Во Франции опыт показал, какие неудобства и опасности происходят оттого, что число зрителей равняется или превосходит число членов собрания. Правда, эти неудобства можно было бы предотвратить строгими полицейскими мерами; однако, чем больше лиц присутствует в собрании, тем труднее содержать полицию в достаточном количестве. К тому же есть люди, увлекающиеся минутной популярностью; они стали бы обращать большее внимание на аудиторию, чем на собрание и развивали бы свое красноречие во вред самому предмету. При распределении мест следовало бы назначить одну трибуну для стенографов, другую – для молодых людей, изучающих законы, третью – для тех должностных лиц, присутствие которых может быть полезно. Кроме того, надо предоставить в распоряжение президента запасные места для послов и вообще иностранцев, так как это может служить к славе нации. Кипеас уехал из Рима, проникнутый редким уважением к Сенату; его значительно меньше поразила вся роскошь персидского двора.

Что же касается мест на трибуне, предназначенной для публики, то они должны быть платными. Такой порядок наиболее благоприятен принципу равенства. Если предоставить занимать места первым встречным, то при этом могут произойти всевозможные беспорядки, вследствие торжества грубой силы[20]. Галерея будет наполнена зрителями, не способными воспользоваться прениями и много теряющими от прекращения своих работ. Отсутствие воспитания будет побуждать их вмешиваться в дела собрания и вредить ходу прений одобрительными возгласами или ропотом.

Если распоряжение местами находилось бы в руках правительства, то его непременно обвинили бы в пристрастии или дурных намерениях. Говорили бы, что министры нарочно наполняют здание своими приверженцами, чтобы стеснить свободное обсуждение дела и т. д.

Поводы к неудовольствиям могут быть устранены, если билеты для допущения посторонней публики будут отдаваться самим членам собрания; в таком порядке я вижу одно лишь неудобство: это ограничит прерогативы гласности, превратить общее право в личную милость, и таким образом принцип равенства будет нарушен[21].

Плата за вход соединяет в себе все преимущества; правда, и эта мера не совершенна, но только она одна справедлива и целесообразна, так как с установлением ее правильно оценивается удовольствие, доставляемое посещением парламентской аудитории; вместе с тем она может, до некоторой степени, обеспечить приличный состав зрителей. Я сознаю, что этот способ не вполне благороден, но облагородить его может целесообразное употребление вырученных денег.

Могут ли быть в собрание допущены женщины? Нет. Я долго колебался и взвешивал доводы за и против: мне было неприятно допустить отстранение женщин, так как такая мера кажется на первый взгляд несправедливой и даже указывает как бы на презрение к женскому полу. Но опасаться женщин разве значит их презирать? Их отстранение от собрания, где должно царствовать одно только спокойное и холодное рассуждение, указывает, наоборот, на признание их влияния, и это не может оскорбить женской гордости.

Соблазны красноречия и насмешек опасны в политическом собрании. Допустите женщин, и вы придадите новую силу этим соблазнам! Перед таким судом, драматическим и страстным, истинный мудрец может получить репутацию скучного рассказчика. Все страсти связаны между собой и разжигают одна другую. Будут произносить речи только для того, чтобы нравиться, а лучший способ понравиться женской чувствительности – это выказать душу, охваченную волнением и энтузиазмом. Все будет иметь экзальтированный тон, блестящий или трагический. Всюду будут стремиться к движению и картинности. Надо будет говорить о свободе в лирическом стиле и воспевать гимны таким событиям, которые требуют лишь хладнокровия. Цениться будут только сила и смелость, т. е. неосторожные мнения и чрезвычайные меры.

В Англии, где женщины имеют так мало влияния на политическую работу, где они так мало стремятся входить в дела, где оба пола обыкновенно быстро расходятся даже после семейных обедов, не позволяют женщинам присутствовать при парламентских прениях; их по опыту исключили из палаты общин. Заметили, что их присутствие придавало совещаниям особый характер, – господствовало чувство самолюбия; ораторы слишком горячо нападали на личности и слишком многое принимали в жертву тщеславию и остроумию.

Формула – это образец того, что в каждом данном случае должно быть сказано лицом, которому предписано выразить словами нечто определенное. Нельзя установить заранее, какие формулы нужны собранию. Их может понадобиться больше или меньше, в зависимости от состава собрания, от количества членов, от свойства их полномочий.

Необходимо, например, чтобы президент собирал голоса всегда одинаковым способом, пользуясь одними и теми же выражениями, чтобы члены собрания употребляли одинаковые термины для представления предложений, для требования о пользовании своими правами и т. д.

Все, что в формулах является лишним – вредно. Ясность и краткость – вот их существенные качества. Украшать формулы, во вред точности, значит их обезображивать.

Формулы не только сокращают время, они препятствуют двусмысленности и, главное, предупреждают споры. В Англии королевская санкция всегда выражается теми же словами: король этого?; если же он отвергает билль, формула отказа также установлена: король подумает.

Юридические формулы вполне заслужили тот упрек, который делается им почти повсюду: это – то, что они одновременно неясны и растянуты, т. е. грешат с одной стороны пропусками, с другой – роскошью выражений. Их растянутость легко объясняется во всех тех случаях, когда юристы находили в наборе слов предлог для того, чтобы стать нужными людьми и оценивать свои услуги более дорого. Когда фискальный дух проник в судопроизводство, то стали торговать словами, придали формулам больше объема, чтобы извлечь из них большую выгоду. В некоторых случаях считали, что следует увеличивать количество слов пропорционально важности предмета. Находили, что выразить серьезное дело в двух-трех словах, значит не отнестись к нему с должным вниманием. Это – ошибка глупцов. Великие мысли передаются одним штрихом.

По установлении хороших правил следует принять меры к облегчению их исполнения и знакомства с ними, так как закон только постольку действителен, поскольку он известен.

Регламент собрания должен быть изложен на доске, заметен со всех концов залы и помещен рядом с президентов. Если содержание регламента не помещается на одну доску, нужно увеличить их количество, но все самое существенное должно быть помещено на главной доске.

В каждом политическом собрании, как для защиты, так и для нападения, постоянно ссылаются на правила. Нарушение их поглощает много времени, исправление – тоже. Для некоторой части собрания правила всегда будут неизвестны. Члены новички с ними плохо знакомы, да и самые опытные ветераны не имеют их в уме постоянно. По крайней мере, таково положение вещей в британском парламенте, и к тому же дело не может обстоять иначе, потому что правила не только не находятся перед глазами членов парламента, но существуют только в традициях, и на страже их стоит лишь ненадежная память.

Слишком малая доска не будет отвечать цели. Большая по необходимости служит предметом изучения во все времена, когда внимание членов не занято чем-либо иным. Малейшее нарушение регламента делается заметным: вследствие этого, ошибки становятся редкими, так как никто не нарушит правила, когда нельзя этого сделать безнаказанно, когда имеют перед глазами карательный закон и вместе с тем трибунал, который немедленно судит.

Судопроизводство, которое обыкновенно идет черепашьим шагом, в этом деле будет быстро, как молния. Общие законы, как бы искусно их не распространяли в народе, никогда не достигнут всеобщей известности, но специальные законы, составленные для собрания, могут быть всегда на виду, причем сделать это просто и легко. В Англии не существует ни одного клуба, который бы не имел своего регламента, вывешенного в зале, вот тут-то невольно приходит в голову грустная мысль, что степень мудрости в ведении человеческих дел бывает часто обратно пропорциональна степени их важности. Правительствам надо сделать большой шаг вперед, прежде чем они достигнут в управлении общественными делами той осторожности, с которой люди обыкновенно действуют в частных делах.