопрос можно найти в конкретных делах дипломатии Вашингтона.

Как известно, в период чехословацкого кризиса американская дипломатия прилагала усилия, чтобы сохранить «незапятнанным» ореол США как «беспристрастного» арбитра. Это подтверждает П. Моффат, возглавлявший тогда европейский отдел госдепартамента.

«Англичане и французы, – пишет он в своем дневнике, – делают все возможное, чтобы заставить нас выступить, и с тем, чтобы разделить ответственность за продажу (Чехословакии. – Авт.), но в этом отношении я считаю их надежды напрасными».

Интересно сопоставить данную запись и беседу того же Моффата с чехословацким поверенным в делах 20 сентября 1938 г., когда Праге вручили англо-французский ультиматум.

«Сегодня в середине дня ко мне зашел чехословацкий поверенный в делах, – писал Моффат в отчете. – Он настоятельно просил, чтобы президент или государственный секретарь выступили с каким-нибудь заявлением в отношении Чехословакии в трудный для нее час».

Одновременно госдепартамент посетил министр Шлехта и тоже просил, чтобы в последнюю минуту было сделано какое-либо заявление, которое устранило бы у чехов чувство, что их покинули все друзья. Представители Чехословакии получили черствый и циничный ответ. Моффат заявил:

«…трудно сказать что-либо, что не было бы в настоящий момент истолковано как совет какой-либо из стран воевать или нет и что мы не желаем брать на себя ответственность высказывать в прямой или косвенной форме какие-либо советы».

Так вашингтонские политики, прикрываясь формулой «непричастности» к событиям в Европе, фактически помогали Чемберлену и Даладье поставить Чехословакию на колени. Хорошо понимая антисоветскую направленность замыслов Англии и Франции, США полностью поддерживали этот путь. В ходе одной из бесед, пишет германский посол в Лондоне Дирксен, посол Кеннеди неоднократно высказывал убеждение, что в экономическом отношении Германия должна иметь свободу рук на Востоке и на Юго-Востоке.