– Я надеюсь, он умрет от расстройства.

– Да. Хорошо бы. Но мне интересно, – Финн сделал паузу и огляделся, – как он все-таки пробрался сюда?

– Я не знаю, как он вошел, – проговорила Рене. – Он был… уже здесь. Он сказал, что это для него обычное дело.

Она умолкла, а Финн фыркнул:

– Надеюсь, что этот человек окажется таким же находчивым, когда его запрут в тюремной камере. А мы между тем последуем его примеру и просто выйдем через главный вход. Чтобы избежать подозрений, не возьмем никакого багажа – только то, что войдет в саквояж. Ваша задача, мадемуазель, – найти предлог для поездки в город. Пиджин, конечно, захочет увязаться за нами, как всегда, но… – Он нахмурился. – У вас остались снотворные порошки, которые дал доктор в Лондоне?

Рене кивнула и пошла за маленькими пакетами, которые лежали в коробке из сандалового дерева в ее гардеробной. Когда она вернулась, Финн снова приободрился.

– Мы сначала остановимся в кондитерском магазине и предложим ей сладости. Она наверняка расцветет, увидев маленькие белые кексы, пропитанные портером и сливками. В то время как вы будете осматривать следующий магазин, я подслащу ее чай, – он потряс один из пакетиков, – и полагаю, она здесь надолго задержится. Как только она заснет, мы направим карету на тихую улочку и наймем другой экипаж. К тому времени, когда голова ее прояснится, мы будем уже на полпути к Манчестеру.

– К Манчестеру?

– В Лондоне скорее всего нас и начнут искать, поэтому нам незачем туда ехать. Надо приготовиться и к погоне: они пустятся за нами следом тотчас, как обнаружится, что зайцы сбежали; но я думаю, основные силы бросят на юг, а не на север. – Финн замолчал, видя, что Рене не сводит с него глаз, и попытался утешить ее быстрой улыбкой.

Финн взял у Рене булавку для шейного платка и поднес к свету.

– Действительно, исключительная вещь. Этих камней хватит, чтобы заплатить за троих.

– Он назвал мне имя человека, который мог бы помочь.

– Кто?

– Месье Тайрон. Так зовут Капитана Старлайта.

Ноздри Финна вздрогнули от легкого презрения.

– Ирландец? Неудивительно.

Рене внимательно посмотрела на старого дворецкого.

– А разве ты не имеешь ничего общего с ирландцами?

Финн выгнул бровь и одернул ночную рубашку.

– Это не то, чем я хотел бы похвастаться, мадемуазель. Ирландцы – безумная, непредсказуемая порода людей, у них нет никакой самодисциплины, у них совершенно дикие понятия о том, что такое независимость.

При упоминании о самодисциплине на скулах Рене появились красные пятна. Ее взгляд вернулся к постели, к смятым простыням и раскиданным подушкам, туда, где она чувствовала себя столь же смелой и свободной, как и мужчина, страстно обнимавший ее.

– Разбуди Антуана, – спокойно сказала Рене.

Финн оделся быстро. Не прошло и получаса, как Дженни стояла в дверях с двумя ведрами воды, от которых шел пар. Бадью вытащили из гардеробной и поставили перед очагом, и пока девушка занималась водой, Рене упаковала гобеленовый саквояж.

Маленький мешочек с монетами Рене уложила первым, а чтобы они не звенели, она закутала их в чулки. Булавку с бриллиантами она спрятала в более безопасное место – приколола на нижнюю сорочку. Кроме маленькой коробки с лекарствами, щетками и гребешками, не было ничего такого, что ей хотелось бы взять с собой из этого негостеприимного дома.

По такому важному случаю, как отъезд, Рене решила надеть строгий наряд – юбка в английском стиле и облегающий верх. Корсет на китовом усе перехватил ее в талии и поднял грудь повыше, но платье, надетое поверх, спрятало ее от посторонних глаз. Юбка из синего бархата ниспадала от талии поверх нижних юбок, а стало быть, Рене обеспечено тепло во время путешествия. Кроме того, поверх платья девушка надела простой редингот с застежкой под подбородком, чтобы не привлекать любопытствующих взглядов в пути.

Дженни принесла еще воды и чашку густого шоколада, который должен утолить голод до самого завтрака. Это был горький напиток, почти невыносимо горький и плохо размешанный. Но Рене проглотила его, повинуясь распоряжению Финна съесть как можно больше, потому что никто не знает, когда им удастся поесть в следующий раз. Возможно, это произойдет не сегодня.

Рене думала не только о еде, когда очень осторожно вступала в бадью с горячей водой. В большинстве гостиниц на постояльцев, которые требовали ванну, смотрели так, будто у них три уха, и Рене была почти уверена, что о такой роскоши на борту океанских судов не слышали. Бадья была небольшая, в ней можно было только сидеть, подтянув ноги к самому подбородку, однако вода горячая и мыло пахло свежестью. Рене надеялась смыть с себя воспоминания о прошедшей ночи.

Но напоминанием была кровать. Рене поправила простыни и одеяла, вернула подушки на место, но стоило ей опять взглянуть на постель, как в памяти возникали два переплетенных нагих тела в бешеном ритме страсти. Рене снова чувствовала руки Тайрона на бедрах, его губы на своей груди. Она закрыла глаза.

– Мэм?

Дженни стояла рядом с полотенцем в руках, ожидая, когда Рене закончит омовение. Вода остывала быстро. Рене вздрогнула, вставая; ее тело блестело от солнечного луча и огня.

– Вы хотите надеть синее? – спросила служанка, указывая на платье Рене, лежащее поперек кровати.

– Да, пожалуй. Я собираюсь в Ковентри.

– О-о, там ярмарка. Все торговцы лентами слетятся туда показать свой товар. – Девушка вздохнула, расчесывая спутанные влажные волосы Рене. – Хотела бы и я поехать, но госпожа Пиджин говорит, что у нас нет на это времени. Она говорит, что там всякие шлюхи запасаются лентами. Шлюхам и француженкам надо ловить себе богатых му… – Она не договорила и замерла, открыв рот, потом крепко сжала губы. – Простите, мадам, – пробормотала Дженни через несколько секунд. – Вы же племянница лорда Пакстона – значит, не целиком француженка, да?

Рене искоса взглянула в зеркало, которое висело позади бадьи. Ее волосы были уже почти сухие и развевались, потрескивая, когда Дженни расчесывала их перед очагом. Да, с такими волосами трудно остаться незамеченной.

Сейчас она приказала Дженни уложить волосы в толстую косу короной вокруг головы. А короткие локоны у висков и на лбу можно было завить нагретыми щипцами.

В то время как Дженни занималась бадьей, воду из которой надо было вылить в окно, Рене отнесла поднос со щетками и гребешками в гардеробную и смахнула их в саквояж, прежде чем поставить его незаметно в угол. Булавку она переместила на сорочке так, что она оказалась в ложбинке между грудями.

Оглядевшись по сторонам в последний раз, Рене пошла через холл к комнате Антуана. Дверь холла открылась прежде, чем она успела постучать, и они с Финном подпрыгнули от неожиданности.

– Прощу прощения, – быстро проговорил камердинер. Он смотрел поверх ее плеча и нахмурился, когда увидел через открытую дверь Дженни – горничная стояла в комнате Рене. – Их милость не с вами?

– Нет. Я пришла посмотреть, достаточно ли хорошо чувствует себя Антуан, чтобы спуститься к завтраку. – Она облизала губы и умолкла, отлично зная, что служанка все слышит. – Я надеюсь, он вполне может сопровождать меня в город.

Финн видел, как Дженни вышла из комнаты с пустыми ведрами и влажными полотенцами.

– Я уверен, он скоро спустится, мадемуазель. Подготовить карету?

– Пожалуйста. К одиннадцати часам.

Финн слегка поклонился.

– Как угодно, мадемуазель.

Комната для завтраков находилась в дальнем конце западного крыла, над кухнями. Стены ее были окрашены в сочный желтый цвет. Эффект от солнечного света и ярких стен был ошеломляющим, на миг Рене показалось, что она совершенно ослепла; но, увидев Антуана в конце длинного обеденного стола из вишневого дерева, она облегченно вздохнула. Правда, радость ее длилась недолго.

В комнате, кроме Антуана, оказалось четверо мужчин, один из которых, увидев Рене на пороге, немедленно вскочил и покраснел так сильно, что его щеки стали напоминать помидоры. Девушка почувствовала, что сердце ее оборвалось: она узнала капрала Чейза Мальборо, волонтера из Ковентри, молодого и очень серьезного офицера, адъютанта полковника Бертрана Роса.