— Звучит весьма оригинально, — не без сарказма заметил граф. — Это вы придумали столь впечатляющий сюжет?

— Пьесу написал один мой молодой протеже, — ответил полковник, не замечая иронии, — но должен признаться, что я прибавил в сюжет несколько поворотов, до которых тот никогда бы не додумался!

Граф засмеялся.

— Ваша беда, Фиц, в том, что вы все хотите делать сам. Вы хотите быть и автором пьесы, и ее постановщиком, и режиссером, и исполнителем главной роли… Я еще удивляюсь, что вы не пожелали дирижировать оркестром!

— Дорогой мой Тальбот, — отозвался полковник, — жизнь научила меня одной вещи: если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, его надо делать самому! И сегодня вам предстоит увидеть, на что я способен. Театр будет набит до отказа! Все билеты проданы, так что, пожалуйста, не оставьте ложу пустой: это будет бросаться в глаза, словно только что выпавший зуб.

— Поскольку я — ваш гость и глубоко благодарен вам за то, что вы убедили меня приехать в Челтнем, — сказал граф, — я никак не могу ответить ничего, кроме «спасибо».

— Достойный ответ! — улыбнулся полковник. — А теперь я предоставлю вам и вашей прелестной сиделке спокойно заканчивать завтрак.

Он встал из-за стола и, глядя на Жизель, добавил:

— С нетерпением буду ждать того дня, когда Жизель будет исполнять роль в одной из моих постановок. Когда это произойдет, вы тоже обязательно должны приехать и сесть в ложу у сцены!

Граф изумленно посмотрел на него, но прежде чем он успел что-то сказать в ответ на это заявление, оказавшееся для него полной неожиданностью, полковник вышел из комнаты. Они услышали, как он громко отдает в коридоре какие-то распоряжения прислуге.

— Что полковник Беркли имел в виду? — осведомился граф.

Жизель была явно смущена.

— Вчера вечером… на открытии новой ассамблеи… он сказал… что, поскольку я так удачно сыграла эту роль… он хотел бы, чтобы в будущем я играла у него в труппе, милорд.

Ей с огромным трудом дались эти слова, особенно когда она поймала на себе пристальный взгляд графа.

— Он предложил тебе такое? — воскликнул он. — Почему ты мне не сказала?

— Я… я считала… что полковник пошутил. Граф сердито сжал губы.

— Обычно он относится к своим спектаклям очень серьезно, — сказал он. — Получается так, что он предложил тебе работу после того, как ты перестанешь служить у меня.

— Д-да, ваша милость. — Тебе не пришло в голову, что у него могли быть иные причины предложить тебе это?

Наступило молчание, и несколько мгновений графу казалось, что Жизель не поняла его вопроса, но потом он заметил, что ее щеки залил яркий румянец.

Она отвела глаза и стала смотреть в окно, насад.

— По крайней мере, ты это подозреваешь, — сухо проговорил граф.

— Я… не могла поверить, что он… действительно имел в виду подобное, — прошептала она.

— Имел, можешь не сомневаться! — резко отозвался ее наниматель. — Позволь сказать тебе с полной откровенностью, Жизель: если ты не собираешься стать одной из многочисленных любовниц полковника, тебе не следует принимать его предложение.

— Нет, конечно… Как вы могли подумать такое, милорд?

— Тогда почему ты мне обо всем не рассказала?

Ответом ему было молчание, но, подождав немного, граф требовательно сказал:

— Я хочу услышать от тебя ответ на мой вопрос.

— Я подумала… что вы будете… недовольны, — пролепетала Жизель. — Он… ваш друг… и вы остановились… у него в доме!

— Ты думала обо мне?

— Да… Мне не хотелось, чтобы вы… волновались или сердились… Ведь вы только-только начали выздоравливать!

— Позволь напомнить тебе одну вещь, — сказал граф. — В настоящий момент ты находишься у меня на службе, и о прекращении наших отношений не может быть и речи до тех пор, пока не будет полностью и окончательно улажена эта история с Джулиусом.

Жизель ничего на это не ответила, и спустя несколько мгновений граф добавил:

— Если ты собираешься идти с ним в бювет, то тебе пора собираться. Твое будущее мы обсудим несколько позднее.

— Да, милорд… И… спасибо вам, — тихо откликнулась Жизель.

Она поспешно встала из-за стола и покинула комнату, словно ей хотелось поскорее закончить разговор, заставивший ее испытывать немалую неловкость.

Оставшись один, граф Линдерст гневно скомкал и бросил на стол салфетку: казалось, резкое движение позволило ему хоть немного дать волю бушевавшим в его душе чувствам. А потом он вышел в сад и начал медленно ходить по газону перед домом.

Бювет был, как всегда, переполнен народом. По тенистым аллеям, ведущим к нему, двигалось такое количество людей, что Жизель с немалым облегчением поняла: в такой обстановке Джулиус не сможет вести разговор на щекотливые личные темы.

С самого утра ее не оставляло такое чувство, словно на грудь ей лег тяжелый груз, так что даже дышать было трудно.

Ей невыносимо было думать о том, что граф хотя бы на секунду мог допустить мысль, будто она могла серьезно рассматривать предложение, которое ей сделал полковник. Но в то же время Жизель считала невозможным откровенно сказать ему, насколько сильно ее возмутили и обидели слова полковника.

Теперь она могла думать только о том, что граф ею сильно недоволен — и из-за этого все вокруг ее казалось блеклым и унылым, несмотря на яркий солнечный день.

Каждое слово, которое она произносила, обращаясь к Джулиусу, давалось ей с огромным трудом, потому что ей приходилось отвлекаться от собственных мыслей и заставлять себя сосредоточиваться на настоящем моменте.

Бювет Монпелье нельзя было назвать внушительным сооружением. Это было длинное скромное здание с деревянными колоннами, верандой и небольшим помостом в центре, на котором помещался оркестр. Сейчас на этом возвышении находилось несколько музыкантов, исполнявших негромкую музыку. Посетители подходили к источнику и, получив стакан воды, останавливались поблизости и сплетничали, отпивая целебный напиток небольшими глотками.

Джулиус принес Жизели стакан воды и, подавая его ей, негромко произнес:

— Вы так чудесно выглядите, миссис Бэрроуфилд, что никто не поверит, будто вам нужно пить воду в лечебных целях.

Эти слова, а еще больше тон, которым они были произнесены, смутили Жизель, и она поспешно сказала:

— Странно думать, что все эти люди собрались здесь всего лишь из-за голубей..

— Из-за голубей? — удивленно переспросил Джулиус.

Жизель объяснила ему, что имела в виду:

— Разве вы не слышали легенды об этих местах? Целебные свойства воды были открыты примерно сто лет тому назад, когда люди заметили, что к нему слетаются голуби, которые клюют отложения солей вокруг него.

Похоже было, что Джулиуса не слишком заинтересовал этот рассказ, но Жизель хотела продолжить ни к чему не обязывающий разговор.

— Исследования показали, что в воде много природных солей, и население Челтнема, узнав, как процветают курорты вроде Бата и Тонбриджа, позаботилось о том, чтобы известия о целебной силе местных вод как можно скорее распространились по стране.

— Да, и город определенно от этого выиграл: деньги сюда льются буквально рекой, — заметил Джулиус.

В его голосе прозвучали нотки зависти, и Жизель с тихим вздохом подумала, насколько ему трудно думать о чем-то, кроме своих финансовых затруднений. По-прежнему опасаясь, как бы он не завел интимного разговора, она огляделась и, заметив внушительного вида фигуру мужчины с узкой бородкой и огромными закрученными усами, заинтересованно спросила:

— Это герцог Орлеанский? Джулиус проследил за направлением ее взгляда и кивнул.

— Да, это он.

— Я слышала, что он сейчас в Челтнеме. Сегодня он идет в театр, чтобы посмотреть поставленный полковником спектакль.

— Как вы об этом узнали? — спросил Джулиус.

— Полковник зашел в Немецкий коттедж, когда мы завтракали, — объяснила Жизель. — Он пригласил его милость в ложу у сцены. И капитана Сомеркота.

Улыбнувшись, она добавила: