– Вы Метье?

– Да, месье! Этьен Метье, к вашим услугам.

Дядя Морис бросил взгляд в кабину грузовика:

– А это кто там?

– Пьер Бурже, месье. Мой дядя и ваш арендатор. Пьер! Где твои хорошие манеры? Попрощайся же с месье и мадемуазель Жерар.

– До свидания, месье... мадемуазель...

Знакомым мне жестом Пьер снял свой берет и смиренно склонил голову. Мой дядя сердито смотрел на него.

– Что вы здесь делаете, Бурже? – требовательно спросил он.

– Я помогал с разгрузкой, месье.

– Сколько же человек требуется, чтобы загрузить и разгрузить один грузовик? Предоставьте Марсо самому в будущем делать его работу, Бурже. И вы тоже, Метье. В Замке грифов не приветствуют чужаков.

– Это моя вина, месье, – быстро сказал Этьен. – Поскольку Пьер – ваш арендатор в Везоне, я подумал, что вы должны с ним встретиться. Пьер, ты же прежде не встречался с месье Жераром, не так ли?

– Лицо месье закрыто... – пробормотал Пьер. – Как я могу сказать?

Мой дядя вновь напряженно уставился на Пьера, и я заметила, как руки бедняги, сжимавшие берет, начали дрожать.

– Этот человек думает, что встречался со мной где-то раньше? – спросил дядя злобным голосом.

– Месье, – спокойно ответил Этьен, – я всего лишь подумал, что, как землевладелец и арендатор, вы должны познакомиться. Это проявление вежливости. Мой дядя Пьер привел в порядок ваши земли, я ему помог в этом. Хозяин должен знать, что делают его арендаторы. Но если эта мысль вас чем-то оскорбляет...

Дядя посмотрел на него, потом вновь перевел взгляд на Пьера:

– Вы думаете, что когда-то давно мы с вами могли встречаться?

– Очень давно, месье. Но... не могу вспомнить, месье...

– Возможно, во время войны? – Мой дядя подошел ближе.

Этьен осторожно отступил в сторону.

– Возможно, месье, – испуганно пробормотал Пьер. – Моя память... не та, что была раньше. Я...

– Мы все теперь не такие, как прежде, Пьер, – странным голосом заметил дядя и поднялся на подножку грузовика.

Я с удивлением увидела, как он левой рукой сдернул с лица маску и, нагнувшись, заглянул в кабину. Он приблизил свое лицо к Пьеру, тот съежился и испуганно отпрянул, вытаращив глаза и непроизвольно выставив вперед ладони. Дядя Морис какое-то время стоял так, сжимая в левой руке сложенный треугольником кусок бархата, затем резко вытянул правую руку, и Пьер громко вскрикнул – железная клешня, как тиски, сомкнулась на его запястье.

Уставившись в лицо моего дяди, бедняга медленно покачал головой, пробормотал что-то неразборчивое и отодвинулся в дальний угол кабины.

– Если бы я тебя встречал, Бурже, я бы это запомнил, – сквозь зубы произнес дядя Морис.

Он освободил его запястье и поднял кусок бархата, закрепив маску на лице левой рукой и протезом правой с удивительным проворством. Затем медленно повернулся и презрительно посмотрел на Этьена.

– Я говорил вам, месье, что это моя вина, – холодно сказал Этьен. – Не было необходимости обижать или пугать его, если, конечно, его можно испугать подобными рубцами.

– Значит, вы художник? – спросил дядя, как будто не замечая слов Этьена. – И вы желаете написать портрет моей племянницы?

Этьен медленно кивнул, что-то обдумывая:

– Мадемуазель Жерар упомянула об этом? Да, это правда. Я художник и хочу написать ее портрет.

– Очень хорошо. Вы его напишете. Считайте, что у вас есть заказ. Назовите свой гонорар.

Я заметила, как Этьен покраснел.

– Мадемуазель Жерар обладает редкой красотой, месье. А я люблю рисовать то, что красиво. Я не думал о гонораре, когда делал это предложение. Я подразумевал, что это будет подарком, напоминающим ей о Франции, когда она вернется в собственную страну.

– Подарок сделаю я, а не вы. А вы нарисуете мою племянницу и получите за это деньги.

Этьен пожал плечами:

– Хорошо, я напишу ее портрет на заказ, месье. Думаю, тысяча франков – честная цена.

Дядя Морис кивнул:

– Вижу, вы не слишком высоко цените свое искусство. Ладно. Месье Клоэт в своей гостинице обеспечит вас помещением для работы. А его жена, без сомнения, приглядит, чтобы вы ограничили свои усилия рисованием. Сюда приходить вам больше нет необходимости. Договоритесь обо всем с мадам Клоэт. Идем, Дениза. Всего хорошего, Метье... Бурже...

– Всего хорошего, месье... мадемуазель... – пробормотал Этьен.

Я медленно последовала за дядей, радуясь, что все закончилось. Тысяча франков – это приблизительно две сотни американских долларов... Уходя, я чувствовала, что Этьен смотрит мне вслед.

Дядя шел молча, не оглядываясь. Я была рада, что вновь увидела Этьена. Но что, черт возьми, сегодня происходило? Зачем он втайне, чтобы не увидел мой дядя, делал наброски? Зачем привез с собой Пьера Бурже?..

После неприятной утренней сцены настроение моего дяди вскоре вновь улучшилось. За восхитительным ленчем с сухим вином он развеселился и с надеждой говорил о том, что американские хирурги смогут сделать с его рубцами. Он надавал мне множество советов по поводу того, как вести разговор с посольством, и казалось, был рад, что Этьен Метье напишет мой портрет.

– Кто знает, – весело воскликнул он, – может, я даже куплю что-нибудь еще из его работ, если они так хороши, как ты, Дениза, утверждаешь. Я сразу пойму, шарлатан он или гений, как только увижу портрет.

Я покончила с очередной чашкой кофе и улыбнулась ему в ответ:

– Ну, не знаю, насколько он гениален, дядя Морис, но не мошенник, это точно.

– Посмотрим. – Дядя встал и учтиво придержал мой стул. – Если ты собираешься звонить сегодня, тебе лучше сделать это прямо сейчас. Я знаю этих чиновников – их рабочий день заканчивается сразу после ленча.

Я встала и стряхнула невидимые крошки с юбки.

– Пойду прямо сейчас. – Я импульсивно положила свою ладонь на его руку, и на этот раз он не отпрянул. – Уверена, что принесу вам хорошие новости.

Он вновь улыбнулся мне одними глазами:

– Идти немного далековато, Дениза, тебе лучше взять машину.

Он протянул мне ключи и наблюдал потом из окна, как я вывожу "мерседес" из гаража и отправляюсь в путь.

В Токсене, дремавшем под полуденным солнцем, было тихо. Кое-кто все еще работал в полях, остальные спали после выпитого за ленчем вина. Но на мой стук в дверь дома, соединенного общим входом с гостиницей, ответили быстро. Открывшая дверь полная женщина улыбнулась и с любопытством посмотрела на меня.

– Мадам Клоэт? – спросила я.

– Да, мадемуазель?

У нее был такой же румянец, как и у ее мужа, и, очевидно, та же любовь к местному вину, что чувствовалось по ее дыханию.

– Я из замка, мадам. Этим утром сюда заходил молодой человек? Он должен был договориться о помещении для рисования.

– Ах да, конечно, месье Метье. А вы и есть заказчица портрета? Пожалуйста, мадемуазель, проходите. Не хотите стаканчик вина?

– Спасибо, нет. Я только что пообедала. – Я вошла в дом. – Месье Метье договорился с вами?

Она тяжело опустилась на кривой, обитый плотной тканью расшатанный стул и сцепила на животе натруженные руки.

– Да, мадемуазель, все обговорено. Завтра утром, в десять, он будет ждать вас здесь. Он сказал, что утренний свет – наилучший. Днем в наших комнатах уже не будет такого освещения. – Мадам Клоэт приложила ладонь ко рту, чтобы скрыть зевок. – Мадемуазель очень ждет этого сеанса?

– О да, – засмеялась я. – В первый раз кто-то захотел меня нарисовать.

Женщина проницательно посмотрела на меня из-под полуприкрытых век:

– И к тому же такой красивый молодой человек, да?

Я почувствовала, как румянец заливает мои щеки, и поспешно сменила тему:

– Месье Жерар сказал мне, что у вас здесь есть телефон?

– Да, мадемуазель. Вы хотите кому-то позвонить?

– Да. Я хочу позвонить... другу, в Париж.

– В Париж? – Ее глаза с любопытством сверкнули, потом опять превратились в узкие щелочки, и она зевнула. Поднявшись со стула, она поманила меня за собой в темный коридор, остановилась и открыла одну из дверей. – Здесь, мадемуазель.