Я просто диву давалась, с какой горячностью, с какой страстной убежденностью Чиж развивал понравившуюся ему версию. Все, что так или иначе не подходило под нее, вызывало в нем скрытую ярость. Он был готов закрыть глаза на одни обстоятельства и выпятить другие, лишь бы пасьянс сошелся и победителя наградили тульским пряником.

— О чем вы думаете, Алиса?

— О том, что опасно идти на поводу у своих теорий. Вы были бы бичом убойного отдела, Чиж. Вы засадили бы за решетку сотню невинных — и только из-за того, что их имя рифмовалось с названием ботинок, которые носила жертва. Или с маркой пива, которое жертва пила за полчаса до смерти… А все потому, что вы — хренов эстет.

— Разве плохо быть эстетом? — оскорбился Чиж. — Разве ваша Аглая не была эстеткой?!

— Красота схемы еще не гарантирует ее истинности!

— Да ладно, бросьте на меня рычать.

— Я не рычу.

— А кто же тогда рычит?..

Теперь и я услышала этот тихий вибрирующий звук. Он приближался. Он не предвещал ничего хорошего, он заставил кровь в жилах свернуться калачиком и заледенеть, а сердце — шлепнуться прямиком в желудок. Прямо на остатки бурятского фуршета.

— Что это? — шепотом спросила я у Чижа, хотя уже знала что.

Собаки.

Собаки, готовые отомстить за лесных братьев Доржо и Дугаржапа.

— Не оборачивайтесь. — Чиж не произнес этого, нет: он просто беззвучно пошевелил губами. — Не оборачивайтесь.

Но я и не собиралась оборачиваться. Одного вида Пети Чижа мне хватило с лихвой: его мягкий и податливый хохолок распушился венецианским веером, ресницы встали дыбом, а вместо рта теперь зияла впадина.

— Они? — почти теряя сознание, пролепетала я. Справиться со словом “собаки” мне так и не удалось.

Чиж прикрыл глаза и тотчас же открыл их, что могло означать только одно: собаки, кто же еще, ну вот и прошвырнулись, а ведь я был хорошим оператором, и всегда одалживал страждущим десятку на пиво, и собирал монеты арабских стран, и читал Марио Варгас Льосу в подлиннике, и с формулой дезоксикортикостерона справлялся как будьте-нате!.. А теперь, через минуту-другую, вся эта груда человеческих достоинств, прикрытая жилеткой, превратится в суповой набор для волкодавов!..

— Не оборачивайтесь, — просипел Чиж.

— Сколько их?

— Понятия не имею… У меня в глазах двоится.

— Где они?

— Метрах в пятнадцати… Теперь уже в десяти…

— Что будем делать?

Чиж ухватил меня за край полушубка и стал потихоньку подтягивать к себе.

. — Может быть, они нас не тронут… Может быть, они признают одежду…

Что ж, бурятские тулупчики дадут нам выигрыш во времени: минуты две, не больше; этого доблестным улзутуевским доберманам вполне хватит, чтобы вспороть овчинку и добраться до наших с Чижом красных кровяных телец.

— Жаль, что мы познакомились так поздно! — В минуту сильных душевных потрясений я, как всегда, порола несусветную чушь.

— Мне тоже жаль. — Чиж по части глупости мог составить мне достойную конкуренцию. — Обещай, что, если эти твари нас не разорвут, ты как-нибудь со мной пообедаешь…

— А я думала, ты предложишь мне стать твоей женой…

— Моей вдовой! — Голос Чижа поднялся до высот ультразвука.

— Дела обстоят так плохо? — Я все-таки не выдержала и обернулась.

Дела обстояли не просто плохо. Дела обстояли из рук вон. Черные собаки с янтарными волчьими глазами сжимали вокруг нас кольцо. Самым недвусмысленным образом.

— Может быть, разобьем окно? — задала я риторический вопрос. В кухонное оконце могла пролезть только кошка, и то — не всякая. Разве что какая-нибудь поджарая сиамская самочка. Разжиревшим кастратам породы невская маскарадная и двуногим придуркам вход строго воспрещен!..

— О чем ты говоришь! Какое окно! Гадить место преступления я не позволю!

— Отлично! Собаки будут просто счастливы! Собаки будут аплодировать твоим гражданским чувствам!

— Ты хорошо бегаешь? — спросил Чиж, и в руке его что-то звякнуло. Это была металлическая цепочка, которая до этого покоилась в кармане тулупа Доржо (или Дугаржапа). Более наивного оружия и придумать было невозможно!..

— Понятия не имею… Последний раз я бегала за своим мужем. Это было лет пять назад.

— Ты замужем?

— За своим бывшим мужем…

— Плевать. — Было совершенно непонятно, к чему именно относится последняя реплика: к моим спринтерским возможностям или к эпопее с Бывшим. — Говорят, в экстремальных ситуациях в людях открываются невиданные способности…

— Мне что-то не хочется их открывать.

— Хочешь, чтобы они тебя сожрали?

— Не хочу.

— Тогда сделаем так. Сейчас ты побежишь к дому.

— А ты?..

Неужели он останется один на один с острыми, как кинжалы, зубами доберманов? Неужели он останется и принесет себя в жертву? В жертву малознакомой мамзельке сомнительной внешности и сомнительной репутации… С которой познакомился всего лишь несколько часов назад? А если бы на моем месте был кто-нибудь другой? Толстуха Минна, например? Или язвительная Tea?.. Или кривое зеркало правоохранительных органов Софья Сафьянова? Вот если бы речь шла о секси-Дашке… Но даже тогда это трудно было бы понять… А может, он просто благородный человек и в его груди бьется великодушное и отчаянно храброе сердце?.. О, Чиж прекрасный! Всю свою жизнь я искала идеального мужчину, но все они, как правило, образовывали трогательную спайку со словом “мудачина”!.. И вот теперь… Вот теперь…

— А ты? — прошептала я почти влюбленно.

— Побегу вместе с тобой. На счет “три”. И не оборачивайся. Положимся на удачу.

"Три” случилось так же неожиданно, как случились чертовы собаки. Я слегка подзадержалась на старте и на счет “четыре”, “пять” и “шесть” могла лицезреть только спину Чижа. Он несся впереди меня, подбрасывая худой зад и размахивая руками. Он даже ни разу не оглянулся, подлец, самая удачная иллюстрация к слову “мудачина”! Впрочем, я тоже ни разу не оглянулась. Собаки были совсем близко, я ощущала их испепеляющее дыхание своими лопатками. Кажется, одна из них ухватила меня зубами за подошву. Или за край тулупа?..

Подгоняемая злобными тварями, я показала вполне приличное время. И даже, не оборачиваясь, бросила в собак цепочкой — точно такой же, какая была у Чижа. До сих пор она лежала в кармане и не подавала признаков жизни. Ничего не скажешь, близнецами-братьями были не только Доржо и Дугаржап, близнецами были и их вещи.

Но Чиж!..

Чиж бил все рекорды, включая мировые и олимпийские. Когда я вывернула из-за угла и на всех парах понеслась ко входу в дом, он уже топтался там. И отчаянно дергал за ручку двери. А потом принялся биться в равнодушное витражное стекло всем телом.

— Закрыто! — заорал он страшным голосом.

После этого душераздирающего вопля последовала автоматная очередь из самой отборной площадной брани.

И в ту же секунду я услышала треск: одна из собак вырвала клок из моего тулупа. По тому, как легко кусок овчины отделился от материнского лона, стало ясно: проблем с мясцом новопреставившейся Алисы Зданович у собак не будет. Да, черт возьми, по сравнению с тем, что меня ожидает в ближайшие несколько секунд, смерть Аглаи можно считать подарком из рождественского носка!..

Но толком попрощаться с жизнью не удалось.

Чиж самым волшебным образом справился с дверью и в самый последний момент за шиворот втащил меня в дом. И щелкнул замком.

Добрых пять минут мы, тяжело дыша, лежали голова к голове и прислушивались к вою и яростному царапанью за дубовой обшивкой двери.

— Что случилось? — спросила я.

— Дверь была закрыта… Но я точно помню, что не закрывал ее. Значит…

— Значит?

— Значит, ее закрыл кто-то другой!.. Кто-то, кто хотел, чтобы мы остались на улице и чтобы собаки нами пообедали.

Удивительная прозорливость!..

— Поужинали, — поправила я.

— Какая разница!

— Как ты открыл ее?

Чиж победительно рассмеялся и продемонстрировал мне ключ.

— Вот он, наш золотой ключик! Лежал в кармане. Я в самую последнюю минуту догадался. Поройся, может, и у тебя есть что-то подобное.