Разгром немецко-фашистских войск под Москвой стал решающим военным событием первого года войны и первым крупным поражением немцев во второй мировой воине.

О напряжении тех дней говорит эпизод, происшедший между

Г.К.Жуковым и И.В.Сталиным. Из рассказа охранника Сталина А.Т.Рыбина:

«Жуков готовился к решающему сражению круглосуточно, по ночам разгоняя сон ледяной водой или по часу кружил верхом на своем „Кальмаре“. До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе подмосковного фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:

— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.

Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше…

…Сталин сдержал естественный гнев на неслыханную выходку Жукова 4 декабря, протерпел целый день пятого декабря и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:

— Товарищ Жуков, как Москва?

— Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим, — заверил Георгий Константинович.

— Тогда я пойду часа два отдохну.

— Можно…».

Вечером 15 октября 1941 года Берия с Щербаковым собрали в НКВД первых секретарей райкомов. Перетрусивший Берия лживо заявил:

— Немецкие танки уже в Одинцове. Связь с фронтом прервана. По решению ГКО необходимо заминировать все крупные заводы и важные объекты. Оставьте по пятьсот человек от района для защиты Москвы. Детей и стариков ночью эвакуируйте. Раздайте все продукты населению, чтобы не достались врагу.

Большой театр и ближнюю дачу Сталина заминировали. В городе возникли беспорядки, подогретые слухами, будто Сталин уехал на Калининский фронт или куда-то ещё подальше.

Где же он был в ту роковую ночь? Его шофер Митрюхин рассказал, что из Кремля Сталин хотел ехать на ближнюю дачу. Румянцев (из охраны) начал его отговаривать под предлогом, будто там уже сняты шторы, отвернуты краны, выключено отопление и тому подобное. Но Сталин все равно приказал ехать. Ворота были уже на запоре. Орлов с той стороны доложил обстановку. С досадой крякнув, Сталин сказал:

— Сейчас же все разминируйте.

Пришлось Орлову отпирать ворота и топить печку в маленьком домике. Там тоже имелась кремлевская вертушка. Пока Сталин разговаривал с командующими, прибывшие саперы разминировали основной дом. Проезжая утром 16 октября по Москве, Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макаронов и лапши. Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Его начали спрашивать:

— Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?

— Придет время — поглядим, — твердо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание, спросил:

— Кто допустил в городе беспорядки?

Все молчали. Берия даже закрыл глаза. Шахурин кратко доложил обстановку. Сталин предложил Щербакову выступить по радио, чтобы вселить в людей уверенность в победе над врагом, восстановить в городе нормальную жизнь, ввести в строй остановленные предприятия и открыть все магазины, организовав торговлю. Затем принимал Г.Жукова, П.Артемьева, Б.Шапошникова, А.Вознесенского, Н.Кузнецова, М.Калинина. От В.Молотова Сталин потребовал, чтобы все дипломаты сегодня же уехали в Куйбышев. Последним пришел комендант Кремля генерал Спиридонов с предложением эвакуировать саркофаг с Лениным. Сталин спросил:

— Какое у вас предложение? Берия советует эвакуировать в Куйбышев.

— Лучше на Урал или в Сибирь. Там надежней.

Так и порешили. Вечером сняли часовых от саркофага. Вместе с Власиком и Румянцевым Сталин медленно спустился по лестнице к саркофагу, молча постоял, беззвучно шевеля губами. Затем также медленно поднялся наверх. Утром Мавзолей опустел. Специальный вагон сопровождал наш сотрудник Вялых.

Поздним вечером снова повалил густой снег. Можайское шоссе за городом оказалось запруженным отступающими красноармейцами и спасавшимися от фашистов беженцами. Среди людей брели коровы и свиньи. Перед машиной появилась женщина, которая едва тянула санки с домашним скарбом и двумя плачущими детишками. Сталин удрученно смотрел на это жутковато-безмолвное шествие. Трудно сказать, о чем он думал. Но в полночь, когда на даче собралось Политбюро, после требования везде наводить железный порядок он внезапно пригласил в кабинет сестру-хозяйку Истомину и спросил:

— Валентина Васильевна, вы собираетесь из Москвы эвакуироваться?

— Товарищ Сталина Москва — наш родной дом, её надо защищать! — заявила она.

— Слышите, как думают москвичи? — особым тоном сказал Сталин членам Политбюро.

Все согласно молчали. Утром по пути в Кремль, рассуждая с шофером Кривченковым о надежной обороне столицы, Сталин твердо сказал:

— Остаюсь с русским народом в Москве. Будем стоять насмерть.

В июле 1941 г. Ставку Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования. перестроена система стратегического руководства вооруженными силами. В августе Сталин назначается Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами СССР. С этого времени высший орган стратегического руководства стал именоваться Ставкой Верховного Главнокомандования.

У Ставки никакого другого аппарата управления, кроме Генерального штаба, не было. Приказы и распоряжения Верховного Главнокомандования, как правило, шли через Генеральный штаб. Разрабатывались они и принимались обычно в Кремле, в рабочем кабинете И.В.Сталина.

Это была просторная, довольно светлая комната. Обшитые мореным дубом стены, длинный, покрытый зеленым сукном стол. Слева и справа на стенах — портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Во время войны появились портреты Суворова и Кутузова. Жесткая мебель, никаких лишних предметов. Огромный глобус помещался в соседней комнате.

В глубине кабинета, у стены — рабочий стол И.В.Сталина, всегда заваленный документами, бумагами, картами. Здесь стояли телефоны ВЧ и внутрикремлевские, лежала стопка остро отточенных цветных карандашей. И.В.Сталин обычно делал свои пометки синим карандашом, писал быстро, размашисто, но довольно разборчиво.

Вход в кабинет был через комнату А.Н.Поскребышева и небольшое помещение начальника личной охраны Верховного. За кабинетом — комната отдыха и комната связи, где стояли телефонные аппараты и «Бодо». По ним А.Н.Поскребыщев свяэывал И.В.Сталина с командующими фронтами и представителями Ставки при фронтах.

На большом столе работники Генштаба и представители Ставки развертывали карты и по ним докладывали обстановку на местах. Докладывали стоя, иногда пользуясь записями. И.В.Сталин слушала обычно расхаживая по кабинету широким шагом, вразвалку. Время от времени подходил к большому столу и, наклонившись, пристально рассматривал разложенную карту. Изредка он возвращался к своему столу, брал пачку табаку, раскрывал её и медленно набивал трубку.

Стиль работы Ставки был, как правило. деловой, без нервозности, свое мнение могли высказать все. И.В.Сталин ко всем обращался одинаково, строго и довольно официально. Он умел слушать, когда ему докладывали со знанием дела.

И.В.Сталин вовсе не был таким человеком, перед которым нельзя было ставить острые вопросы и с которым нельзя было спорить и даже твердо отстаивать свою точку зрения.

Идти же на доклад в Ставку, к И.В.Сталину с картами, на которых были хоть какие-то «белые пятна», сообщить ему ориентировочные, а тем более преувеличенные данные было невозможно. И.В.Сталин не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности.

У И.В.Сталина было какое-то особое чутье на слабые места в докладах или документах, он тут же их обнаруживал и строго взыскивал с виноватых за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное, не упускал случая довольно резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы готовились со всей тщательностью.