Дмитрий улыбнулся такому сравнению. А когда добрался до внешнего края, то обернувшись и проверив, всё ли правильно сделал, быстро раскидал рукой пепел, открывая пепельную калитку. Потом вернулся и застыл, не рискуя остаться наедине с потусторонним созданием, с которым и сообща-то еле-еле справились.

— Была ни была, — выдохнул он, сделал шаг в сторону, взял с земли удачно подвернувшуюся палку и разорвал внутреннюю преграду.

Тварь старушечья сделала неуверенный шаг, а потом торопливо поковыляла наружу, приговаривая: «Моя».

— Неторопливый, однако, терминатор, — пробубнил капитан, проводив старуху взглядом, а потом глянув на недовольно нахмуренную Аврору. — А и ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Верно, Ро-Ро?

Старуха канула во мраке. Казалось, с концами, но вскоре в ночной пелене, среди ив, сырых от бесконечного плача, и белых берёз, отражающих тусклые всполохи света, вспыхнула яркая и длинная изумрудная спица, похожая на тонкую шпагу…

Всплеск чар.

Цитифур с силой зажмурилась и раскинула руки, ухватывая нити колдовства. Недавнее противостояние всколыхнуло пространство вокруг поляны так, что иные нити порвались и кружились сейчас в воздухе в полнейшем беспорядке, как если бы бутыль со скисшим молоком взболтали, и муть не успела осесть. И через эту взвесь из клочьев силы виднелся разрыв в пепельной защите и красно-зелёная клякса твари.

Волшебница раскрыла уставшие глаза и потёрла лицо ладонями. Вверх с хлопающим пшиком взмыл ещё один воздушный факел, начав щупать охристо-жёлтыми лучами стволы деревьев и кроны деревьев и тянуться сквозь прорехи в листве ещё дальше, к лесной подстилке и спрятанным там перворождённым.

Женщина сделала шаг в сторону, прячась от чуждого света. А вскоре послышались тихие, едва различимые шаги, и рядом возникла сестра.

— Они пытаются натравить на нас кошмар.

— Я видела. Справишься?

— Постараюсь, — ответила дозорная, пробежавшись пальцами по перьям на кончиках стрел. Их осталось не так много, но, если не быть расточительной, должно хватить.

— Будь осторожна, — дотронувшись рукой до руки сестры, прошептала волшебница. А ей самой нужно посмотреть, что ещё можно сделать.

Аргеферет молча кивнула и шагнула прочь, оттолкнувшись рукой от ствола берёзы. На пальцах остались мелкие белые как мел лохмотья старой коры. Под ногами пружинила прелая листва, а глаза, хорошо видевшие в ночной тьме, пытались углядеть всё, что можно.

Дозорная ускорила шаг и на полном бегу достал из колчана стрелу. Тонкое древко легло на склеенный из рога и древесины тиса лук. А когда между кустами показалось скрюченное чудовище, похожее на несуразную помесь сложившего крылья большого грифа и паука, набросившего на себя одежды сожранных ею жертв, то быстро, на разрыв, выстрелила.

Стрела быстро настигла создание. Острое железо легко пробило покровы, войдя до середины. Призрачная плоть потекла из раны зеленоватым светящимся в темноте гноем, как если бы растолкли в кашу гриб-гнилушку и смешали с густым маслом. Потёки медленными каплями покатились по серой хламиде, оставляя тусклые следы. Вот только сталь заставила тварь лишь дёрнуться и заскрипеть-заскрежетать противным голосом отборную ругань.

Вторая стрела, пущенная для верности, тоже не замедлила уродину.

— О, Великий Полоз, владыка духов подземных и тварей кромешных, помоги, — проговорила Серебряная Куница Аргеферет и быстро убрала лук в колчан. Ей сейчас нужно было другое оружие.

Дозорная, легко подтанцовывая, чтоб подбодрить себя перед схваткой, резко откинула в сторону запястье. Из воздуха почти мгновенно выскочила спица — жилка Великого Древа. Благородный зелёный свет разогнал мрак и отразился в больших глазах, больше подходящих сейчас кошке или сове.

Женщина выдохнула и кинулась на тварь. Расстояние, разделяющее их, сократилось за считаные удары сердца. Серебряная Куница в последний момент, когда тварь подняла руки, ожидая, что добыча попадётся в них, как муха в лапы паука, скользнула в сторону. Пробегая мимо, она всадила спицу в бок чудовища, оставляя колотую рану. И рана вскипела золотой пеной.

А ведь чудище когда-то было похоже на человека. Сейчас же у неё был крючковатый птичий клюв, кривые острые зубы и бельмы глаз, коих явно больше двух. И даже рук не пара, а не менее пяти. Они тянулись к дозорной тонкими длинными пальцами с птичьими когтями, острыми, как у коршуна.

Всё же, у девчонки больное воображение, раз рождает такие ужасы.

Дозорная быстро отскочила, оттолкнувшись ногой от попавшегося на пути дерева. А потом взмахнула спицей наотмашь. Тонкая зелёная жилка со свистом вспорола воздух, отсекая обрётшую вес и силу тень, которая текала из мрака под ногами.

— Моя! Она моя! — завизжало создание.

Теней, ставших продолжением рук старухи, прибавилось в числе.

Аргеферет несколько раз рубанула по ним, плавно отходя и соображая, как поступить. Старуха была слишком сильна. К ней просто так не подступиться.

Разве что попробовать стать ещё быстрее.

Женщина присела, готовясь к броску, когда тишину разорвал ружейный залп. Мимо просвистел рой свирепых, как потревоженные шершни, пуль. Ствол дерева рядом, что с ней, брызнул острыми щепками.

— Спица. Они стреляют в спицу, — выругалась дозорная отступая. Женщина разжала пальцы, и спица растаяла.

Значит, надо по-другому.

Дозорная снова вздохнула и стала петлять вокруг твари, как заяц. Оказавшись за спиной, быстро подскочила, вынула из воздуха жилку и воткнула в чудовище.

— Тлен.

По жилке проскочила яркая искра, нырнув в серо-бурую тушу.

— Тлен-тлен-тлен, — забормотало то, что раньше было старухой, а потом захихикало. Со стороны лагеря снова раздался залп, распоровший ночной лес стайкой пуль. Просвистело совсем близко, причём две пули попали прямо в холку сгорбленного чудища, разворотив плоть и оросив траву, деревья и дозорную мертвенно-зелёной жижей. На счастье, разбрызганная гадость быстро погасла, в отличие от ран. Но и те уже начали затягиваться. А если присмотреться, то в прорехах грязной ткани виднелись едва заметные шрамы, слабо светящиеся, словно через закопчённое над костром до черноты стекло.

Аргеферет чуть не взывала от досады. Тварь не быстрая, но не даст спокойно сидеть на месте, выматывая и беря на измор. Дозорная, переполненная злостью, как вскипающий на огне котёл с молоком, снова воткнула жилку Великого Древа. Прямо в шею.

— Боль.

Старуха зашипела и попятилась. Женщина едва успела вынуть спицу из туши и спрятать в воздухе, пока люди опять не дали залп.

А меж тем со стороны лагеря послышался протяжный крик. Словно на кого-то плеснули кипятком.

— Она моя! — заорал тварь громче прежнего и ринулась на Аргеферет, ломая кустарник и обдирая кору с деревьев. Казалось, она даже стала больше, а длинные руки — ещё длиннее. — Моя-я-я-я!

— Девчонка. Надо выбить девчонку, — прорычала дозорная. Но сказать проще, чем сделать. Убить даже простого смертного — это навлечь на себя гнев призрака, а если оборвать жизнь столь сильной ведьмы, да ещё и вызвавшей страх во плоти, это и вовсе опасно. Вполне станется, что она не уйдёт за край, а сольётся с этим же страхом и станет демоном, одержимом местью всему роду до десятого колена.

И всё же её надо выбить.

Дозорная бежала лёгким шагом, чувствуя, как в спину дышит призванная из-за края сущность, непрерывно подпитываемая силой ведьмы. Стоит остановиться, и окажешься в лапах. Быть разорванной на куски — весьма мучительная смерть.

Перворождённая достала на бегу стрелу и отломала у неё наконечник. Когда дело доходит до колдовства, холодное железо — последнее, что может помочь.

Женщина выждала момент, когда между ней и лагерем окажется толстый ствол, а старуха немного отстанет, извлекла из воздуха жилку и провела ею по лишённому наконечника древку стрелы, словно затачивала тростинку ножом. На тонком дереве остались быстро гаснущие изумрудные искорки, словно цветочная пыльца прилипла.