– Нет. Но если вы будете защищать мои интересы так же, как защищали бы свои, может быть, когда-нибудь…

– Я собираюсь жить очень долго. – Макс посмотрел на Еву. – И где мне предстоит работать?

– Там, где буду находиться я. И продолжать делать все то, что вы делали для меня в последние две недели.

– Мальчик на побегушках, – констатировал Макс.

– Нет. Вам надо будет следить за тем, что происходит вокруг меня. Следить за окружающими, давать мне советы, проверять контракты, которые я подписываю. Не давать обвести меня вокруг пальца…

– Значит, еще и наемный убийца, – усмехнулся Макс.

Ева нахмурилась.

– Одним словом, будем считать, что я возглавлю отдел «Поди-подай».

Ева откинула голову и засмеялась глубоким, неотразимым смехом.

– И не переставать удивлять меня, – закончила она, отсмеявшись.

– Рад, что кому-то мои шутки кажутся забавными.

– Я буду платить вам двадцать пять тысяч долларов в год, – закончила Ева.

– И только за то, что я умею быть забавным! Кажется, меня можно считать самым высокооплачиваемым комиком в бизнесе.

– Вот так я стал тем, кем являюсь сейчас, – проговорил Макс, обращаясь к Алекс. – Наступит день, когда я должен буду остановиться и понять, кем же именно.

Начав работать у Евы, он обнаружил, что его хозяйка очень точно знает, чем займется в ближайшее время и сколько может отвести дней на то или на другое дело. Из Италии они полетели в Нью-Йорк, где Ева отправилась в родовой особняк Бингхэмов, а Макс в это же самое время пошел на Малберри-стрит в небольшой итальянский ресторанчик, которым владел его отец. Там он родился – младший ребенок в семье, где, кроме него, было еще три девочки и три мальчика. Макс пришел, чтобы рассказать семье о своей неожиданной удаче.

В нью-йоркском отделении компании Евы Черни ему отвели небольшой кабинет.

– В общем-то «гардероб», – рассказывал он родным, – но с телефоном и пепельницей. Правда, я не могу там курить – мадам не переносит дыма: это может испортить цвет кожи, – так что мне приходится курить в окно. А я нахожусь на сороковом этаже. И мне надо быть настороже, чтобы не вывалиться, когда начинает звенеть звонок.

– Звонок? – переспросила его старшая сестра Грациелла.

– Швейцар звонит, когда мадам входит в здание. Это означает, что начинается шмон.

– Ну прямо как в армии, – заметил отец.

– Надеюсь, что она будет тебе хорошо платить, – сказала с надеждой мать.

– Хватит на все и про все, – не вдаваясь в подробности ответил Макс.

– А как же твоя собственная адвокатская контора? – снова спросила мать.

– Если я покручусь в ее конторе годика два, то мне не составит никакого труда завести свое дело.

Тогда он еще не догадывался о том, что «годика два» обернуться двумя десятилетиями. Зато сразу понял, что князь Дино ди Марчези приехал в Нью-Йорк, затем, чтобы занять свободное место рядом с Евой.

Мадам пришла к выводу, что князь – лучший спутник для нее, какого только можно себе представить. Обаятельный, неотразимый – правда, не столь обаятельный, как Макс, – он великолепно танцевал и всегда был к услугам Евы. Ему неизменно удавалось заказывать лучшие столики, лучшие места, где бы они ни были, и он никогда не требовал к себе внимания, если Ева погружалась в работу. Иной раз она не пускала его дальше гостиной в своем трехэтажном доме, у южной части центрального парка. В присутствии Дино она не испытывала возбуждения, которое ее охватывало при общении с тем же Максом Фабиани. Это казалось ей странным. На нее он действовал скорее расслабляюще. Если ей не хотелось никуда выходить, он тоже с удовольствием оставался дома. Если ей вдруг требовались компания, шум, суета – он с радостью устремлялся в круговерть жизни. Любое ее желание становилось для него законом. Более того, он научился угадывать их и предупреждать. И к тому же, как сразу отметил Макс, он представлял собой великолепный образчик «la bella figura» итальянской старины.

«А почему бы и нет?» – решила наконец Ева. Прошел почти год. Она не собирается жить в одиночестве. И лучше Дино ей никого не найти. Благодаря ему она поднимется еще на одну ступень выше. Бингхэмы считают себя представителями старой нью-йоркской аристократии. Но род Дино ди Марчези уходит корнями на семьсот лет в прошлое – среди его потомков есть Папа и два кардинала. Макс по этому поводу выразился так: «Это все равно, что иметь прапрадедушкой Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона – троюродным братом, а Бенджамина Франклина – дядюшкой по линии матери». Стать княгиней? Княгиня ди Марчези? Звучит шикарно. «Тогда почему бы нет?» – снова спросила она себя. Это сделала Элен Рубинштейн и Элизабет Арден. Этот князь, конечно, обойдется ей в копеечку, но она сумеет установить контроль над его расходами. У него будет определенная сумма на развлечения, но не более того.

По словам Макса – а Макс всегда оказывался прав в своих утверждениях, – Дино станет заводить женщин, но ему придется устраивать это все таким образом, чтобы ничто не вылезало наружу и не давало повода к сплетням и пересудам. Да, он весьма дорогой мужчина, но с его именем и с его титулом она добьется в тысячу раз больше, чем затратит на его содержание. Только надо продумать, как его держать в узде.

После Рождественских праздников они улетели в Рио, где Ева открывала салон. Князь болтался в одиночестве, но прежде чем он успел остановить взгляд на черноглазой красотке, которая делала ему маникюр, они уже оказались в Буэнос-Айресе, где он слегка простудился и вынужден был провести в постели несколько дней. Он уже крепко сидел на крючке, когда они вернулись в Нью-Йорк и Ева отправилась навестить сына. Дино даже не поморщился, когда Кристофер пнул его в колено и сказал, что никогда не полюбит его.

А затем вместе с огромным багажом, сыном, няней и Максом они вернулись в Швейцарию. Там князь залег в постель и проспал несколько часов кряду. Проснулся он свежим, съел прекрасный завтрак, а затем подошел к спальной комнате Евы с букетом красных роз – как она и предполагала. Ева зарылась лицом в душистый букет и увидела сапфировое кольцо, которое шло в ход в тех случаях, когда мужчины из рода ди Марчези собирались обручиться. Она приняла его и, указав на огромную пустую постель, покрытую шелковым покрывалом, сказала:

– Садись или ложись, если хочешь, мы обсудим с тобой все детали…

Швейцария, 1988

Всем, кто считал, что Макс – единственный человек, который заранее знает и угадывает, чего хочет и что собирается сделать Ева, он отвечал: «Это все равно, что пытаться бежать впереди поезда. У вас есть такое желание?» Тем не менее, несомненно, Макс был единственным, кто мог повлиять на нее, снести все ее капризы, взбрыки, непредсказуемые выверты с тактом, с чувством юмора и, казалось, без раздражения. Единственный человек, которого она все время старалась держать поблизости от себя. Быть может, потому, что он сразу понял, насколько важно в отношениях с Евой быть обязательным. К тому же, это было очень важно, Макс не боялся ее. Вскоре после его поступления на работу она стала доверять ему во всем. Он знал о ней очень многое, но все это держал при себе. Поэтому Еву не покидало ощущение безопасности рядом с ним – она убедилась, что он не даст ей зайти слишком далеко. Он мог говорить с ней холодновато-сдержанным тоном, иронически откликаясь: «Да, Ваше Императорское Величество. Нет, Ваше Императорское Величество. Поцелуйте меня в задницу, Ваше Императорское Величество», Ева не могла сдержать усмешки, и опасное напряжение тотчас спадало.

Он оказался прекрасным менеджером, чтобы и себя отличить в жизни, и компании послужить, он выучил и подготовил дюжину молодых людей, перепоручая им выполнение тех дел, которыми уже не мог заниматься сам в силу занятости более серьезными делами.

Людей, которые следили за работой раскинувшейся во все стороны империи и которых он сам оберегал от взбрыков Евы. Когда она вдруг обрушивалась на кого-нибудь из них по ничтожному поводу и требовала немедленного увольнения, Макс отправлял этого человека с глаз долой. Пройдет время, он знал, и Ева непременно спросит, куда делся этот человек: «Как нелепо… Почему ты уволил «как-его-там-зовут»? Надо было бы сначала посоветоваться со мной». И тогда Макс извлекал нужного ему человека из тихой гавани, и снова все шло как прежде. Ева доверяла Максу как самой себе, как палочке-выручалочке, никогда не задумываясь над тем, сколько часов и усилий потребуется ему, чтобы сотворить чудо. Именно Ева изменила его имя: