Тут граф прервал свои распоряжения и обратился к полковнику Беркли:

— Мадам Вивьен сможет подготовить Жизель настолько быстро? У нее ведь должно найтись хотя бы одно платье, которое придется ей впору?

— Думаю, их будет несколько десятков, — ответил тот. — И каждое будет к лицу очаровательной Жизели. Предоставьте все мне. Тальбот. Я сейчас же отправляюсь к мадам Вивьен. А перед тем как уйти, переговорю с Кингли.

— Я иду с вами, — сказал Генри. — Уверен, что нам с вами надо обсудить еще очень много важных деталей для этой постановки.

— Я вас подвезу, — с улыбкой пообещал полковник. — Мой фаэтон ждет у дверей.

— Спасибо, — отозвался Генри. — Главный недостаток вашего города, полковник, это то, что В НЕМ приходится слишком много ходить пешком!

— Любой врач подтвердит вам, что это очень полезно для здоровья, — ответил покровитель Челтнема.

— И я ничуть не сомневаюсь в том, что вы ищете способ заставить приезжих платить за каждый сделанный ими шаг! — рассмеялся Генри.

Двое заговорщиков вышли из комнаты. Граф молча смотрел на Жизель, ожидая, что она скажет.

Он знал, что девушка испытывает немалую тревогу. А еще ее выразительные глаза сказали ему, что ей все еще не верится, что все слышанные ею планы — это не пустая фантазия, которая никогда не будет воплощена в жизнь.

Она подошла к его кровати и остановилась в ногах, так напряженно уцепившись за резной столбик балдахина, словно боялась упасть.

— Не бойся, Жизель, — мягко проговорил граф. — Сейчас я напишу тебе чек на пятьдесят фунтов, которые тебе так необходимы.

— Это слишком щедро! — сказала она. — Я уверена, что это слишком много!

— Если ты так считаешь, то можешь спросить у полковника, сколько он платит актерам-любителям, которые участвуют в его постановках, — ответил граф. — Ты убедишься в том, что он платит им подобную сумму за неделю. А поскольку я предвижу, что этот маскарад может продлиться и десять дней, и даже дольше, то на самом деле ты достаешься мне очень дешево.

Заметив, что все еще не убедил ее, он добавил:

— Ты, похоже, не слышала историю об Эдварде Кине, которому в Челтнеме заплатили пятьдесят фунтов за утренний спектакль, за дневной в Тьюксбери — еще пятьдесят, а вечером в Глостере еще такую же сумму, так что он за день заработал сто пятьдесят фунтов.

— Но я же… не Эдвард Кин. Граф улыбнулся:

— Надо ли говорить очевидное?

— Вы делаете все это… чтобы… меня спасти, милорд, — неуверенно сказала Жизель.

— Конечно, это одна из причин, по которой я предложил такой план, — признал граф. — Но, как ты прекрасно понимаешь, есть и другая причина: я не хочу, чтобы моей близкой родственницей стала дочь ростовщика.

— А если… мистер Линд мною… не заинтересуется? Вдруг я не в его вкусе?

— А я и не говорил о том, что ты должна заинтересовать его как женщина, — ответил, граф. — Но вот состояние, которое ты якобы имеешь, несомненно, должно его заинтересовать. Капитан Сомеркот не преувеличивал, говоря, что во время этого лондонского сезона Джулиус преследовал всех богатых невест, прилагая все возможные усилия, чтобы жениться на одной из них.

Граф подумал, не следует ли ему рассказать Жизели о том, как Джулиус пытался скомпрометировать одну из девушек и как ему пришлось спасаться по водосточной трубе. Однако он сказал себе, что это только испугает ее, хотя она скорее всего и не поймет всего, что крылось за такой попыткой.

По мнению графа, главная проблема заключалась в том, поверят ли люди тому, что Жизель была замужем.

В ней очень заметно ощущались юность и невинность — такие качества, которых граф не встречал среди женщин, с которыми флиртовал и обществом которых наслаждался до своего ранения.

В своем простеньком синем платье она сейчас казалась именно тем, кем была: юной девушкой, которая не понимает жизни и ничего не подозревает о всех подводных течениях и интригах аристократического общества.

Однако он сказал себе, что единственной альтернативой его плану было то, что предложила сама Жизель, а сама мысль об этом была ему нестерпима.

Прибегнув к своему самому решительному тону, которому все окружающие всегда безусловно повиновались, граф Линдерст сказал:

— Спустись вниз, Жизель, и передай мистеру Кингли, что я прошу у него банкнотов на сумму пятьдесят фунтов. Скажи ему, что я приготовлю чек на эту сумму, который он может забрать у меня в любое удобное для него время.

Завтра о самого утра ты можешь отнести эти деньги мистеру Ньюэлу и договориться относительно операции на четверг.

Жизель прерывисто вздохнула, и на мгновение в ее глазах вспыхнула радость. А потом она сказала:

— Если я вас подведу… Если мистер Линд мною не заинтересуется… Я верну вам эти деньги.

— Если ты будешь со мной спорить, — ответил граф, — то у меня резко, ухудшится состояние, и Ньюэл вообще никого не будет оперировать: он будет выхаживать меня! Ради бога, девочка, прекрати придумывать возражения и выполняй то, что я тебе приказываю!

В его голосе звучало раздражение. Жизель подошла чуть ближе и сказала:

— Извините… меня, ваша милость. Я заставила вас рассердиться, а мне вовсе не хотелось это сделать. Я вам благодарна… так благодарна, что и сказать не могу.

— Тогда вырази свою благодарность тем, что постарайся как можно лучше сыграть роль, которая должна даться тебе совсем легко: ведь это роль леди, которой ты являешься и по рождению, и по воспитанию.

— Но по роду занятий я — служанка, — грустно улыбнулась Жизель.

— Я считаю тебя моей сиделкой, — ответил граф. — И какой бы ты великолепной ни стала в твоих новых нарядах, сколько бы балов и ассамблей ни посещала в роли миссис Бэрроуфилд, ты по-прежнему будешь делать мне перевязки и в свободное время выполнять все мои желания.

— Вы же знаете… что я охотно буду это делать, милорд, — тихо сказала Жизель. — И… пожалуйста… разрешите мне еще раз поблагодарить вас!

Ее голос звучал необычайно нежно, а в глазах появилось такое выражение, какого прежде граф никогда не видел. Однако, зная, как надо с ней обращаться, и испытывая непонятное ему самому нежелание ответить ей прямо, он резко сказал:

— Я не, позволю тебе пренебрегать моими удобствами!

— Этого никогда не случится, — пообещала Жизель. — Вот и сейчас, милорд, вам необходимо отдохнуть.

— Я буду отдыхать при условии, что меня не оставят в неведении относительно того, что будет происходить. Когда появится мадам Вивьен, я хочу ее видеть. Я сам намерен пояснить ей, что нам понадобится. И платья для тебя я тоже буду выбирать сам, каждое!

— Да, конечно, — согласилась Жизель. И тут ей в голову пришла новая мысль, заставившая ее тревожно спросить:

— И вы сами будете за них… платить, ваша милость?

— Конечно, я за них заплачу! — непререкаемым тоном заявил граф. — И не вздумай со мной спорить, Жизель. Нельзя поставить театральный спектакль, не затратив денег. Могу тебя уверить, что, какую бы сумму я ни потратил, она будет ничтожной по сравнению с тем, во что обошелся мне Джулиус в одном только прошлом году, не говоря уже о том, сколько мне пришлось выкладывать в предыдущие годы.

— Как это он может тратить так много денег? Что он на них покупает? — недоуменно спросила Жизель.

— Если бы я мог сказать «на лошадей», что соответствовало бы истине, говори мы о полковнике, который тратит на них целые состояния, я бы еще считал, что это можно хоть как-то извинить, — ответил ей граф. — Но деньги Джулиуса уходят на вино и порочных женщин. И, конечно, на азартные игры.

— Как глупо!

— Ты права: очень глупо — и очень дорого обходится.

— Никогда не могла бы восхищаться человеком, который увлечен азартной игрой, — задумчиво проговорила Жизель. — Это кажется мне таким бессмысленным: ставить деньги на карту… особенно если вы не можете себе этого позволить.

— А как насчет остальных пороков? — поинтересовался граф. — Женщин, например?

К его глубокому изумлению, Жизель покраснела и опустила глаза, которые только что открыто смотрели ему в лицо.