Меня часто спрашивают, как я снимаю и монтирую свои картины. На самом деле единого рецепта нет. Каждый фильм — это совершенно другая история. И «сценарий» тут не столь важен. Я без колебаний переделываю его прямо посреди съёмок, если чувствую, порой инстинктивно, что это необходимо. Иногда я могу полностью изменить сюжет, диалог, обстановку буквально за минуту до того, как включится камера. Люблю импровизировать.
Монтаж — это особенно важная часть кинопроизводства. Поэтому я предпочитаю держать руку на пульсе и сам монтирую свои фильмы. Большую часть времени я просто стараюсь расположить все кадры так, чтобы результат отражал те идеи, которые я держал в голове, произнося «мотор!». И все же монтаж — дело очень трудоёмкое и кропотливое.
«Джем-сейшн», прекрасный документальный фильм режиссёра Макото Синодзаки, снят в стиле пиратской передачи, которая втайне от киностудий показывает «творческую кухню» Такегии Китано. Его метод работы напоминает джазовую джем-сейшн: каждый участник съёмочной группы, от актёров до техников, привносит что-то свое, а Китано координирует, оставляя при этом простор для неожиданностей и прислушиваясь к тем, с кем работает. Это чувство импровизации появилось у него во время работы на телевидении.
К слову, о монтаже: я получил огромное удовольствие, работая во французском журнале «Кайе дю синема» над проектом «Ciné-manga» (игра слов: cinéma (кино, фр.) + manga (комиксы, яп.)), получившим поддержку стилиста Аньес Б. Это был занимательный опыт. Журнал предложил мне придумать четыре сцены, а потом прокомментировать их, как будто в процессе создания сюрреалистического произведения.
Мне бы очень хотелось снова поработать с Кэном Такакура, актёром, которого я глубоко уважаю. В 1985 году мы вместе снимались в японской картине «Демон». Когда я учился в университете, Кэн уже был очень популярен. Его часто можно было видеть на афишах фильмов про якудза. Если бы мне выпал такой шанс, я бы отдал ему важную роль главаря банды. В 1960 — 1970-е он был настоящим кумиром, актёром первого плана. Кэн всегда говорил: «Не звони мне! Только если что-то очень срочное!» Часто мне так хочется позвонить ему, поговорить. Тогда я набираю его номер, дохожу до последней цифры и... вместо восьмёрки нажимаю ноль. Я не решаюсь его побеспокоить.
Начинающая звезда — это, на мой взгляд, юный Тайти Саотомэ. Настоящий гений. Он ещё совсем молод, но обладает огромным талантом. Прекрасный танцор, потрясающий актёр. Он блистал в «Затойчи», когда ему было всего десять, а потом в «Такешиз» — в тринадцать! Впервые он вышел на сцену в четыре года. Уже тогда он сыграл во множестве мюзиклов. Я предрекаю ему большое будущее. Мне известно, что голливудские агенты интересуются им и следят за его творчеством. Я бы хотел как можно скорее привезти его в Нью-Йорк, чтобы он открыл для себя Бродвей, послушал рэп, научился танцевать хип-хоп. Когда я пригласил его в свою передачу «Каждый может стать Пикассо», внимание к нему в Японии резко возросло. В театрах Асакуса, в частности в театре Мама Сайто, он всегда собирает полные залы.
Последние несколько лет в Японии снимают по четыре-пять сотен фильмов в год, считая многосерийные телефильмы. Кажется, это рекорд двадцатилетия. Многих такие цифры радуют. Но только не меня! Потому что количество не гарантирует качества. Если Япония вдруг начала выпускать сотни фильмов, это ещё не значит, что киноиндустрия сейчас на подъёме. Разве эти фильмы, с плохими сценариями и плохими актёрами, плохо снятые, абсолютно бездарные, пустые, без сюжета и, в конце концов, без малейшего смысла, смогут пробудить наш кинематограф от летаргического сна? Если не считать работ нескольких талантливых режиссёров, как, например, Такаси Миикэ, японское кино в последнее время меня совершенно не радует.
Возьмем, к примеру, корейский или китайский кинематограф: какая удивительная мощь! А наш, по соседству, почти неизбежно стремится к упадку. И эта катастрофическая ситуация, похоже, совершенно не волнует наших политиков, которые до сих пор не осознали масштабов кризиса.
Корейский кинематограф поднялся до своего нынешнего уровня прежде всего потому, что в этой стране — кстати, как и во Франции, — существует настоящее Министерство культуры, которое активно и толково поддерживает работников кино и всю национальную киноиндустрию. В Южной Корее как минимум треть фильмов, выходящих в прокат, должна быть произведена в самой Корее и затрагивать местные проблемы. Можно это осудить, а можно поразмыслить над тем, что в такой, безусловно протекционистской, мере есть и свои плюсы. В любом случае, результат налицо — корейское кино полно сил, потому что государство активно поддерживает своих режиссёров и продюсеров.
Для меня лично очень важно, как мои фильмы принимают в Азии. Японское кино давно стало терять свои позиции. Если не брать в расчет популярный жанр аниме — например, произведения великого Хаяо Миядзаки, — влияние японского кино уже далеко не то, что было двадцать, тридцать, сорок лет назад. Кроме того, как ни странно, мы жалуемся на плохую посещаемость в кинотеатрах и при этом поднимаем цену на билет до тысячи восьмисот иен, тогда как скачать фильм из Интернета можно раз в пять дешевле. Такая политика бессмысленна в условиях рынка, когда культура продаётся по дешёвке в любом комбини[25] за углом.
А ведь уже в 1960-е годы великий режиссёр Акира Куросава был обеспокоен кризисом японского кино и сомнительным уровнем нашей киноиндустрии. В частности, Куросава утверждал, что наши фильмы зачастую слишком «упрощённы», в них не хватает «начинки». Возможно, он говорил о том, что в Японии называют «ваби-саби». Это духовное, эстетическое понятие, обозначающее особую форму красоты, безыскусной до утончённости...
И правда, в японской культуре присутствует тяга к иррациональному, к понятиям, которые не вписываются в западную логику. Основные принципы японской сдержанности, этикета — как правильно есть, пить, смотреть, открывать и закрывать бумажные двери сёдзё, садиться за стол или на циновку татами — сложились к концу XII века... К вопросу о традициях — мне кажется, японское государство совершенно не интересуется миром искусства и почти не оказывает поддержку его представителям.
Со своей стороны я стараюсь внести свою скромную лепту, делаю что могу, чтобы вдохнуть новую жизнь в наш кинематограф, посодействовать его возрождению.
Вы будете смеяться, но когда-то меня выгнали из Университета Мэйдзи за то, что я не мог усидеть на лекциях, а теперь, почти тридцать лет спустя, его ректор вручил мне диплом.
О том, что церемония состоится 7 сентября 2004 года, даже сообщили на интернет-сайте университета. Я стал первым бывшим студентом, который не окончил вуз, но получил диплом в качестве «Свидетельства особой признательности Университета Мэйдзи». И это ещё не всё. Мне даже вручили «Награду за особые заслуги». Представляете? Невероятно, правда? Руководство университета решило, что благодаря мне возрос престиж их заведения и в Японии, и во всём мире.
Позже, в 2005 году, администрация Токийского университета изящных искусств, расположенного в Иокогаме, предложила мне стать сэнсэем (профессором). Какое остроумное предложение! И кому — мне, который так и не закончил учебу. Я просто умирал от смеха. Бот так поворот судьбы! В конце концов я согласился, и в возрасте пятидесяти восьми лет, 1 апреля 2005 года (в год, когда я стал дедушкой), приступил к обязанностям профессора университета. С огромным удовольствием я прочёл очень оживлённый курс лекций десятку аспирантов, которые должны были стать режиссёрами будущего. И все же порой я спрашивал себя, хороший ли из меня преподаватель...
