Наконец, я готова. Сумка на плече, телефон снят с зарядного устройства, беру ключи и выхожу.

Лок сидит на борту кузова моего грузовика. У него в руках здоровенный сук от древа, которым он играет в перетягивание каната со своей лошадиного размера собакой. Он поднимает палку и держит ее над головой, чтобы собака не достала. Выглядит забавно хотя бы потому, что эта огромная собака может запросто подняться на задние лапы и схватить палку без особых усилий. Лок смеется, отскакивает от задней двери и, отпихивая собаку, машет палкой, а затем отбегает на несколько шагов, пытаясь удержать палку вне досягаемости. Но опять же, эта псина первым прыжком покрывает добрые два метра, а следующий позволяет ей ухватиться за палку и завладеть ею.

Забавно, и я не могу удержаться от смеха.

— У тебя чертовски большая собака.

— Да, не маленькая, — соглашается он, поднимая палку.

— Как ее зовут?

— Юта.

Собака подтаскивает палку к ногам Лока, а затем садится и ждет.

— Юта... иди, поздоровайся!

Юта наклоняет голову, следя за протянутой рукой Лока, и потом подходит. Охренеть, как страшно. Несмотря на явно приветливое поведение, когда на вас прыгает животное такого размера, это страшно. Она подходит, останавливается, поднимается и кладет лапы мне на плечи. Ей приходится наклониться, чтобы лизнуть меня в лицо. Я пытаюсь оттолкнуть ее, но это не так-то просто. Собака очевидно решила зализать меня до смерти.

— Юта! Отойди от меня! — смеюсь я.

И она тут же убирает с меня свои лапы и садится у ног. Ее морда достает мне до живота.

Я вытираю лицо.

— Итак. Каков план?

Лок швыряет ветку через дорогу, и Юта прыгает за ней. Спугнув кролика, засевшего в кустах, Юта несется за ним. На мой взгляд, у кролика мало шансов.

Кажется, Лок только что заметил, в каком виде я вышла из дома.

— Черт возьми, девочка, — он выпрямляется, расправляет плечи и, прищурившись, подступает ближе.

Я делаю шаг назад. В его глазах такая страсть, такой голод, что меня накрывает с головой.

— Хватит на меня так смотреть.

— Как я могу не смотреть на тебя, когда ты так выглядишь? — рычит он, останавливаясь в шаге от меня и не отводя своего взгляда.

Ну, не рычит. Скорее, мурлычет. В голосе и словах нет угрозы, только... обещание.

Я дрожу.

Или это трепет?

Я прохожу мимо него и делаю вид, что могу нормально дышать. Притворяюсь, что это не у меня полнейший сумбур в мыслях и эмоциях. Рывком открываю дверь грузовика, вставляю ключ в замок зажигания и пытаюсь запустить двигатель.

И, черт побери, он заводится с первой попытки.

Я слышу скрежет когтей по металлу, поворачиваюсь и вижу Юту. Она запрыгивает в кузов, дает три круга вокруг себя и ложится, укладывая морду на лапы. Лок усаживается рядом со мной. У меня небольшая машина. Одно сиденье, отсутствие консоли, старая, порванная в некоторых местах кожаная обшивка и две выцветшие потертые пряжки ремней безопасности.

Он занимает всю кабину. Переполняет ее, если честно. Широкие плечи, бедра, обтянутые джинсами, поношенные походные ботинки. На этот раз он причесан, но все еще выглядит, как дикарь. Эти его волосы — почти до плеч, густые и волнистые. И эта борода. Иисусе! Он ее расчесал, и мне кажется, от нее идет какой-то хвойный древесный запах. Не резкий. На самом деле, наоборот.

Двигатель звучит по-другому. Мерно. Даже певуче. Так еще и завелся с первого раза. Я переключаю передачу и задом сдаю на дорогу, а потом смотрю на Лока.

— Что еще ты отремонтировал?

Он опускает окно, высовывает руку, и, не глядя на меня, пожимает плечами.

— Я только сказал им починить ее. Не знаю, что они сделали.

— Вранье.

Теперь он смотрит на меня.

— Ты злишься.

— Не люблю быть кому-то должной.

— Ты мне ничего не должна. Проклятье, ты никогда мне не будешь ничего должна, — Лок говорит это с какой-то яростью. Слишком резко. Очень странно. Затем, кажется, понимает это и делает глубокий вдох, чтобы начать снова, уже спокойнее: — Стартер. Ремень привода. Топливный шланг. Тормоза... что еще? Думаю, все. О, нет, еще свечи зажигания.

Я резко вдыхаю. Механик мне так и говорил, и все это означало почти новый двигатель. У меня не было денег, чтобы исправить это сразу, а в последние несколько недель просто не было времени. Я знаю, сколько это стоит, потому что мне называли цену.

— Лок... это большие деньги, — я с трудом сглатываю. — Как тебе удалось это провернуть так быстро?

— Вчера вечером я его отбуксировал в автосервис. Как только ты ушла, я вызвал эвакуатор и механика. Просто сказал исправить все, что нужно исправить. Они работали допоздна и, наверное, доделали рано утром.

— Я верну тебе деньги. Это слишком дорого.

Он впивается в меня взглядом.

— Черт бы тебя побрал.

— Мне ни хрена не нужны подачки, Лок. Я не нуждаюсь в твоей помощи или твоих деньгах, и не собираюсь трахаться с тобой только потому, что ты был так со мной любезен.

— Не потому, что был любезен, нет. Но ты сделаешь это, — он снова мурлычет.

Я ударяю ногой по педали тормоза.

— Знаешь, что? Выметайся из моей машины, — мы резко тормозим, пыль летит через открытые окна. — Спасибо, что починил ее, было очень любезно, но совершенно излишне. До свидания, Лахлан Монтгомери.

— Эй, я просто...

— Ты не шутил, так что не пытайся подмазаться ко мне. Это может сработать с барными шлюхами — все эти мурлыканья и улыбочки. Но не со мной, нет. Так что убирайся.

— Улыбочки и мурлыканье? — он приподнимает бровь. — Тебе кажется, что я мурлыкал?

Со стоном я закрываю лицо руками.

— Господи. Ты не понял намека, да? УБИРАЙСЯ!

Он удерживает на мне долгий взгляд, и так тяжело противостоять песням Сирен в этих сине-зеленых глазах, но... Так или иначе, мне это удается.

Так или иначе.

И он выходит. Затем щелкает пальцами.

— Юта, давай, девочка. Пойдем, прогуляемся.

К счастью, собака тут же выскакивает из кузова и бежит к Локу, виляя хвостом с абсолютно довольным видом. Боже, как хорошо быть собакой.

Я смотрю, как они уходят.

Он это заслужил.

Плюс, прогнала я его еще и потому, что все эти улыбочки и мурлыканья все-таки работают на мне. Это меня бесит, выводит из себя, но одновременно смущает и вызывает легкий трепет в животе.

Дорога прямая, как стрела, на несколько добрых километров вперед, и я наблюдаю, как мужчина и собака медленно уходят прочь.

Но черт возьми.

Проклятье.

Я не могу позволить им уйти просто так. Там чертовски жарко.

— Найл, черт тебя дери, что ты делаешь? — спрашиваю я себя, заводя грузовик и следуя за ними.

Что я делаю?

Не имею ни малейшего понятия.

Господи, я мудак. Абсолютно полный придурок высшего разряда. Я клеился к ней. Многократно. Открыто. Нагло. И что хуже всего — грубо. Не потому, что ты добивался ее внимания. Но ты хотел этого. Кто говорит подобные слова кому-то, тем более… ей?

Я здесь, чтобы объяснить, почему я здесь, а не клеиться к ней.

Это проблема, потому как на самом деле я сам не знаю, почему нахожусь здесь.

Когда я остановился, чтобы помочь ей отогнать машину, то, естественно, понятия не имел, кто она такая. Просто маленькая женщина, пытающаяся сдвинуть огромный грузовик. Я мудак, придурок, скотина, ленивый бездельник, подлец, плейбой, ни на что не годное, испорченное, богатенькое отродье. Но я могу быть джентльменом. У меня есть некоторые смягчающие обстоятельства.

Она выглядела такой хрупкой в этих гребаных зеленых штанах и проклятом белом халате, толкая свой тридцатилетний пикап — во всяком случае, пыталась толкать, но безуспешно. Ей сигналили, но никто не помог. Движение на дороге затруднилось, если это вообще возможно в этом Мухосранске.