— Немощь, — прошептала женщина заклинание. Теперь стреле не нужно было даже пускать кровь, достаточно просто коснуться, а уж выстрелить тростинкой без наконечника у дозорной опыта хватит. Главное — подобраться чуточку ближе. Зря, что ли, ей дали имя Серебряной Кницы?

Дозорная дождалась, когда люди выстрелят. Но на сей раз вместо залпа был лишь один выстрел, просвистевший совсем рядом с головой. Нет, порох и пули у них ещё не должны были кончиться. Они просто пугают, не дают остановиться. Или же, напротив, хотят, чтоб дозорная припала к земле, где её нагонит тварь.

Аргеферет сделала вдох и снова пустилась в бег. Но не к лагерю, а к сестре.

Изматывающая погоня затягивалась и давала о себе знать. И дозорная начала уставать.

— Мне нужны щиты, — прошептала она, поравнявшись с Цитифур, и побежала по дуге в сторону лагеря, уводя за собой настырную тварь. Хватит ли у сестры сил? Должно. Но мешкать не стоит в любом случае.

Собравшись для рывка, дозорная на мгновение сбавила ход, сделала глубокий вдох и помчалась, что было сил. В боку закололо, чего не было уж очень давно. Перед женщиной вспучивалась земля, и из неё, раздвигая мелкие камни и клочья травы, вырывались, словно подпружиненные, огромные листья лопухов, кои создавали заслон, и даже нестройная вереница выстрелов из мушкетов и пистолей не смогла пробить зелёную броню.

Дозорная бежала, и оказавшись почти у самого края пепельной границы, выждала момент и пустила стрелу. Девчонка стояла за пришлыми. Она была открыта, и промахнуться невозможно, но когда Аргеферет вернулась к спасительному пологу леса и выглянула, посмотреть на результат, то обомлела. Стрела не достигла цели, а словно уткнулась в воздух, как в подушку, и теперь медленно оседала под ноги пришлому. Тому самому, которого хотели взять в плен.

— Что? — не веря глазам, выдавила из себя перворождённая. — О, Древо, почему так?

Женщина с силой ударила кулаком по дереву и обратила взор в небо, словно в поисках подсказок или помощи. Было больно от обиды. Столько сил и впустую.

А потом глянула на реку. Остался единственный путь: крепость из повозок, щитов и вкопанных в землю кольев открыта со стороны воды…

Хозяин Хрустальной Речки стоял по колено в воде с едкой ухмылкой на лице. На ладони лежал серебряный листик. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как два отряда чужаков изматывали друг друга. Давно здесь не было подобного зрелища. Обычно просто маркитантки, ночующие у костра и набирающие воду. Он выбирал девок покрасивее, подкрадывался и, смотря от того, какой настрой был на душе, одних пугал внезапным появлением, других тискал за прелести. Девки, конечно, пугались, даже когда просто тискал, но терпели.

А сейчас были редкие гости с севера и ещё более редкие пришлые. И ни те ни другие не отмечены сенью Небесной Пары. К тому же людишки оскорбили его. Оттого было вдвойне приятнее смотреть, как одни сбились в плотный строй, а парочка других, не имея возможности передохнуть, набрасывались, как хищная скопа на рыбу. Кто-то же из них победит. И лучше уж чужачки, отмеченные Древом. А то чужаки слишком уж наглые, мало того. Что подарков не принесли, так ещё проявляют неслыханную дерзость: караси́н разлили и прочей гадостью грозились.

Кстати, а что такое бетон.

Хозяин усмехнулся и поискал взглядом пришлого, а потом прикрыл глаза и прошептал: «бетон».

Это сложно, отнимет много сил и не всегда даётся, но с другой стороны, человек не имеет знаков светлых богов, и не нужно спрашивать у них разрешения или ломиться через заслон. Зато можно просто подсмотреть или хотя бы почуять опасности. Многие так делают.

«Бетон».

Дмитрий напряжённо вглядывался в ночную тьму, держа в руках чугунную палочку, настроенную на силовое поле. А там, во мраке вспыхивала и гасла зелёная шпага, словно у киношных джедаев. И слово «бетон», возникшее в голове, казалось чужеродным, сказанным не им. Вот не думал он сейчас о бетоне. Совсем.

Но слово уходить не собиралось. Оно повторилось ещё раз, но уже с нажимом. И тогда голова поплыла, словно от стакана самогона, выпитого залпом.

Капитан неуверенно огляделся, вдруг кому сейчас тоже нехорошо, но нет. Все следили за боем во мраке.

— Осторожнее! — заорал прапор, когда леса со спринтерской скоростью выскочила человекоподобная тень, быстро приближаясь к людям. И перед тенью мгновенно вырастали большие лопухи.

Тень проскочила всего в десяти шагах от светораздела, и в воздухе возникла стрела, остановленная силовым полем. А палочка моргнула оранжевым, намекая, что следующий выстрел станет последним, а затем у прибора сядет аккумулятор.

«Бетон», — с ещё бо́льшим давлением на голову вспыхнуло внутри черепной коробки. Можно было сопротивляться и сосредотачиваться на неведомых врагах, но капитан слишком устал и пустил мысли на самотёк. Ощущение было, словно вот-вот провалишься в сон, но никак не получалось уснуть.

Голова поплыла совсем уж неприлично, а вместе с ней перед глазами замелькали картинки, похожие на обрывки сновидений или дерьмовый набор изображений в исполнении нейросети.

Шершавый мешок с цементом, от которого веяло тяжестью.

Громадная и грязная бетономешалка с вращающейся ёмкостью.

Безликие люди с лопатами.

Забивающая сваи машина, от которой доносилось мерное «чак-чак-чак», и бетонная свая, медленно, но верно уходящая в грунт.

Большой бетонный мост.

С лица хозяина реки медленно сползла улыбка, сменившись угрюмой физиономией.

Пришлые не шутили, когда говорили про мост за полдня.

Когда же из памяти пришлого возник образ громадной плотины, перегородившей широкую, как море, реку, мальчугану стало нехорошо.

Божок выпустил человека из своей хватки и стал ходить вдоль берега туда-сюда, поднимая холодные брызги. А мысли побежали вперёд хозяина.

Если умрут, придут другие. Они подумают, что речка тоже виновата. Он же светлый, но не помог. Будут мстить.

— Сами виноваты! — вслух прокричал божок и пнул волны. — Я здесь самый-самый. Вы должны меня любить!

Слова потонули в грохоте ружейных выстрелов. Запахло пороховым дымом.

— Вы! Это вы виноваты! — закричал во всё горло божок. Он уже не ходил, а метался, как рыбий малёк, вспугнутый чьей-то тенью. — Вы сами пришли, сами и разбирайтесь, кто из вас виноват!

А если будут мстить? Перегородят реку? Зальют бочками караси́на?

Божок вытер потёкшие по лицу слёзы отчаяния и обиды. Он сел у самого берега спиной к людям и поглядел на подарок перворождённых, а потом вскочил и вытянул в сторону людей серебряный листик.

— Почему нельзя было сделать, как они? Просто подарок! Почему нельзя было бросить в воду серебряную монетку? Или хотя бы сказать, какой я хороший⁈ А северянки даже воду поцеловали!

Люди не ответили, громко перекрикиваясь между собой, им не было дела до хозяина реки. А среди деревьев бегало дитя Древа, тоже не обращая внимания на мальчишку.

— Я же хороший, — прошептал божок и снова сел на прибрежные камни, закрывая лицо руками. Из-под пальцев потекли обильные слёзы, которых не было сил сдерживать. Плечи когда-то утонувшего в речке мальчика сотрясались в плаче. На них упал весь груз страха и одиночества, скопившегося за долгие столетия.

Божок всхлипнул и подобрал колени, обхватывая их руками.

А если будут мстить, он же совсем умрёт или превратится в неказистую тварь, как духи болот.

— Ну почему так? — прошептал божок, а когда услышал тихие всплески и почувствовал живое прикосновение к своей реке, поднял зарёванные глаза. То была дитя Древа, которая попыталось под покровом тьмы пробраться к лагерю с краю.

Мальчуган глянул на серебряный листик, а потом размахнулся и швырнул его на берег.

— Я здесь ни при чём! Без меня решайте! — заорал он, срывая голос.

Перворождённая подскочила на месте, поняв, что её вот-вот выдадут, и бросилась назад.