Промчавшись мимо лестницы, лошадь ринулась в реку и направилась прямо к нам. Мы, схватив камни, отбежали от берега ярдов на 30 и повернулись кругом. Развязка, впрочем, была неинтересной: выпрыгнув из воды на нашей стороне, лошадь просто посмотрела на нас, фыркнула и галопом поскакала вниз по дороге».
Размышляя над странностями сновидений, Дани сделал вывод: сны были совершенно обычными, только они снились не в ту ночь, когда бы им это подобало, сны опережали события. Иногда разрывы во времени между сном и действительным событием были очень незначительны (день или неделя), а иногда и значительны (год). Если в нашем сознании происходит такое смещение времени, то информация в него должна откуда-то поступать. Откуда может поступать эта информация? Только из нашего собственного сознания, которое во сне теряет границы между «вчера», «сегодня» и «завтра».
Если наше сознание уже знает, то почему же оно молчит при дневном свете? Данн понял, что и в ночном забыть оно не слишком желает показывать свою осведомленность, точнее, наше сознание сохраняет в памяти только яркие сны, чаще связанные с трагическими событиями, и по этой причине они гут же переходят в разряд вещих. А все остальные сны, показывающие не меньше информации о будущем, просто забываются из-за их незначительности, хотя нам и снятся. То есть в сновидениях время представлено во всем многообразии, оно не разделено на было, есть и будет. Время во сне — единый поток. И только паше сознание вычленяет из этого потока части, которые распределяет в хронологическом порядке.
Данн провел еще один эксперимент, пытаясь получить образы завтрашнего дня. Он стал записывать свои сновидения, а затем, уже после регистрации факта сновидения, открывал наугад какую-нибудь книгу… и находил «свои» образы в метафорах или их сюжете, словно сознание было осведомлено, какую из книг Данн раскроет в этот день. Убедившись, что в его собственном сознании время несколько более едино, чем можно было бы предполагать, Дани предложил работу со снами всем родным и приятелям. И собрав записи сновидений и отчеты о проявлении образов снов и реальной жизни, пришел к выводу: границы между «сейчас», «до того» и «после этого» не существует. И не только избранные люди, а все люди вообще способны это ощущать, просто за ненадобностью человек утратил свою способность, данную ему от природы. «Не следует забывать, — писал он, — что материальные свидетельства (постольку, поскольку на них запечатлено свершившееся) служат знаками прошлого — и только прошлого. Рассматривая в какой-либо данный момент мишень и увидев в углу круглую пробитую дырочку, вы, вероятно, подумаете, что в этом месте прошла пуля. Однако нигде на поверхности мишени вы не найдете признака того, что вскоре, скажем, на расстоянии в полдюйма от центра яблочка появится другая дырочка. Разумеется, на основании полного знания обо всех механических движениях, которые происходят на этом клочке вселенной в момент обследования вами мишени, вы смогли бы определить, что вскоре в указанном месте пуля пробьет мишень, если бы вы, конечно, обладали высочайшим интеллектом. Но это допущение только сбиваете толку, ибо предполагает введение множества знаков внешних по отношению к исследуемому нами объекту, то есть мишени. Ее состояние: и данный конкретный момент не позволяет нам заметить какие-либо признаки, намекающие на будущую дырочку. И этом смысле мишень настолько неинформативна, что вы даже не станете разбираться, есть на ней повреждения или пет; этот вопрос никак не повлияет на ваши выводы. Мишень не содержит свидетельств о своем собственном будущем, и вам приходится пользоваться знаками, находящимися где угодно, только не на ее поверхности. Между тем простреленный угол мишени — свидетельство ее прошлой истории. И благодаря именно этому свидетельству, а не знанию о случившемся на данном клочке вселенной в некоторый предшествующий момент времени, вы сделаете заключение о пронзившей мишень пуле.
Дырочки в мишени служат знаками будущего в том смысле, что они указывают на возможные направления движения пуль и на события, которые, вероятно, произойдут вскоре позади мишени; по они не являются знаками будущих дырочек.
Наш мозг — материальный орган, и состояние его в любой данный конкретный момент не больше указывает на то, что внешний мир собирается представить мозгу а будущем, чем состояние мишени — на место, куда попадет следующая пуля, или на то, попадет ли она вообще».
Человек, далее пояснял Данн, «вообразил, что развертывание событий во времени предполагает движение в четвертом измерении.
Термин «четвертое измерение», разумеется, придумал не он — его словарный запас едва ли позволил бы ему сделать это. Но он был твердо убежден в том, что:
1. Время имеет длину и делится на прошлое и будущее.
2. В длину время не простирается ни в одном из известных ему пространственных направлений: ни с севера на юг, ни с запада на восток, ни сверху вниз. Оно простирается в направлении, отличном иг указанных трех, иначе говоря, в четвертом направлении.
3. Ни прошлое, ни будущее недоступны наблюдению. Все доступные наблюдению пиления находятся в поле наблюдения, которое лежит и одном-единственном моменте длины времени — моменте, отделяющем прошлое от будущего. Этот момент он назвал «настоящее».
4. Это «настоящее» поле наблюдения движется но длине времени столь странным образом, что события, прежде относившиеся к будущему, становятся настоящими, а затем прошедшими. Прошлое тем самым постоянно нарастает. Это движение он назвал течением времени.
…Он не задумывался специально и глубоко о том, что время имеет длину. Он обращался к понятию о длине времени в силу необходимости по вполне понятной причине. В нашем восприятии явления упорядочены двояким способом. Они либо просто отделены друг от друга в пространстве, либо последовательно сменяют друг друга. Это различие— данность: что бы мы ни делали и как бы мы ни думали, оно все равно существует. И, пытаясь объяснить эту последовательность явлений, мы неизбежно должны были предположить, что время имеет длину. Столь же неизбежно мы должны были рассматривать ее как длину, но которой происходит движение, как измерение, в котором мы движемся от секунды к секунде, от часа к часу, от года к году, сталкиваясь по пути с последовательно сменяющими друг друга и разделенными по времени событиями, — подобно тому, как мы сталкиваемся с различными объектами в нашем земном странствии. Таким образом, первоначальное представление должно было быть нерасчлененным».
Иными словами, время, существующее вне наблюдателя — человека, есть понятие нерасчлененное. Именно этим и можно объяснить наши предвидения, действия по интуиции и, вполне вероятно, — перемещения во времени. Исходя из этой точки зрения мы вообще никуда не перемещаемся— мы просто изменяем точку обзора.
Кто такие пророки
Постойте, постойте, но ведь и люди, которых мы привыкли называть пророками, тоже знают будущее, потому что изменяют точку обзора! В отличие от человека обыкновенного, то есть обывателя, занятого проблемами материального и только материального мира, они способны воспринимать время гораздо более полно, то есть во всем его объеме, — а там нет деления на наши удобные для восприятия вчера, сегодня и завтра. Даже для отдельно существующего сознания полное время охватывает всю пашу шкалу «до рождения» и всю шкалу «после смерти». Как это происходит — вопрос другой. «Как» в целом для каждого сознания выглядит по-разному. Шаманы, например, используют исступленное состояние, с плясками и криками, все убыстряющийся и убыстряющийся ритм, который позволяет обыденному сознанию отступить на второй план. Маги достигают того же самого чтением медитативных текстов — заклинаний — и строго держатся особых ритуалов, призывая в помощники, как им кажется, потусторонние существа. Йоги достигают всего вышеуказанного при помощи физических упражнении и очищения сознания до абсолютного нуля. А пророки и контактеры «проникают» за пределы «сегодня» в силу особых психических особенностей, которыми одарены от природы, и — что немаловажно — из-за веры, доведенной до абсолюта. Причем, в отличие от трех названных до них категорий людей, живущих в полном объеме времени, они могут ощущать ту полноту только эпизодически, когда на них «накатывает». Ближе всего этот способ восприятия времени к болезни под названием эпилепсия. Врачи, которые занимаются изучением этого недуга, стремятся излечить внешние проявления болезни — приступы с судорогами и пеной изо рта, но по сути эпилепсия не совсем болезнь, она — способ другого ощущения мира и времени. Это то, во что выродилось изначальное умение человека воспринимать пространство и время в полном объеме. Бездны, которые при этом открываются нашему взору, так не согласуются со всем человеческим опытом, что сознание пытается сразу временную дырку заштопать — результат: судорожный припадок.
